Страница 87 из 111
Любовь, как сон, как ласка, как полынь.
Она таит и радость и напасти.
Ее опустишь, будешь ты один.
Понять не сможешь, что такое счастье!
Жена перестала стонать и прислушалась к моим песнопениям. Дарра, воспользовавшись моментом, быстро разложила по животу листья ммонге, облегчающие процесс родов. Присоски плавно вошли в плоть, жена лишь слегка поморщилась. А я, чтобы отвлечь ее от боли, уже напевал дальше:
О слово величавое «любовь!»,
С тобою жить приятней, веселее.
Слова признаний будоражат кровь,
И ласки вдруг становятся смелее.
Больше ничего на ум не шло, и я заново начал свою песню. Цита смотрела на меня, зачарованно улыбаясь. Когда же послышался тонкий плач моего младшего сына, жена словно очнулась:
– Как? Уже?
По обычаям княжества Дарра положила ей на грудь младенца, блестящего от сока ммонге, которым его сразу обтерли.
– О, Наягна, я все пропустила! Лей, это ты меня отвлек! – воскликнула Цита и расплакалась. Слезы катились по щекам моей ненаглядной.
– Все уже позади, любовь моя, – прошептал я, обнимая ее и целуя ребенка в темечко.
Дарра внимательно посмотрела на роженицу и ласково осведомилась:
– У тебя ничего не болит, девочка? Если нет, я сниму листья. Долго их тоже держать нельзя.
– Со мной все в порядке, – устало заверила Цита. – Еще никогда роды не проходили так легко. Дарра понимающе улыбнулась: у трезов дети рождаются в ужасных муках. Слова Циты задели меня. Она рожала раньше. И, наверное, есть дети. Я увидел, как взгляд жены затуманился: видимо, наши мысли текли в одинаковом направлении. Я постарался отогнать от себя мрачные подозрения. Дети. На долю секунды Цита нахмурилась, но постаралась не выдать печали в столь радостный день. В комнату уже заходили члены княжеской фамилии: Нулза с детьми, мои сыновья и Аллинара, старый Мойн, но впереди всех вбежала Лейя и деловито кинулась к новорожденному брату.
– Фу, Цита. – Маленькая негодница скривила недовольную рожицу. – Какой же он страшный, прямо как Юнгар Содиген!
– Да что ты такое говоришь, Лейя? – изумился я. – Посмотри, какой красивый малыш! – Я взял ребенка на руки и в присутствии семьи провозгласил: – Да ниспошлет тебе Наягна милости свои, и боги Трезариана уберегут тебя от невзгод! Ты принадлежишь Кхрато-аннам, и имя тебе… – Я выразительно посмотрел на Циту.
– Фьюнис, – чуть слышно прошептала моя жена. Клянусь, я бы и сам не выбрал лучшего имени.
– Фьюнис! – громогласно повторил я.
– Приветствуем тебя, Фьюнис Кхрато-анн! – пропели мои родственники вразнобой и сразу заспешили по своим делам.
Лишь одна Лейя не собиралась уходить и натужно вздыхала, почему ребенка не назвали Юнгаром, если он такой же страшный.
Когда мы остались одни, я осторожно переложил сына в сплетенную из корней ммонге колыбельку, помнившую еще моих старших детей. Цита, как ни храбрилась, но усталость взяла свое, и глаза супруги начали закрываться.
– Я люблю тебя, – проронила Цита, погружаясь в глубокий сон.
– Я тоже тебя люблю, сокровище мое, – признался я и снова начал тихо напевать:
Мне помогли бы небеса,
Все чувства выразить словами!
Планеты нашей чудеса
Уже лежали б перед вами!
– Чьи это стихи? – пробормотала Цита, засыпая. – Никогда раньше не слышала.
– Тебе нравится? – осторожно поинтересовался я.
– Угу. Очень, – сонно пробормотала Цита.
Я не решился признаться в авторстве. Пока искал жену, ни о чем другом думать не мог. Как-то неосмотрительно дал указание живому перу написать документы для суда, а оно зафиксировало мои мысли. Конечно, стихи оказались не такими гладкими, как те, что диктовал мне Матео. Но для первого раза сойдут. Намереваясь оберегать сон жены и новорожденного сына, я уселся на подушки рядом с кроватью.