Страница 109 из 110
Не презирай меня, мой брат, пока ты не почувствуешь той радости, какую ощутила я, видя рядом с собой этого человека. Мои руки сами устремились к нему, лаская его обнаженные плечи, его пояс, его сверкающие волосы. Я жаждала его прикосновения, я только недавно ощутила возможность радостного объятия. Я хотела его, и даже не близости - этого греха! - а прикосновения, открытия его тайн. Я не ощущала связи между удовлетворением греховных желаний и тем, что чувствовала тогда. Харкур ждал этого момента, и даже все то, во что я верила, что таилось в глубинах подсознания, не смогло удержать меня от того, что я притянула его к себе и ощутила ни с чем не сравнимую сладость прикосновения мужских губ. О, Кеймири, разве может женщина бояться этого наслаждения? Кто назвал его грехом, мой хозяин, зачем?
Я только пытаюсь, мой брат, передать тебе мои чувства. Но я не сумею разумно объяснить всего. Только враги и угнетатели осмелились бы назвать тот миг грехом!
О, Биул, прими этот новый мир и помоги нашему народу избежать удушающей черствости! Я была твоим противником, но я искренне верила в то, чему меня учили. И ужасно, что я могла подумать о том, чтобы выдать беременную женщину ристи. Женщину, совершившую преступление любви. Да, это преступление, и нет слаще на свете. И я - позже - расскажу тебе и о нем...
Что мне рассказать тебе о том положении, которое я занимала во дворце на Гарросе? Удовольствие чуждо нашей природе. Правитель Бракси одел меня в бархат и шелк, потому что так захотел. Другие женщины были умнее меня, образованнее, красивее. Но я доставляла радость Харкуру, и ко мне относились с любовью и почтением - так он хотел; я ни о чем не просила его, не пыталась извлечь выгоду. По-своему Харкур любил меня. Я дарила ему себя, я забавляла его и но причиняла страданий. Для браксианца этого достаточно.
Я была тронута, когда он заказал портрет нас двоих, хотя знал о той безвредной генетической мутации, которая выкрасила его волосы. Он раньше не разрешал писать портреты с себя и даже давать письменные описания своей внешности.
И наш портрет он повесил в одной из комнат Охотничьего дворца, в столовой, и ему доставляло удовольствие бросать на него взгляд, когда он приезжал туда вместе со мной, чтобы отдохнуть от обязательств и слуг.
Я много месяцев прожила на Гарросе. Он говорил со мной о своей работе и мечтах, о политике, но я не всегда понимала. Он сказал мне, что Витон должен унаследовать трон. Когда я побледнела, то он заметил:
- У меня нет выбора. Мои советники, мои родственники - все говорят об объединении Бракси, заключении договоров, создании международных организаций, которые сблизят все племена. И есть один способ сделать это скрепить КРОВЬЮ! Пожелай народам войны - и они будут воевать, пообещай власть, и они сделают все, чтобы захватить ее! Витон хочет объединить не только народы Бракси, но и народы галактики, начать завоевание. Он знает, как это сделать. И люди устремились за ним к славе. Дайла, это - путь к единению, но мне хотелось бы иной дороги.
Он рассказал мне о том, что браксана не доверяют даже представителям своего клана, ни один Кеймири не сможет управлять ими.
- Вся Система власти должна быть изменена, только тогда мы сможем удержать трон.
Но он не сказал того, что мы оба знали, - стоит браксана прийти к власти, как уже будет невозможно у них ее отобрать.
Он приглашал браксана - одного за одним - во дворец, где они быстро учились политическим играм, надеясь, что смогут занять его место после смерти и удержать единство Бракси. Планета должна стать единой, если она хочет процветать. И это была основная задача Харкура.
Он много проводит времени с Витоном, сравнивая, анализируя отыскивая основу общих браксианских традиций. Мне больно говорить, но это была всего лишь мечта, хотя они оба были преданы ей! Даже при дворе враждебность между представителями различных племен была очевидна. Сможет ли Харкур создать единое целое, которое простоит века?
Они разошлись во взглядах на религию. Харкур считал ее чем-то ценным, Витон видел в ней только нравственную опору для слабых умов. Мне это казалось странным, так как Витон основал небольшой пантеон богов, а Харкур был атеистом. Бог творящий, по мнению браксана, вмешивается в дела людей и ограничивает их потенциал. Может ли разум, не лишенный логики, принять мысль о том, что высшее божество добровольно посвятит себя служению человеку с его мелкими нуждами, да еще всегда? Браксана считают, что боги покинули людей и не ждут их возвращения.
Но Витон и Харкур нашли общность взглядов в следующем: религия, если она под строгим контролем, - единственный и наиболее мощный инструмент в человеческом арсенале, который может быть использован против ближнего. Я уже видела это на Зеймуре, и содрогаюсь при мысли о том, что веру можно использовать подобным образом.
Ночами я часто просыпалась, дрожа, кошмар медленно отпускал мой мозг. Когда я была рядом с ним, он никогда не спрашивал о моих снах, о причинах моих мучительных пробуждений. Даже когда слезы текли по щекам. Но я не помнила своих снов, не знала их значения, не понимала - что же меня пугает. Но я могла догадываться.
Я была не права.
Однажды, много месяцев спустя после моего прибытия на Гаррос, когда мое положение при дворе укрепилось, Харкур попросил меня пойти с ним в ту часть дворца, где я еще ни разу не была. Меня одолевало любопытство, когда я следовала за ним.
Мы прошли дверь, открываемую с помощью секретного кода, и оказались в малопосещаемой части дома. Там был - о, на моих глазах выступили слезы! космический корабль, но не только он, но и модель, как две капли воды походившая на "Исследователь". Его гравитационный генератор нельзя было спутать ни с чем, хотя здесь был только остов... Я вспомнила те слухи, которые испытала. И я заплакала. Мое рыдание было безутешным, но слезы в конце концов покинули меня.
- Откуда ты знаешь? - прошептала я.
Он погладил мои волосы, мягко ответил:
- Ты разговариваешь во сне, малышка. А теперь расскажи мне все, - он взял меня за плечи, посмотрел прямо в глаза. - Ты действительно думаешь, у них есть шанс? Я не отпущу тебя туда ради благородного жеста.
Я задумалась, затем искренне ответила:
- Шансов мало. Но мой брат говорит, что есть надежда. Я верю ему.
- Ты хочешь вернуться?
Я опустила глаза:
- Я должна. То, что они делают, даже если они победят, принесет много страданий. Им нужна надежда, они должны знать, что находится за пределами их мира.
Он кивнул, хотя лицо его было печально:
- Иди сюда, - тихо сказал он, - я покажу тебе, как им управлять.
Он долго показывал мне систему управления корабля, возможно потому, что боялся моего невежества или потому что... Нет, об этом я не скажу.
Ночью он обнял меня и сказал, что знает, куда; я возвращаюсь, что меня там, возможно, будут ненавидеть, но он хочет, чтобы я помнила, что здесь, на Гарросе, есть человек, который называет меня "митече". Он прошептал это слово, и ласковая песня звуков столь богатого браксианского языка выразила светлую нежность так, какие смог бы выразить ни один другой язык. Последний раз мы были вместе. Утром я покидала Бракси.
Я пересекла Империю (Окрестности Большого Салоса, как они говорили), пронеслась сквозь участок Лугастинского космоса. Я боялась, что они обнаружат меня, но, но словам Харкура, космос столь безграничен, что одинокий корабль вряд ли будет замечен. Они действительно не заметили меня, и эта доброжелательная нация осталась где-то там, вдалеке, а я устремилась... домой.
Домой?
Я выбрала отдаленную четвертую планету, которая не имела луны, и воздух был мало пригоден для дыхания - ничего, что приветствовало бы появление человека на этой земле, но там можно было укрыться на время. На одном из континентов я, кажется, увидала свет - возможно, лучи прожектора какого-нибудь космического корабля, а может, это было лишь мое воображение.