Страница 24 из 53
Нервный патологоанатом тем временем уже подкатил к графу тележку с большим овальным предметом, скрытым под простыней. Сиэль подцепил ткань концом трости и, красивым жестом, открыл глазам зрителей колбу с заспиртованным телом уродливого ребенка.
Из приоткрытого рта торчали острые зубы, ручки и ножки были неестественно вывернуты, а вместо ногтей на маленьких, скрюченных пальцах, белели загнутые вовнутрь когти.
По рядам журналистов прошел ропот недоверия. Люди были действительно шокированы увиденным, но мертвый уродец в банке, все же мало походил на опасного убийцу, державшего в страхе весь Лондон.
— Вы, должно быть, собрали нас здесь, чтобы посмеяться? – Злорадно произнес Рендалл, так чтобы его услышал каждый, кто присутствовал в зале. – Но мы уже выросли и не верим в злых гоблинов, мой юный друг…
На этот раз Сиэлю стоило большого труда сдержать поднявшийся внутри гнев, но он все же ничем не выдал своих чувств, тем более что над шуткой инспектора вяло хихикнул лишь один из его подчиненных.
— Доктор Бишеп, — холодно обратился юный граф к патологоанатому, — Будьте так любезны, расскажите этим господам, что вы обнаружили при вскрытии сего уродца…
Врач нервно откашлялся и, поправив очки в толстой роговой оправе, заговорил:
— Этот вид отклонения в развитии уникален! Я никогда не видел ничего подобного. Двухлетний мальчик был способен самостоятельно покидать дом и передвигаться по улице на четырех конечностях с довольно большой скоростью. Об этом говорят костные мозоли на его руках и ногах. Изменения зубов и гортани тоже крайне необычны, но самым жутким, и в то же время неоспоримым, доказательством вины этого создания в убийстве детей являлось содержимое его желудка. – С этими словами Бишеп указал пальцем на вскрытую брюшную полость уродца.
Журналисты немедленно ринулись к страшной колбе, но через пару секунд некоторые были вынуждены отпрянуть назад, а кто-то даже не смог сдержать рвотный позыв.
В открытом всеобщему обозрению разрезанном желудке чудовищного уродца можно было явственно различить частично переваренные глазные яблоки.
Победа была полной и безоговорочной. Пока газетчики перезаряжали фотокамеры и строчили в блокнотах рассказ графа Фантомхайв, о том, как он вычислил и нашел убийцу. Инспектор Рендалл стоял в стороне, а его покрытое багровыми пятнами лицо периодически дергалось, словно в нервном тике.
Сиэль не мог не заметить душевное состояние своего недруга и с радостью одарил его самой милой улыбкой, чем привел в еще большее бешенство. Так унизить этого завистливого, злобного человека, угрожавшего когда-то отправить под пытки совсем еще юного конкурента, графу не удавалась прежде ни разу.
И сейчас, видя бессильную ненависть лорда Рендалла, Цепной пес Ее Величиства Сиэль Фантомхайв чувствовал себя почти счастливым.
Сознание Марии медленно возвращалось со дна темного небытия и постепенно убеждало её, что все произошедшее не сон. «Так вот каков ад. Или бывает и хуже?» — Раны исчезли, боль прошла, но то, что видела Мария вокруг, не оставляло ни малейшей надежды. Она по-прежнему висела на цепях, едва касаясь босыми ногами плит пола, обнаженная, дрожащая, совершенно беззащитная. Пыточная камера, подобная логову средневекового инквизитора, и ноющая ломота в вытянутых руках, напоминали о том, что отныне существование проданной души состоит лишь из бесконечных мучений. Страх пред жестокими ударами хлыста заставил женщину несколько раз рвануться в кандалах, но попытки освободить запястья оказались совершенно бесполезны.
«Господи! За что?! Ведь я хотела спасти Фредди, и лишь потому поддалась обману. Разве виновен тот, кого завлекли в ловушку?!»
Истязатель громыхал за спиной ужасными приспособлениями, раскаляющимися в пламени жаровни, и теперь, готовясь претерпевать новые унижения и боль, Мария решила не позволить ненавистному чудовищу заставить её отчаяться. Светлые воспоминания о потерянной жизни, о Фредерике и их сыне оставались последним, что помогало ей теперь не впасть в состояние затравленного животного.
Тяжелая поступь, послышавшаяся из-за спины, заставила женщину вздрогнуть. От удушающего запаха серы сдавило виски и грудь.
— Тебе нравится твой новый дом? — насмехался демон, — Если думаешь об аде, то почти не ошибаешься.
Мучитель сделал многозначительную паузу, и Мария почувствовала между лопаток палящий жар, поднесенного к телу раскаленного железа.
«Фредерик! Не бросай меня сейчас!» — женщина зажмурилась. Она попыталась восстановить в памяти проницательный взгляд и смущенную улыбку молодого инспектора, запомнившуюся ей с самой первой их встречи.
— Дрянь! — злобно прошипел демон, и тут же обнаженную спину его жертвы опалила неописуемая боль от раскаленного металла, с силой вдавленного в тело.
— Ты смеешь сопротивляться? — Продолжил палач, когда утих отчаянный крик, — Я вижу тебя насквозь. Пока ты пытаешься укрыться в воспоминаниях, я стану рвать тебя на части снова и снова. Знай, в искусстве разрушения иллюзий я достиг настоящего совершенства. Мне ничего не стоит выбить из тебя бессмысленные надежды, и вырвать из сердца все привязанности!
В следующий момент Мария почувствовала, что раскаленные щипцы, терзавшие её спину, глубоко вонзились в плоть. Женщине показалось, что они действительно достигли сердца и рванули его прочь из тела, а от ужасающей боли и собственного крика у неё расколется голова.
— Скоро ты забудешь о том, кем была прежде, — донеслось до её замутненного сознания, — Забудешь даже свое мерзкое имя!
Приподняв поникшую голову жертвы за подбородок, демон заставил Марию взглянуть на себя. Сквозь слезы и тьму то и дело застилающую глаза, пред ней предстал мучитель, вновь принявший облик инспектора Абберлайна.
Он рассмеялся. Легко и задорно, так, как умел истинный Фредерик, и только злорадные нотки выдавали в смехе подделку, такую же, как и внешность. Слезы катились градом по щекам. Каждый вдох и выдох доставляли боль. Мария не хотела сдаваться, однако её попытка высвободиться из цепких пальцев вызвала у палача лишь новый приступ смеха.
— Тебе не нравится мой вид? — до боли знакомые голос и интонации резали слух, — Разве ты не его хотела увидеть? А может мне извлечь из геенны оригинал?
Услышав эти слова, женщина отчаянно дернулась в оковах, несмотря на боль, терзающую уже все тело. «Нет! Этого не может быть!» — пронзила сознание гневная мысль. Отступив несколько шагов, демон удовлетворенно ухмыльнулся и взмахнул рукой. Пальцы на ней тут же удлинились, обратившись в извивающиеся хвосты раскаленной многохвостки.
— Будучи инспектором, твой любовник убивал и потворствовал глупому, жестокому начальнику, — провозгласил мучитель, точно зачитывая приговор, — Он совратил тебя и сделал шлюхой в глазах всех порядочных женщин.
Один взмах чудовищной руки и обжигающие хвосты захлестнулись вокруг тела, вырвав у измученной Марии очередной вопль. «Больно! Как же больно! Фредерик!» Словно напитавшись страхом и возмущением своей жертвы, обжигающие хвосты ужасного орудия пытки раскалились до бела.
— Разве не из-за его ублюдка тебя оскорбляли все благонравные ханжи?
Рывок и плеть скользнула прочь, обдирая и разрывая беззащитное тело в клочья. Насладившись очередным криком, демон задал еще один вопрос:
— И разве не для того, чтобы отомстить ему тебя подстерег некий Джон-Индиец?
Плеть снова шаркнула в замахе и, отчаянно зажмурившись, Мария попыталась стряхнуть влияние зачаровывающих слов палача. «Фредерик не может быть здесь!» — кричало её сознание, превозмогая боль во всем теле, — «Он любил меня!» Жар, обвивший плечи, словно издевался над попытками вспомнить тепло объятий. Но Мария из последних сил хотелось верить, что Фредерик сможет спасти её теперь от всего этого кошмара, как и тогда. Он помог пережить самое низкое унижение, какое только может узнать женщина. Лишение возможности распоряжаться тем, что принадлежит с момента рождения — собственным телом, когда оно вынужденно подчиниться грубой силе и грязной похоти.