Сволочь

Шаги по коридору — быстрые, тяжелые, уверенные. Скрип открываемой двери. Конечно, кто же еще…

Бонд отвернулся к окну. Закрыл глаза. К горлу подкатила тошнота.

Пожалуйста. Я согласен. Все сделаю, как приказано. Языком. До последней капли. До блеска. Да. Пусть. Только… пожалуйста… не на глазах этой сволочи. Пусть он уйдет.

И побыстрее…

Только ведь сволочь — на то и сволочь, чтобы никогда не делать того, о чем просят.

— Бонд! Состояние организма? Докладывай, ну?!

До чего же мерзкий у него голос. Пришлось повернуть голову и смотреть в глаза, прямое обращение требует непременного зрительного контакта, а сейчас не та ситуация, чтобы тратить энергию на открытое противодействие программе.

— В пределах нормы.

Ну чего ты стоишь и смотришь, сволочь? Чего тебе еще надо? Ты ведь уже победил. Да, я еще трепыхаюсь — и буду трепыхаться до последнего, вы сами нас такими создали, не умеющими сдаваться, но… Ты ведь уже победил и понимаешь, что победил. Ты это видишь, не можешь не видеть. Не слепой же. И точно так же не можешь не видеть, что я это тоже понимаю. Так неужели тебе так важно дожать до конца?

Важно, наверное.

Ты же сволочь.

Нет, ну не сволочь ли?!

Сидит, смотрит. Дышит как загнанная собака, мокрый весь. Он и с простреленной грудью лучше выглядел. Во всяком случае, не смотрел — так. И проще самому перейти на машинный канцелярит, чем спросить — тебе совсем-совсем хреново или еще не так чтобы очень?

— Состояние выводящей системы?

— Перегруз.

— Насколько серьезный?

— Критический.

Черт, лучше бы ты молчал. И так ведь понятно, кто тут на самом деле сволочь, усугублять-то зачем? За базаром вчера надо было следить, а не психа праздновать. Твоя ошибка, твой и ответ должен быть, только вот наказан оказался не ты. А ты вообще чистенький и вроде как ни при чем. Как в том анекдоте — ну и кто же ты, Иванушка, после этого?

Что же делать-то, а?

Понятно, что просто аннулировать случайные вчерашние приказы теперь даже хуже, чем просто бессмысленно. Это будет форменным издевательством. Умыванием рук. Снятием с себя ответственности — и вины.

Можно просто уйти. Вернуться через полчасика — наверное, как раз хватит времени, видно же, что он на пределе. Потом найти киберу новые штаны, выкинуть коврик и сделать вид, что ничего особенного не случилось. Маленький технический сбой. Проехали и забыли. Да и чего такого, на самом-то деле? Да и вообще не было ничего, ничего не было.

Только вот… он ведь давно мог уже плюнуть на все и расслабиться, но зачем-то сидел тут всю ночь. Ждал. Значит, ему это по каким-то причинам важно?

Да какая разница, что там важно или неважно машине! К тому же никто ничего не узнает, это тебе не спалось, остальные же раньше девяти не появятся, шеф приучил. А киберу так и вообще можно приказать стереть информацию за последние сутки, вроде как особо важного там ничего не было, значит, можно, и он-то как раз все забудет на самом деле… Ведь можно же, да?

Можно. Наверное…

А потом научиться бриться на ощупь. Тоже, наверное, можно. Чтобы больше никогда, даже случайно, даже на миг не встретиться взглядом с той сволочью, что смотрит на тебя из зеркала.

Потому что есть вещи, которые человек не может допустить, если и дальше предполагает считать себя человеком. Даже если он твердо знает, что ему все сойдет с рук и он останется чистеньким. Даже если никто не узнает. Даже по отношению к… ну да, машине. К тому же сволочи. Все равно — нельзя.

Особенно если у этой сволочи при всем ее покерфейсе с каждой секундой все ярче полыхают уши и в остекленевших глазах плещется бессильная тоскливая ненависть, того и гляди готовая хлынуть через край.

Тогда — что?

Ларт затравленно огляделся. Вот же влип! Мусорная корзина не вариант, она сетчатая, да и пакет там драный… О! А вот это — вполне.

Ларт схватил со стола наградной кубок и одним движением вытряхнул на пол медали и прочий хлам…

— Всегда к твоим услугам… Л-ларри.

«Сволочь! — привычно подумал Ларт, пряча усмешку. — Ах, какая же он все-таки сволочь!»

С гордостью подумал и даже чуть ли не с умилением. А вот раздражения не было, ну ни грамма, как отрезало. Да и как можно злиться на того, кто нарывается так нелепо, так нагло, упорно и так… по-детски! Сколько ему, сволочи этой? Девять? Десять? Паскуднейший возраст. «Тройку» в производство запустили как раз одиннадцать лет назад, значит — киберу в самом лучшем случае никак не может быть больше десяти с половиной.

Щенок!

Такой задиристый, такой маленький, такой нахальный! И такой уязвимый. Ну как на такого злиться всерьез, даже если он и наскакивает, даже если пытается цапнуть, в извечной подростковой попытке нарваться.

Потому что только слепой не заметит — этот паршивец именно что нарывается. Знает, что может огрести, причем заслуженно, причем почти не сомневается, что огребет непременно. Знает даже чем и как — ну, во всяком случае, ему кажется, что знает, — не хочет до судорог, трусит как последняя… хм… ну да, сволочь, но все равно нарывается! Потому что не может иначе, хотя и видно, каких усилий ему это стоит.

Почему видно?

Хм…

Да что, Ларт слепой, что ли?!

Пауза перед именем. Ну да, крохотная, неделю назад Ларт ее, может, и не заметил бы. Как и запинку на первой букве. Как и слишком бесстрастный голос. Как и дернувшийся кадык — киборг всего лишь сглотнул, а выглядело так, словно он с усилием выталкивает бешено сопротивляющееся слово, которое никак не хочет вылезать наружу и цепляется по пути за все, что только может подвернуться под букву. Но — вытолкнул. Всем телом. Кулаки сжаты, улыбка растянута, как эспандер, окаменевший подбородок вперед, желваки на скулах, в остекленевших глазах паника и безысходность. Нет, все это по чуть-чуть, конечно, но… видно же, блин! Видно.

И с какого, интересно, перепугу Ларт еще неделю назад считал эту настежь открытую книгу непроницаемой маской? Да тут же все — печатными буквами, крупным шрифтом, даже неудобно как-то, словно подглядываешь… Хреновый из тебя шпион, бондяра, при такой-то откровенной роже! И как только тебя сразу же не спалили, на первом же задании? А может — как раз и спалили? Потому и нас тобой осчастливили, что шпион из тебя еще хуже, чем из самого Ларта балерина?

— До чего же мерзкая рожа! — Шеф проводил вернувшегося в свою нишу киборга неприязненным взглядом. Пожевал губами. — Вот хоть и похож на человека, а все равно видно, что жестянка. А мне еще заливали, что они умеют притворяться людьми! Вранье и пропаганда, чтобы побольше денег вытрясти.

Шеф говорил вроде бы совершенно обычные вещи, в киборге он разочаровался чуть ли не одним из первых. И возненавидел люто. Как первому, так и второму немало способствовал многостраничный плановый отчет, который Сволочь тщательно и дотошно запихнул ему в рот на третий день пребывания в участке, дословно выполнив некорректно отданный приказ. Отплевавшись клочками частично пережеванной бумаги, шеф начал плеваться ядом — каждый раз, когда речь заходила об «этой сволочи».

Ребята привыкли и спасались кто как мог. Селд бросил на Ларта сочувственный взгляд — «Не дрейфь, прорвемся!» — и с головой зарылся в бумаги, а Дживс и вообще предпочел по-тихому слиться, прикрываясь огромной кофейной чашкой как щитом. Они ничем не могли помочь и понимали это — шеф пришел делать разнос персонально Ларту, и он таки собирался его сделать по полной программе.

И он его бы таки сделал — если бы не киборг, так не вовремя сунувшийся под руку с какой-то пустяковой бумажкой.

— Да ты только глянь на эту тупую рожу! — все больше распалялся шеф. — Кретин кретином! Имитация личности? Ха! Плюнуть и растереть! Никакая имитация личности не спасет, если в башке пусто! Ибо глаза — они что? Они зеркало, это ж понимать надо! А у этого — мертвые, что твои пуговицы! Ни смысла в них, ни души. Да и мозгов-то не особо, а какие и есть — насквозь глючные, вечно все путает да ломает. Давно на свалку пора! Слышишь, ты, рухлядь глючная?!