Златые горы

- Не будем усложнять себе жизнь: переспим друг с другом и расстанемся, - предложила горгона.

- Не получится. Я хочу вас сердцем, умом, душой и… - Риддл запнулся, ища приличную замену слову “член”. – Черт, да вы сами видите…

Пытаясь сгладить неловкость, он заговорил быстрее:

- Хоуп, я тоже могу дать вам все, о чем мечтаете: дом, брак, любимое дело, чайник тот несчастный, и вам не придется лгать, терять зрение и бояться, что вашего мужа хватит удар, если он случайно увидит змей у вас на голове. Просто, рискните.

- Том Риддл, Том Риддл, - он вздохнула и сама преодолела разделявшее их расстояние. - Звать замуж, даже не поцеловав, - очень не разумно. - Ее щеки горели, глаза блестели. Риддл тоже чувствовал жар крови, которая бежала по венам в том числе и к его лицу. - И кстати, говоря все это, я чувствую себя так, будто вешаюсь вам на шею, что между прочим унизительно. Давайте оставим будущее на завтра.

Хвала магии, Тому хватило ума, чтобы не тратить время на поиски ответа. Слова сейчас были не нужны.

Сначала они целовались как малышня, быстро касались губ и тут же отстранялись, заглядывали друг другу в глаза. И каждый раз Риддл боялся увидеть вместо теплого сияния холодное равнодушие. Но она не прятала свою душу, смотрела на него, хотела его, и Том стал смелее. Он привлек Хоуп к себе, пальцы левой руки, все еще полумертвые, вцепились в ткань блузки и потянули вверх. Поцелуи стали жаднее, и неловкости избежать не удалось. Они стукнулись зубами, Хоуп слишком сильно куснула его за нижнюю губу, Том, целуя ее шею, случайно задел тяжелую прядь на ощупь холодную. Горгона вздрогнула, но не оттолкнула. Тогда он снова дотронулся губами до ее волос, чуть поморщился, маскировочное зелье с запахом волнующим, как грех, на вкус было мыло мылом.

Край блузки выскользнул наружу, под ней обнаружился слой шелка. И если бы в тот момент у Риддла спросили, кого нужно навечно отправить в ад, он бы выпалил того, кто придумал нижнее белье.

Хоуп запрокинула голову назад, открывая шею, тихо застонала, сжав его плечи. Она боялась, что желание собьет ее с ног. Погладила его затылок, шею. Нежно. И это было странно. Как будто посреди веселой пьянки кто-то запел грустную песню о любви несчастной и вечной. Том оторвался от ее губ, правая рука замерла у нее на груди, левая прекратила бороться с гладким шелком. Он посмотрел на Хоуп, та ответила долгим ошалевшим взглядом. Зрачки расползлись на всю радужку, и скорее всего не будь Риддл змееустом он бы превратился в камень. Она позабыла о своей способности убивать, о прошлом, о планах, о расчетах и стала уязвимой, как ребенок.

Люблю. Том не произнес это вслух, но глаза выдали его мысли. Ее лицо исказилось, счастье было слишком большим и с непривычки причиняло боль. Хоуп подалась к Риддлу, впилась губами, затягивая в настоящий долгий поцелуй. Языки не хотели ласкаться, а лишь путались друг с другом, так обычно и бывает, когда телом движет жадность, которую подстегивает давний голод.

В голове шумели мысли. Приличия, вдолбленные еще чертовым приютом, твердили, что он должен высунуть руку у нее из под юбки. Но куда там, будто крепкая веревка тянула его ладонь все выше и выше. Шелк, полоска голой кожи и снова проклятый шелк. Пальцы нашли лазейку под край трусиков. Хоуп едва слышно вскрикнула от удивления, не от возмущения. Том вспомнил, другой возглас, его издал бродяга не ждавший от полудохлого наркомана удара ножом под ребра, и одернул руку.

Приличия заголосили громче, злорадно предсказывая, что он все испортит. Они требовали, чтобы Том перестал лапать ее как последнюю шлюху, марать влажными поцелуями. Они взвизгнули, так нельзя. Приличную женщину нужно отвести в спальню, дать раздеться, выключить свет, сделать все быстро молча, под одеялом. А он лишь пугает ее своей похотью.

- Не бойся, я не обижу тебя… обещаю, - прошептал Риддл, уткнувшись ей в шею.

- Я не боюсь, Том, с тобой я ничего не боюсь, - спокойный шепот коснулся его уха. И приличия заткнулись.

На лестнице было тихо, казалось, они одни не только в доме, а во всем мире, но Том знал свою судьбу. В любой момент она могла опомниться и вытащить из прохладной весенней ночи, из суматохи Белтейна, веселую компанию пьяных гуляк.

Обратный путь в квартиру был долог. 12 лестничных ступенек. Том и Хоуп спотыкались, останавливались, задевали то перила, то стену, один или два раза наступили друг другу на ноги, но ничего из этого не заставило их оторваться друг от друга. Они шатались как пьяные, и хотя пьяны они не были, удача благоволила неуклюжим любовникам и не дала им упасть. Ввалившись в прихожую, они едва не забыли захлопнуть за собой дверь. Удача все еще следовала за ними, иначе ничем не объяснишь, как Том умудрился обойти стоявшую в проходе горгулью. Он задел ногой каменное плечо и даже не заметил - пытался расстегнуть маленькие жемчужные пуговицы на блузке Хоуп. Пальцы слушались плохо, будто он целый час торчал на холоде без перчаток. Обиднее всего было то, что с пуговицами воевала не левая рука покусанная, а правая нормальная. Горгона управилась с его рубашкой намного ловчее, ладонь забралась под майку. Риддл ахнул. По животу побежали мурашки. Пуговица оторвалась и упала куда-то на пол. Она была последней.

В гостиной любовникам пришлось остановиться. Вся удача мира не помогла бы им преодолеть шаткий лабиринт, настолько странный, что он походил на произведение сумасшедший скульптора.

- И как теперь? – хрипло спросила Хоуп, задев кончиком носа его подбородок.

Риддл окинул затуманенным взглядом гостиную. Решение проблемы пришло быстро, как по щелчку выключателя.

- Полетаем. Не против?

Хоуп фыркнула и помотала головой.

Но Тому было легче сказать, чем сделать. Он привык к магии похожей на змею, всегда готовую к драке, и очень удивился, обнаружив нечто вроде кучи ласковых непослушных щенят. На его счастье невидимых и неощутимы. Иначе Хоуп окончательно убедилась бы, что связалась с ненормальным. Риддл попробовал выбросить из головы все постороннее, а так же непристойное и сосредоточиться на заклинании. Если бы Хоуп стояла чуть дальше, чары сплелись бы намного быстрее, но Том скорее откусил бы себе язык, чем попросил бы ее об этом. Ее щека потерлась о его щеку, бедра прижались к его паху, казалось, горгона нарочно старается сделать его задачу невыполнимой. Рука, замершая на ее пояснице, спустилась ниже, но тут Риддл был сам виноват - не удержался.

Заклинание он вспомнил по слогам, осталось сложить их в единое целое: Вергар… Отвлекла струйка пота, побежавшая по спине и заставила задаться вопросом: а почему ее кожа прохладнее, чем у него и сухая. Том зашипел, злясь на себя. Может к черту спальню? Он провел руками по ее телу и вдруг с болезненной ясностью понял, какая Хоуп худая, легкая, хрупкая.

- Хочешь, я наколдую чары на всякий случай, чтобы у тебя не было проблем после…

Это было весьма самоуверенное заявление для колдуна, которого заклинило на элементарной Левиосе.

- Люблю предусмотрительность, - Хоуп лукаво улыбнулась.

- А меня? – пересохшее горло с трудом вытолкнуло эти слова и тут же запросило пощады и немного воды.

- Тебя, Том Риддл, не захочешь, а полюбишь, - ее губы ласково коснулись его губ и магия, с таким трудом призванная к порядку, бросилась в разные стороны. Случайно задела один из ящиков, тот опрокинулся, ударил соседний. И вся башенка зашаталась, повалилась, увлекая за собой следующую, а та следующую… Это была не самая красивая демонстрация эффекта домино в действии, но она впечатляла. Том и Хоуп застыли, настолько ошеломленные, что могли лишь смотреть, как лабиринт падает, превращаясь в груду хлама.

Комната наполнилась грохотом, треском, звоном, будто бокал, в который плеснули шампанского: самого напитка не наберется на пару глотков, зато пена норовит перелиться через край. Так и здесь шума было больше чем настоящего вреда. Он разносился по дому, пугая крыс, домовят, пикси и прочих мелких тварей. Воздух стал мутным и серым от пыли, та едва заметно поблескивала из-за долгого соприкосновения с магией. Том чихнул, наконец, очнулся, заклинанием разогнал пыль по щелям. Огляделся, прикидывая, что еще можно сделать, но разрушение уже подходило к концу. Последним с по истине царственным бухом завалился саркофаг, будто в насмешку перекрыв проход в спальню.