Асимметрия

– Неа, – покачала она головой, – так говорил Харрис в фильме «Трое в лодке, не считая собаки».

Я смутился, но от слов не отрёкся.

– И всё-таки из Чехова. «Вишнёвый сад».

– Ты с ней не спорь, – посоветовал Синоптик. – У Таты было не самое счастливое детство: без бабушкиных пирожков и любимого щеночка, зато был папкин видак и море киношек на кассетах. Теперь она ходячий викицитатник: мечет крылатые выражения, как севрюга икру.

– Не слушай его, всё было не так, – засмеялась Тата. – У меня был щеночек, а вот кинотеатра и попкорна, как раз, не хватало. И видака не было. Зато однажды я увидела целую тонну кассет, выброшенных на помойку. Там были мультики, комедии, боевики, детективы, много чего интересного. И у меня возникла идея фикс: это добро отдавать в детские дома.

– Ага, кино и попкорн для сироток! Тата у нас мать Тереза: святая и предприимчивая!

– Ну да, – ничуть не смутилась Тата, – мне казалось это отличной мыслью. Я отвоевала у предков кладовку, забила доверху кассетами, а эти самые кассеты почему-то ни один приют брать не захотел. Вернее, у нас в Красносудженске приют всего один, на Белужке. Ну я пришла туда, а там у меня и спрашивают: «Девочка, а откуда ты знаешь, что на этих кассетах нет призывов к насилию и всякой запрещённой пропаганды?» Я честно говорю, что кассеты со свалки, я их даже не смотрела. Меня по-быстренькому развернули и отправили на все четыре стороны. Вот тогда-то папик подарил мне кассетный видик и сказал: доча, я придумал, что делать с этой горой никому не нужных фильмов.

– У тебя мировой батя! – сказал я. – И вы что, реально пересмотрели все фильмы?

– Ну, отец слился в первый вечер. Он, наверно, рассчитывал тайком посматривать порнушку, но там ничего такого не было.

– Да? Мой любимый фильм «Пока не сыграл в ящик».

– Порно? – уточнил Синоптик.

– Почему? Нет, комедия.

– Га-аа! Одно другому не помеха, особенно если это фестиваль любительской эротики или гей-порно.

– Синопа, ты псих озабоченный.

– Что ты, детка? Как можно такое говорить, после наших ночей в стиле буги? Я романтик, каких свет не видывал.

– Одно другому не помеха, – огрызнулась Тата и, громко чмокнув средний палец, отправила Синоптику.

– Обожаю тебя!

– Ким, я не смотрела этот фильм, – сказала Тата, улыбнувшись самой невинной, самой обезоруживающей на свете улыбкой.

– Её конёк – олдовые фильмы, преимущественно «мейд ин совок», – сказал Синоптик. – Погоняй её по советскому кинематографу, будешь обескуражен и сбит с толку количеством ненужных цитаток, накопившихся в ее прекрасной, кукольной головке.

– Попробуй! – предложила она и потёрла в предвкушении ладони.

– Давай! – я задумался. – Например… например… ага, вспомнил: например, фильм «Афоня». Там ещё Леонов снимался.

– Знаю, знаю! – радостно воскликнула Тата и хлопнула в ладоши. – Мать чесная, председатель месткома нашего пришел! Теперь весь вечер придется с ним танцевать…

– Ух ты! Ещё!

– Афанасий, – Тата попыталась сымитировать глуховатый и хриплый голос советского актёра Леонова, – да ты не волнуйся, я ведь к тебе ненадолго поселился. Михалыч из отпуска вернется, я к нему перееду…

– Попала! Прямо наша ситуация. Давай «Мимино».

– Так, – Тата наморщила лоб и тут же включилась в игру, сделала смешной грузинский акцент: – Валик-джан, я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся…

– Это легко! Это все знают!

– Что поделаешь, – пожала плечами Тата, – если фильм разобран на цитаты. Надо было давать посложнее.

– Голуби, я не мешаю ворковать? – Синоптик округлил глаза и выразительно посмотрел на Тату.

– Знаете что, Мими, – Тата сделала жест рукой, оттопырив большой палец и мизинец, будто говорила в телефон: – Катитесь-ка вы колбаской по Малой Спасской!

– Хватит!

– Ничего личного, Зимин! – улыбнулась Тата. – Это классика советского кино. Сам же предложил!

– Дура!

– Дебил! – Тата окаменела лицом в секунду, затем резко развернулась, скрипнув каблуками по кафелю, и зашагала к выходу.

– Если думаешь, что я побегу за тобой, красавица, – крикнул ей вслед Синоптик, – то ты сильно ошибаешься!

Но Тата не удостоила Синоптика ответом. Её каблуки зацокали по лестничной площадке и вскоре затихли.

– Как-то нехорошо получилось… – сказал я, снова чувствуя себя отчего-то виноватым.

– Строит из себя обиженную, – махнул рукой Синоптик. – Домой попёрлась. Ну и пусть! Ей и так уже пора.

– Надо проводить! – предложил я и быстро добавил, осёкшись: – Тебе.

– Она на машине, – беспечно махнул рукой Синоптик. – Дорогу знаёт. Доберётся!

– Так неправильно.

– Разберёмся без тебя, да? – огрызнулся Синоптик, но уже через мгновение засиял начищенною бляхой. – Слушай, сосед! А подкинь пятёру листов, а лучше косарь. На вкусное точево. Я отдам!

Тата была мгновенно им забыта, а всё внимание переключено на меня. Остаток времени до будильника я исполнял прихоти соседа, который сперва подъел остатки галет из моей тумбочки, а затем отправил гонцом за «полусантиметриком колбаски». Я послушно накинул куртку (что оставалось?) и заскользил по улице, окутанной предрассветной мглой. В ларьке набрал целый пакет еды: батон сырокопчёной колбасы, армянский лаваш, кисточку белого кишмиша, ломтик чеддера, томатные чипсы с луком и большую бутылку айрана.

– Захочешь ты мяса! А вот оно! – радовался Синоптик, с остервенением отгрызая от колбасного батона солидный ломоть.

Ещё через час мне пришлось бежать в аптеку за гасталом и боржоми. И следом: за ментоловыми сигаретами, которых лейтенанту Зимину неожиданно захотелось после утихомиренного недуга.

– Говорят, что ментол пагубно влияет на мужскую потенцию, – сказал Синоптик, чиркая зажигалкой и выдыхая бледно-синий дым. Первые две сигареты он честно курил на кухне, но умаявшись носиться между этажами, остался с третьей на кровати. – Наверно, поэтому их курят одни бабы. Ты сам-то, как думаешь?

– Я бы не переживал из-за ментола в табаке, – сказал я, зевая. – Сигарета не морковка, пользу по определению не несёт!

– Ёпта! Сигарета не морковка. Спасибо, кэп, учту!

Продираясь сквозь обилие циничной и нецензурной брани, я выслушал несколько десятков сальных анекдотов и пару историй из жизни, в том числе одну хвалебную оду в честь меховода из мабуты, то есть знакомого механика мотострелковой бригады. На пару с Синоптиком они как-то свинтили дефицитную ураловскую резину с двух «шишариков» – 66-ых «газиков» – и благополучно толкнули её на стороне за полцены.

– Вернее, как, – с азартом рассказывал сосед, – я просто стоял на фишке и следил, чтобы никто ничего не заметил, пока мабутянин справлялся с баллонным ключом. Когда оттаскивали шины за забор, чуть не нарвались на одного шакала, залётного прапора. Но этот мудак был в зюзю, так что лютовал по мере своих возможностей. Ползал там, на четвереньках, ему до нас было ровно полсекунды – до очередного рвотного позыва. Га-аа! Га-аа!

– А почему у тебя кликуха Синоптик?

– Не, – мотнул он головой, – в родном Воронеже для пацанов я Зи'ма, а Синоптиком Тата придумала называть. Сперва вроде в шутку, а потом как-то приклеилось.

Синоптик потянулся за остатками кисломолочного напитка, выплеснул содержимое бутылки в глотку и крякнул от удовольствия.

– При въезде в город видел башню с параболическими тарелками? Ну, такую разлинованную белыми и красными полосами. На мухомор похожа.

– Поездом я приехал. Кроме вокзала ничего не видел.

– Да не важно! – отмахнулся Синоптик. – Она на холме, её с железки тоже видно. Короче, это метеорологическая станция, стоит на балансе части. Раньше её обслуживал штат из четырех военнослужащих, а сейчас – красотень! – америкосовское оборудование, полная автоматика, весь фарш. Одного человека за глаза хватает, чтобы кнопочки нажимать. Искандер мне говорил, когда была реформа, ещё при Иванове, под это дело Москва деньги выделила большие. Ясен пень, воевода их попилил, а что? Я бы на его месте также сделал. Тут ведь главное что?