Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 23



В Израиле мне было комфортно. Постоянная угроза войны предполагала, что нужно оставаться настороже, в жизни присутствовал элемент хорошо знакомой мне напряженности. Я работала и занималась баскетболом, но когда в конце лета выяснилось, что, не будучи еврейкой, я не могу участвовать в соревнованиях, я уехала, чтобы начать новый баскетбольный сезон дома.

С исчезновением отца из нашей жизни власть взял на себя Вим, который сразу же стал командовать. Мы вновь оказались «дома», и я в очередной раз занялась своим спасением от диктатуры. Разговор с криминальной полицией тридцать пять лет спустя стал печальным свидетельством того, что у меня это так и не получилось.

Никому в нашей семье не удалось избавиться от прошлого.

Я вернулась к дому на Ээрсте Эгелантиерсдварстраат и заглянула в окно, чтобы посмотреть, изменилось ли что-то с тех пор. Но все выглядело точно так же, как и раньше. Дверь открылась.

– Вы кого-то ищете? – дружелюбно спросил молодой человек. – Вы так внимательно все разглядываете.

– Ах, извините. Я просто осматриваюсь, мое детство прошло в этом доме.

– Как замечательно. Зайдете на минутку?

Зайти? Сама мысль заставила меня содрогнуться.

– Нет, спасибо. Очень любезно с вашей стороны, но мне пора. Пока! – торопливо ответила я. Ноги моей не будет в этом доме, в этой колыбели ужаса.

Я вернулась к машине. Прежде всего надо было заняться маминой проблемой. Я послала Виму эсэмэску: «Чайку попьем?» «Ок, через полчаса» – последовал ответ.

Мы не любили обсуждать места по телефону – это давало возможность отправить туда группу наружного наблюдения и отследить встречу. Поэтому мы использовали кодовые обозначения – например, «попить чайку» означало встретиться рядом с моим офисом в кофейне ресторана «Гуммбар».

Вим приехал на своем скутере. Он был одет во все черное, как обычно, а вид у него был сердитый и обиженный.

– Совсем сдурела! – начал он с места в карьер. – Собственного ребенка не хочет регистрировать! Охренеть! И что мне теперь делать?

– Вим, послушай меня. Успокойся. Нашей маме под восемьдесят. Если ты зарегистрируешься у нее, у нее могут опять начаться обыски или будут проблемы с жилищным кооперативом. Мама не выдержит стресса.

– Да ладно, а мне-то что делать? Эгоистка гребаная! Надо что-то придумывать, иначе…

– Да, мы что-нибудь придумаем.

Я постаралась успокоить его, и мы продолжили разговор. А потом нашелся адрес, который явно лучше подходил для регистрации, чем мамин. Когда Вим понял, что вопрос решается в его пользу, он, как обычно в таких случаях, мгновенно успокоился.

После встречи с Вимом я села в машину и сразу же набрала маме.

– Привет, мамуль.

– Здравствуй, дорогая.

– Все хорошо?

– Да.

– И у нас все в порядке. Собираешься перекусить?

– Прямо сейчас. Спасибо, милая.



– Пока, мамочка.

Это означало, что мамина проблема решена. Виму не нужно регистрироваться у нее. А я могла, наконец, приступать к своей работе.

Кор и Соня (1977)

Соня познакомилась с Кором у нас дома. Ей было шестнадцать, ему двадцать. Некоторое время они дружили, а потом у них начался роман. Отец не позволил бы этого, и они встречались тайком – либо у нас, когда Лысый был на работе, либо в других местах. Когда Соня забеременела, Кор порвал с другой своей подружкой, и они стали жить вместе.

Как и мама, Соня хотела быть домохозяйкой. Домохозяйками стремились стать все женщины из Йордаана. Работающую женщину жалели – по всей видимости, у нее совсем никчемный муж, неспособный содержать семью. Мерой качества супруга являлся его доход. Судьба Сони в качестве чьей-то жены была предопределена. Еще в детстве она научилась домашним делам – стирке, уборке и застиланию постелей. Этим ежедневно занималась на моих глазах мама. Это считалось неотъемлемой составляющей женственности. Еще одной составляющей была готовность к побоям.

Поэтому я с детства отказывалась от любых домашних дел, а сейчас впадаю в панику при виде корзины с грязным бельем, неубранной кухни или пыли в гостиной.

Умение вести домашнее хозяйство – сильно недооцененный навык. Я понимаю это каждый раз, когда вижу, как моя сестра магическим образом превращает в сияющий чистотой мрамор унылую грязную поверхность столешницы своего кухонного гарнитура. Или когда ее стараниями моя гостиная преобразуется из хламовника в иллюстрацию из журнала о дизайне интерьеров. Это профессия, и Соня ее любит.

Сонина жизнь вращалась вокруг Кора, которому был посвящен каждый ее день. У нее был хронический «Коронарный» синдром. На протяжении всей их совместной жизни Кор делал что хотел, рассказывая Соне далеко не все. На любые ее расспросы он реагировал с юмором: «Меньше знаешь – крепче спишь».

В глазах Сони это часто выглядело подозрительно. Она не возражала против общения с уголовниками, но хотела быть уверенной, что он ей не изменяет. И выслеживала Кора, как ищейка.

Часто Соня брала меня с собой, и иногда ей даже удавалось отыскать мужа в каком-то из городских борделей. Он отшучивался: все было по-честному, он же предупредил проститутку, что женат.

Кор был не из тех, кто посвящает жену во все подробности своей жизни. Ему было вполне достаточно того, что о нем заботятся. Рабочие вопросы обсуждаются с мужчинами, это дело не женское. И они не смогут проболтаться о том, чего не знают. Бабы – источник риска, особенно бабы с детьми. На них могут надавить легавые, и они расколются как миленькие. Особенно если им скажут, что их мужик завел кого-то на стороне. Нет, женщинам – ни слова. И Соня не была исключением. То, что произошло, стало для нас полнейшей неожиданностью.

Шел ноябрь 1983 года. Я только недавно вернулась из Израиля и проводила большую часть времени у Сони. Годом раньше, забеременев от Кора, она стала жить вместе с ним на улице Стаалместерслаан. В феврале 1983 года появилась на свет их очаровательная дочурка Фрэнсис.

Кор обожал свою малышку, но был безумно занят делами. Они с Вимом вкалывали сутками напролет, появляясь у Сони только чтобы перекусить и потискать Фрэнсис. Соня привыкла к этому – если Кор был в деле с Вимом, домой он появлялся только поесть и поспать. Обычно я ужинала у Сони и как-то раз встретила там Кора и Вима.

Мы сидели за столом, когда со словами «держи, это тебе» Вим выдал мне стодолларовую купюру. Что бы это значило? Вим мне что-то дарит? Он отродясь этого не делал, если не считать пары мягких игрушек с ярмарки. Вим не отличался щедростью. Его карманы были набиты деньгами, но не для нас. Мама могла надрываться, работая по чужим домам, но ему и в голову не приходило дать ей хоть немного денег. А тут он дает деньги мне. Сто долларов? С какой стати?

– Ты не заболел ли? – спросила я.

– Будешь выпендриваться – заберу назад, – отрезал он.

– Ни в коем случае. Теперь это мое. Спасибо, братишка!

Это показалось мне странным. Обычно это выглядело так: он доставал из кармана пачку денег и спрашивал «Нужны?», а получив мой утвердительный ответ, убирал обратно со словами «Тогда ищи работу!».

Что-то было не так. Должна была быть причина такой неожиданной щедрости в мой адрес.

Что именно было не так, выяснилось очень скоро.

Похищение Хайнекена (1983)

Новость была сенсационной: похищены Фредди Хайнекен и его водитель Эб Додерер. Хайнекен – человек, бывший для моего отца центром Вселенной. Он работал в компании «Хайнекен» больше четверти века, и каждый вечер я выслушивала рассказы о грандиозных идеях, которые он собирается предложить «Пивоварне». Сверхъестественная преданность отца компании вызывала чувство неловкости, но я разделяла его уважительное отношение к самому господину Хайнекену.

Я была потрясена. Они забрали даже его водителя – «вот ублюдки», как выразилась мама. Это было вне нашего понимания – похитить обычного работягу, простого человека, не богача.