Страница 27 из 38
Мы часто останавливались, беседовали с бойцами. Настроение у ребят боевое. Но начальник училища справедливо считает, что одним моральным духом врага не остановишь. Он дотошно проверяет готовность кировцев к отражению противника, не гнушается посмотреть стрелковые карточки, поинтересоваться тем, достаточно ли широк сектор обстрела.
Во второй половине дня мы возвращаемся. По дороге Герасим Васильевич говорит: – Пожалуй, я слишком придирчив стал. Наверное, зря лейтенанту выговор объявил. Полковник, необыкновенно человеколюбивый, добрый, был искренне расстроен, когда у одного из командиров взводов обнаружил неисправный пулемет.
– Знаешь, комиссар, – продолжает начальник училища, – в курсантах я уверен. Не дрогнут. Но нельзя же голыми руками! Что сегодня у Кузнецова? Две пушки и два пульвзвода на двенадцать километров фронта!
Поскорее бы обещанный артдивизион прислали. – Задумался, потом спросил: – Комиссар, а сколько у нас коммунистов и комсомольцев?
– Тысяча двести девяносто два! – ответил я.
– Выстоим! Обязаны выстоять! – На переносице Герасима Васильевича появилась упрямая складка. Он прибавил шаг…
В шестой роте, докладывали мне, комсомольское собрание завершилось пением “Интернационала”.
Секретарь партийной комиссии сообщил, что на 11 июля в парторганизации рот и батальонов поступило от курсантов и командиров около 200 заявлений с просьбой принять их в партийные ряды. Вот оно, политикоморальное состояние кировцев накануне решающих боев!»[159]
Ленинград. Смольный
Маркиан Михайлович Попов, генерал-лейтенант, командующий Северного фронта
«Прибывший в Ленинград главнокомандующий Северо-Западным направлением Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов вызвал меня в Смольный. Захватил необходимые материалы и отправился на доклад.
В кабинете Ворошилова кроме члена Военного совета А. А. Жданова и начальника штаба направления генерала М. В. Захарова находился представитель Северо-Западного фронта. После взаимных приветствий маршал приказал доложить ему обстановку. Выслушав меня, а затем товарища с Северо-Западного фронта, Ворошилов уточнил ряд вопросов и стал изучать оперативную карту.
Он сделал несколько замечаний относительно прикрытия флангов и совершенно неожиданно для меня приказал 70-ю, 237-ю стрелковые дивизии и 21-ю танковую, которые мы с большим трудом и даже риском сняли с северного участка и направили на Лужский рубеж, немедленно передать Северо-Западному фронту. Его решение было окончательным. И, как я понял, не обсуждалось ни с членом Военного совета, ни с начальником штаба направления. Мне оставалось собрать документы и, получив разрешение, отправиться в штаб фронта.
Дорогой, размышляя над решением маршала, я несколько успокоился. Положение у генерала П. П. Собенникова, принявшего накануне командование Северо-Западным фронтом, было трудным. Почти все его дивизии вели тяжелейшие оборонительные бои от самой границы, были сильно ослаблены. Еще хуже обстояли дела с боевой техникой. Фронт фактически не имел своей авиации, и мы вынуждены были выделить ему часть наших тоже не весьма крупных сил.
Вернувшись к себе, я поручил штабу изыскать возможности для усиления Лужской оперативной группы, увеличить плотность инженерных заграждений, а сам немедленно выехал в штаб группы, чтобы на месте внести необходимые поправки в организацию обороны. С генералом К. П. Пядышевым и его штабом мы всесторонне обсудили сложившуюся ситуацию и пришли к единому мнению: увеличить назначенные войскам участки обороны».[160]
Приведя эту выдержку из воспоминаний Попова, Кринов никак не комментирует ее. Тем не менее, в свете рассматриваемых нами событий она вдруг приобретает неожиданно важное значение. В сборнике «Оборона Ленинграда» опубликован другой фрагмент из воспоминаний Маркиана Михайловича.
«5 июля фашисты захватили Остров и стремительно продвигались к Пскову, имея в голове своего клина 2 корпуса 4-й танковой группы. Наступили очень тревожные дни. Лужская оборонительная полоса, работы на которой начались только несколько дней назад, совершенно не была готова. Дивизии народного ополчения, предназначенные для обороны этой полосы, еще формировались и не прошли даже элементарного обучения и сколачивания. В этой обстановке Военный совет решил снять с петрозаводского направления единственную там резервную 237-ю дивизию, а с Карельского перешейка резерв фронта – 78-ю сд и две танковые дивизии 10-го мехкорпуса из резерва командующего 23-й армией и направить их на лужское направление. Эти меры значительно ослабляли наш северный участок и поэтому были нежелательными и крайне рискованными. Но другого выхода из создавшегося положения у нас не было.
10 июля Государственный Комитет Обороны принял решение об образовании трех главных командований. Северный и Северо-Западный фронты объединялись главкомом Северо-Западного направления К. Е. Ворошиловым и членом Военного совета А. А. Ждановым. К. Е. Ворошилов немедленно прибыл в Ленинград с небольшим штабом, возглавлявшимся генералом М. В. Захаровым. Вскоре, к нашему большому огорчению, главком приказал обе стрелковые дивизии и одну танковую, снятые нами с северного участка и направленные на лужское направление, передать Северо-Западному фронту. Это его решение не обсуждалось на Военном совете и поэтому было для нас совершенно неожиданным. Мне пришлось поручить штабу изыскивать еще какие-либо возможности для усиления Лужской оперативной группы, а самому немедленно выехать туда с тем, чтобы внести необходимые поправки в организацию обороны. После всестороннего обсуждения с К. П. Пядышевым и его штабом был найден только один выход из положения – растянуть соответственно участки обороны имеющихся войск (с учетом подходящих ДНО), конечно, до разумных пределов, а на менее важных направлениях ограничиться наблюдением небольшими отрядами.
Я просил К. П. Пядышева, расставаясь с ним, все перегруппировки произвести как можно быстрее и оперативнее, так как между Псковом и рекой Плюссой никаких войск, кроме отходящих в беспорядке разрозненных групп Северо-Западного фронта, нет, а особенно полагаться на успешное сопротивление наших войск в предполье нельзя».[161]
Таким образом получается, что прибывший в Ленинград новый главнокомандующий Ворошилов, не входя в частности, сразу же бросил выкроенные для занятия позиций на Лужском рубеже обороны подразделения в топку отступающего фронта, вероятно, рассчитывая этим выиграть немного времени, потребного ему для более полного освоения обстановки.
В результате образовались еще более растянутые участки обороны и – откровенная дыра в Поречье.
Также фрагментарно приводит Кринов и воспоминания главкома ВВС.
Александр Александрович Новиков, генерал-майор авиации, командующий ВВС фронта
«Вечером 11 июля я встретился с начальником разведотдела фронта комбригом Евстигнеевым. Из разговора с ним узнал, что на правом фланге Лужской оперативной группы складывается тревожная обстановка (и узнал, что правый фланг Лужской оперативной группы мы не успели подготовить к обороне…)
– Командующий фронтом требует точные сведения о противнике. А где их взять в такой обстановке? – говорил Петр Петрович. – В направлении на Гдов замечены какие-то танки, там же оказались 1-я и 56-я пехотные дивизии из 18-й армии. Почему они очутились в полосе 4-й танковой группы? Ведь 18-я армия наступает в Эстонии. Наша разведка этого объяснить не может, а пленных нет. А на правом фланге Пядышева почти голо: только курсанты пехотного училища да под Кингисеппом одна стрелковая дивизия. 2-я дивизия народного ополчения еще в эшелонах, на подходе. Попову все это не нравится, да и мне, признаться. Откуда там танки и чьи они? Твои летчики ничего подозрительного в районе Гдова не замечали? – с надеждой спросил меня Евстигнеев.
159
Кринов, СС. 24–26.
160
Кринов, СС. 22–23.
161
Оборона Ленинграда, СС. 48–50.