Страница 11 из 22
И теперь спортсмены проверяют это на деле.
Глава 3
«Черт подери! Это так волнующе!»
Где-то в середине 2010-го доктор Лесли Шерлин находился в штаб-квартире Red Bull High Performance в Санта-Монике на встрече не с кем-нибудь, а с самим Энди Уолшем. Они обсуждали компанию Шерлина – тогда она называлась Neurotopia, а теперь SenseLabs, – работавшую над применением тренировок с ЭЭГ профессиональными спортсменами.
– Значит, – подводил итог Уолш, – если у меня есть человек, функционирующий очень плохо, я могу помочь ему стать здоровым или нормальным, что бы ни значило это слово?
– Всё верно, – кивнул Шерлин.
– Хорошо, хорошо. Но в таком случае, что вы можете сделать для того, кто уже функционирует на высоком уровне? Можно ли его сделать еще лучше?
Эта мысль даже не приходила в голову Шерлина. Нет способа узнать ответ на этот вопрос наверняка, но Уолш может быть первым человеком в спорте, а может и во всем мире, кто задумался о том, чтобы использовать ЭЭГ иначе: не только как мощный инструмент лечения, но и как способ поднять уровень производительности организма. Шерлин сказал Уолшу, что не знает, сработает ли этот подход, но если Уолш согласен рискнуть, он тоже хочет попробовать.
Трехэтажное офисное здание SenseLabs располагается посреди офисного центра в центре города, окруженного выжженной аризонской пустыней; Шерлин, проживающий и работающий в Месе, производит впечатление задумчивого человека, у него обритая наголо голова и телосложение бегуна.
Шерлин наткнулся на эту работу еще в колледже. После периода бесплодных мечтаний о карьере музыканта и смены нескольких образовательных программ бакалавриата он очутился в сфере психологии и обнаружил, что его сильно увлекает программа под названием «Биологические основы поведения», из которой он узнал, почему люди действуют, чувствуют и думают так, а не иначе и как это связано с их мозговой активностью. Как выражается он сам, «теперь люди могут перестать вести эти битвы не там, где надо».
Когда Шерлин познакомился с Уолшем в 2010 году, он знал о кое-каких исследованиях, связанных с ЭЭГ и спортсменами, и о том, что некоторые ребята по стране пытались опробовать эти методы на практике.
– Но по большей части эта работа была всё той же спортивной психологией, – говорит он. – Упор на производительность не делался.
Вскоре после той судьбоносной встречи Шерлин установил оборудование для ЭЭГ – похожее на то, что стоит в офисе Картье, – в лаборатории Red Bull по исследованию производительности. Шапочка, компьютер, большой монитор, вот это всё. Одним из заговорщиков, помогавших ему в этом проекте, был доктор Майкл Джервейс.
Шерлин нервничал. Научные исследования, которые он вел после защиты диссертации, были связаны со спортивной психологией, и в процессе этой работы он обнаружил, что заставить спортсменов хотя бы заговорить о работе их мозга практически невозможно. А сейчас, когда не было даже достаточного количества данных, чтобы начать гадать, способна ли ЭЭГ помочь спортсменам или нет, Шерлину и Уолшу нужно было сначала убедить этих напуганных мужчин и женщин не только в необходимости начать говорить о работе разума, но и в том, что для исследования нужно в буквальном смысле подключить их мозг к компьютеру. Трудно представить себе что-то более странное и пугающее, чем подобное вторжение в столь глубоко личное пространство.
Но Шерлин сильно недооценил готовность спортсменов опробовать почти что угодно, лишь бы стать хоть немного лучше, и ему даже показалось, что в грубой телесности процесса они находили что-то привлекательное. Возьмем, к примеру, олимпийского спринтера, с которым Шерлин работал – будем называть его Джоном. Он великолепно показывал себя на тренировках и второстепенных турнирах, но в больших соревнованиях «просто разваливался». Очевидно, что трудности Джона были ментального характера, но он не хотел ничего и слышать о психологии. Сама эта тема расстраивала его. Но когда Шерлин провел оценку его ЭЭГ, Джон счел это исследование величайшей находкой своей жизни. Он отнес отчет своему тренеру со словами: «Вот как работает мой мозг!»
Разумеется, отчет Шерлина показывал всё то, о чем тренер Джона пытался заставить его поговорить со спортивным психологом.
– Он будто говорил: «Я не буду рассуждать о том, что думаю или чувствую, но согласен поговорить о том, как работает мой мозг», – вспоминает Шерлин. – Несмотря на то, что это, по сути, одно и то же.
Когда Джервейс начал работать с «Сихокс», он познакомил их с Шерлином. Тренер «Сихокс» Пит Кэрролл, чрезвычайно заинтересованный вопросами работы разума, поспособствовал этому. Шерлин провел оценку ЭЭГ всех членов команды. Результаты тестов тщательно засекречены, но есть все основания полагать, что они повлияли на приобретенную «орлами» в дальнейшем одержимость медитациями, осознанностью и другими практиками.
На «Сихокс» и многих других атлетов, с которыми работал Шерлин, сильно повлияло одно то, что ЭЭГ давала им возможность увидеть визуализацию работы их мозга.
– В простом факте соединения мозга и тела в единое целое видится реальная сила, – говорит Уолш. – А когда ты видишь свой мозг прямо перед собой, на экране ТВ, наступает мгновение из серии «Твою ж мать!» То, что я думаю, как чувствую и как действую, – всё это связано, и я вижу собственными глазами, как это работает».
Однако, когда спортсмены начали втягиваться в процесс, Шерлин, Джервейс и Уолш столкнулись с новой трудностью: поиском языка, который спортсмены могли бы понять. Шерлин брал результаты их ЭЭГ и говорил что-то вроде:
– Итак, у вас избыточная тета в задней латеральной части префронтальной коры. Это значит, что вероятнее всего в минуты сильного стресса вы не сможете принимать решения так же хорошо, как в обычном состоянии.
ДЖОН СЧЕЛ ЭТО ИССЛЕДОВАНИЕ ВЕЛИЧАЙШЕЙ НАХОДКОЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ. ОН ОТНЕС ОТЧЕТ СВОЕМУ ТРЕНЕРУ СО СЛОВАМИ: «ВОТ КАК РАБОТАЕТ МОЙ МОЗГ!»
– Да, да, это про меня! – восклицали спортсмены. – Точно, так и есть!
Потом они уходили с приема, и их жены, мужья или тренеры спрашивали:
– Ну, что ты выяснил?
А они отвечали:
– Я… я не знаю. Слишком много всякого, о чем-то где-то вот про это или про другое.
Они узнавали себя в том, что говорил им Шерлин, но не могли толком понять, что это значило или что можно сделать со всем этим.
– И тогда мы решили: надо это изменить, – заключает Шерлин.
Они разработали язык, который спортсмены понимали более интуитивно, начали использовать термины вроде длительности концентрации внимания, способности к концентрации, контроля импульса, способности к принятию решений.
В результате, даже несмотря на то что ЭЭГ работает с теми же фундаментальными психологическими аспектами жизни спортсмена, она не ощущается как нечто, имеющее отношение к спортивной психологии, и хотя технически она связана с чу-у-у-вствами, ее подход к ним можно емко выразить вопросом: «Как мой мозг сказывается на уровне моих выступлений?»
Данные, полученные с помощью ЭЭГ, отвязывают чувства от некой физической составляющей, по сути давая спортсменам возможность объективно оценивать и обсуждать свои эмоции. Они могут говорить о мозге точно так же, как говорят о своих мышцах. Шерлин говорит им: «Мозг это не мышца в прямом смысле слова, но ведет себя так же. Так как поживает ваш мозг? Как будем его тренировать? Как будем укреплять его?»
В 2008 году суперзвезда олимпийского пляжного волейбола Керри Уолш Дженнингс и ее партнерша по команде Мисти Мэй-Трейнор выиграли золото на летней Олимпиаде в Пекине. Для Уолш Дженнингс эта золотая медаль стала второй в карьере. Но потом, в 2009-м, ее жизнь, как она говорит, начала «рушиться на глазах». Она была замужем за волейболистом и беременна первым ребенком, но при этом постоянно находилась на грани, чувствовала себя рассеянной, иными словами – не была полноценной, лучшей версией себя. В результате этого они с мужем, по ее собственному признанию, «оказались в шаге от того, чтобы уйти друг от друга».