Око за око

Огромная луна освещала путникам дорогу, но травница все равно не желала бы этой ночью оказаться во дворе. Ее дракон оказался умнее, он прикинулся эльфом, самым красивым из всех. Первую ночь Урсула опасалась, что тот вот-вот очнется и нападет на нее, но, проведя у его кровати несколько бессонных мгновений, девушка поняла, что опасения ее не имеют под собой почвы. Воин дышал нечасто, под повязкой его рана все еще не становилась лучше, но Урса сделала все, что смогла.

Повезло, что вездесущий ил и желтый песок берега к ней не пробились. Повезло, что эльф не успел снять с себя доспех. Одежды незнакомца девушка застирала и развесила во дворе, завернув того в одно лишь полотенце и укрыв сверху самым теплым одеялом, имевшимся в доме. Не в силах поднять или сдвинуть его сильное тело, травница могла лишь обтирать эльфа там, куда не стеснялась заглянуть.

Хорошо, что дома было тепло, хорошо, что покойный ныне отец когда-то догадался расположить дома две печи. В трех комнатах, две из которых служили спальными, а третья – кухней, всегда оставался жар, и даже воющие далеко за облаками ветры со Скеллиге не могли разогнать тепло отчего дома. Полуэльфка осторожно укутывалась в старый шерстяной шарф, но не от холода, нет. Так она чувствовала запах собственной матери.

Раньше Урсула просыпалась с рассветом, кормила корову, коня, нескольких кур с петухом и старого пса, что вот-вот отдаст богу душу, а после занималась своими травами. Выносила их к солнцу сушиться, лазала по скалистым берегам, варила настойки и училась создавать концентрат по книге от матери, сейчас же всю ночь она провела у постели гостя, не смыкая глаз.

Урса любила свежий воздух и всегда оставляла одни ставни открытыми и для лунного света, и для собственного дыхания. Только теперь, когда в хате томился сломленный воин, девчонке пришлось пожертвовать собственным комфортом в угоду его поправлению. Свечей у травницы оставалось много, братья привозили их мешками, боясь, что златоглазая полуэльфка растает в темноте.

– Не люблю запах горящего фитиля, – призналась та вслух, зажигая очередную свечку. – И к темноте я уже привыкла. Но, вдруг тебе она не по душе…

Ночь пролетела быстро, дом полнился запахом спирта и настойки из Ласточкиной травы. Мази вытягивали гной из раны, Урса спешила убрать его, чувствуя, что эльф уже начинает реагировать на ее небрежно бросаемые слова и взгляды. Веки гостя дрожали, словно крылья ночной бабочки, губы то и дело сжимались сильнее, расслаблялись… Казалось, что еще чуть-чуть, и улыбка захватит его красивое бледное лицо в плен, позволяя Урсе наблюдать за прекрасной картиной.

– Когда-то я тоже болела, – вслух вспоминала девчонка на третью ночь. – Давно-давно. За мной ходила мать и отец.

Урса не лгала. Она болела давно, много лет назад, когда сам остров Ундвик был другим, когда ветер здесь действовал мягче. Воспоминания накрыли девушку, тени, легшие под ее глазами, стали светлее, словно бессонница, мучившая ее несколько дней – сейчас не имела смысла. Память о семье всегда придавала ей сил, и ночами, похожими на эту, одинокая полуэльфка любила вспомнить былое.

– Я выздоравливала быстрее тебя, – продолжала травница, спеша поделиться со спутником. – И веселее, потому что мама читала мне сказки.

Свет от свечей, расставленных подальше от соломенного матраса, был желтым, и волосы полуэльфки казались расплавленным золотом в его лучах. Белая светилась, придавая ее персиковой коже другой оттенок, позволяя подчеркнуть веснушки на щеках и плечах. Тени обступали больного со всех сторон, тени густели, обретали силу, и очередная ночь брала свое. Урса закрыла глаза, услышав, что недалеко над крышей пролетела голодная сирена. Раньше их было больше, но теперь, когда люди возвращаются в оставленные ими дома, крылатые бестии покидают остров в поисках более тихого. И хорошо, одна такая эхидна однажды украла у Урсы козу, чтобы сбросить ее на острые скалы.

Вспомнив о сказках, девушка подпрыгнула на месте. Ведь точно, у матери с ними была целая книга, вымененная у местной повитухи. Жаль, что то не эльфийские сказания, а басни народа Скеллиге, записанные слишком давно. Брату всегда нравилось слушать про храброго праотца, самой Урсе – про мудрую богиню Фрейю… Но эта ночь не располагала ни к тому, ни к другому сказанию.

Луна сегодня стояла полной, ее желтое око заглядывало в щели меж ставнями, с любопытством смотря за тем, как полуэльфка ждет невозможного. Соломенный матрас прогнулся под весом юноши, одеяла не хватало, чтобы закрыть его тело, но тепло опоясывало эльфа со всех сторон. Урсула вернулась на собственное место, пододвинула стул ближе к кровати больного и принялась листать страницы, вспоминая картинки, виденные ею по сотне раз.

– В книжке, на самом деле, не было иллюстраций, когда мы ее впервые увидели. Просто в конце каждой истории оставалось немного места, и мама рисовала на этих полях, – рассказывала девушка, понимая, что эльф не слышит ее.

Ничего, когда он оклемается, ей будет, с кем поговорить, она покажет ему картинку с длинноухой богиней Фрейей, с богом-проказником, что похищает яблоки в чужом саду. Тонкий бледный палец девушки остановился почти у самого конца книги, там, где началу истории служила картинка с дрейфующим в океане кораблем. Такой черной ночи, полной криков страшных существ, теней и штормов за горизонтом, эта история подойдет куда лучше всех других.

– На свете не бывает ничего постоянного, как бы мы сами того ни хотели, – говорила Урсула тихо. – Все умирает, все заканчивается, но за смертью всегда будет ждать новое начало. История, которую я хочу тебе прочитать – про конец нашего мира, про то, как он утонет во мраке и возродится вновь.

Эльфийка, привезенная моряком из холодного старого Велена, не верила в эти бредни, но некоторые истории вселяли и в ее сердце страх. Сказку о конце света, неизменно ждущем за линией горизонта, та читала своим детям всего один раз. В наказание, когда они плохо себя вели, когда мать желала, чтобы ее непослушные дети провели пару бессонных ночей, моля всех богов о прощении.

– В день, когда воды будут холодны, но не скованы зимним льдом, в день, когда сама природа начнет утро со скорби по тем, кто погибнет, в день, когда туман займет собой целый океан, желая оттянуть страшное зрелище, – читала девушка, выдерживая драматические паузы между словами. – Явится он.

Над домом вновь раздался крик, еще более громкий. Урсула услышала, как в запертом сарае корова произнесла свое испуганное «му-у-у-у». Нет, сирены не полезут туда. Мерзкие, злобные, а все же они не любили грязи, не тянули свои изящные издали руки к спрятанным вещам. Девушка вновь взглянула на воина, чьи глаза словно вот-вот должны были распахнуться. Интересно… Интересно, светлые они или темные?

– Он. Корабль, что сквозь воды Морхегга, сквозь тысячи верст привезет в мир смертных армию живых мертвецов, призраков, нечисти… – говорила девушка, чувствуя, что соленый прибрежный ветер просачивается в закрытое окно. – Нагльфар. Вестник конца.

Третье завывание не то сирены, не то эхидны напугало не только Урсулу. Старый пес, стороживший сарай, с тихим поскуливанием забрался под дом, когда тень крыльев прошлась по полу комнаты. Травница откашлялась, понимая, что от неожиданности захлопнула книгу. Пальцы ее тут же принялись листать, искать потерянную страницу, но девушка прервалась, услышав незнакомый голос перед собой.

– Нагльфар…

Тихий, невнятный голос эльфа звучал в трескучей тишине ночи, делил ее пополам. Урсула не сразу поверила в услышанное. Он очнулся? Он очнулся, и ему хватает сил, чтобы говорить? Она не ждала этого на вторую ночь их «встречи», боялась, что до первого приветствия нужно ждать месяц, неделю, всю жизнь… Девушка осторожно подняла взгляд и заметила, что юноша вот-вот проснется. Неужели, матушка знала, что сказки помогают в борьбе с недугом, неужели в ее рассказах был практический смысл, помимо того, что под ее нежный голос дети засыпали быстрее?

Его руки начали двигаться. Осторожно, плавно, проблеск силы показался в них. Эльф пытался перевернуться, его веки все продолжали дрожать, а губы пытались вновь и вновь произнести название корабля, несущего гибель всему живому. Эльф словно призывал в дом беду, звал посланника смерти.