Око за око

Полуэльфка спала, но еще меньше, чем ее гость, пусть и вымученный ранением, но полный сил. Урса слышала, как он просыпался среди ночи и повторял заклинания, что разбудили травницу с утра, она слышала его осторожный приятный шепот и кусала губы. Мягкий голубоватый свет лился в коридор, и девушка чувствовала желание выйти из кухни и проверить гостя, помочь ему, если придется, но не решалась. Она помнила, насколько холодны были его глаза.

– Все хорошо, – шепнула себе под нос девушка, как делала это раньше, живя здесь одна. – Все хорошо, все хорошо… Ничего же не случилось.

Травница говорила тихо, но эльф все равно услышал ее. Карантир усмехнулся, закрывая глаза перед сном. Ее-то, хрупкую одинокую девушку, он напугал отлично, как во времена боевой славы, закончившейся не так давно. Удовольствие от осознания собственной силы согрело его лучше, чем тяжелое старое одеяло. Выходит, что у него еще есть шанс вернуться к былому?

Есть. Навигатор думал об Охоте, о том, как те покинули острова без его помощи, как много погибших в стройных рядах всадников, что стало с телом их короля. Неужели Эредин сейчас покоится на дне чужеродного океана, обглоданный хищными рыбами, тяжелым доспехом навсегда приговоренный к соленой воде над головой? Мог он всего месяц назад представить себе подобный исход, мог помыслить о конце, ждущем в пучине? Проиграть человеческой девчонке без отца и крова…

Нет, этого не должно было произойти, и этому должно найтись новое разрешение. За скорбными мыслями эльф не заметил рассвета, но услышал, как травница шмыгнула к выходу. Наверное, ей сейчас хочется пройтись, подышать свежим морозным воздухом и отвлечься от сказанного и услышанного.

Дверь заскрипела перед ней, половицы выгнулись, и девушка ступила на холодную улицу, кутаясь в старый шерстяной шарф. Под золотыми глазами ее залегли свинцовые тени, покусанные губы отдавали розовым цветом. Пусть путник отдыхает, пусть набирается сил, пусть успокоится и перестанет злиться на всех вокруг, пока ее нет рядом. Урсула же расправится с накопившимися делами.

Скот ждал ее на огороженном дворе. Молодая коровка получила свои хлебные корочки. Они даже не подгорели, просто зачерствели и потеряли ценность для полуэльфки и ее гостя, ведь в погребе хранилось еще несколько мешков с мукой. Быть может, совсем скоро Урса осмелится выпустить корову на луг, позволить ей размять ноги получше. Когда последние сирены скроются в океанической бездне.

Старому псу девушка, как обычно, сварила большую миску с овсяной кашей на бульоне из вываренной до белизны говяжьей кости. Верный друг с радостью принял угощение, льнул к ногам молодой хозяйки, страстно желая быть приласканным ею, отблагодаренным за вчерашнюю защиту и грозный лай в холодной ночи. Тонкие пальцы травницы прошлись по его спине, собирая комки линяющей белой шерсти. Нужно бы вычесать старого друга, найти время на уход за ним.

– Не скучай, я ненадолго, – произнесла девушка, махнув псу рукой.

На плече ее висела старая сумка, сплетенная отцом из порванных рыболовных сетей. Удобная, плотная и вместительная, она помогала девушке со сбором трав и плодов, необходимых брошенной на острове девушке. Сквозь заросли камыша, Урсула привычно проходила через болота, собирала волокна хна, приметила мандрагору в тени. Змей на Ундвиге не водилось, и за высокой травой не таилось так много опасности, как на более теплых островах. Худшее, что могло случиться с ней в эту минуту – ступить в топь и увязнуть, но совсем не сильно. Внизу все равно ждет корка льда над землей.

Урсула двигалась медленно. В поле ее зрения попадали островки одуванчиков, низкие кустики ласточкиной травы, ягоды ежевики и морошки. Травница осторожно связывала пучки трав голубыми нитями и прятала от света в сумку, укладывая их на дно. Что-то она засушит, из чего-то изготовит настойку или концентрат, что-то пустит в мешочки для ароматов… А если мальчишки достанут ей новую колбу, то получится даже лучше, чем у почившей матушки.

Та варила настои без спирта, из чистой воды, иногда – из болотной, но фильтруя ее по сто раз. Урса до сих пор помнила сладкий запах мелиссы, охватывавший дом перед закатом, помнила, как возле крыльца сушились цветы дикой акации, как мать собирала подорожник, на зависть домашнему скоту засушивая его в свои зелья, а не скармливая им.

Грязь хлюпала под ее ногами, но заросли дикой ежевики звали за собой все дальше. Травница обещала старому псу, что уходит совсем ненадолго, только воспоминания о семье задержали ее сильнее обычного. Девушка пробивалась вперед, вспоминая, как и где ингредиенты искала ее мать, пачкала руки соком ягод. Медленно, но мысли эти перетекли в новое русло. Все так же пачкая руки черным ежевичным соком, Урсула подумала о том, что бы сказали родители, найдя вместе с ней Карантира.

Отец бы, старый морской волк, скупой на слова, покачал бы головой, он не любил неожиданностей. Мать, осторожная и тихая, бросила бы его умирать без зазрения совести, та всегда была осторожной с чужаками. Если бы море не отняло семью у несчастной, если бы кто-то из них был до сих пор жив, навигатор остался бы дожидаться голодных утопцев на радость Богу Смерти.

Середина дня подкралась к ней сквозь затянутое тучами небо. Там, далеко за спиной, юноша, брошенный в хате, встал с кровати и выглянул в окно. Карантир раньше заметил поднявшийся ветер, и раньше Урсулы понял, что блуждающей травнице пора возвращаться домой. Когда первый порыв чуть не сбил ее с ног, девушка лишь укуталась в шарф плотнее, только улыбнулась, подумав о том, что слишком неуклюжа в эту пору. Когда второй порыв заставил ее пошатнуться, полуэльфка осторожно развернулась назад.

Заметив заросли ежевики, девушка шла вдоль кустов, не думая о том, как время утекает сквозь ее черные от сока пальцы. Девушка шла вперед, блуждала по узким тропкам, и вышла к спрятанному в колючих кустах пруду. Холодную гладь воды покрывал зеленый ил, озеро цвело, несмотря на нерадостную погоду. Новый порыв ветра сбил путницу с ног, Урсула упала на холодную землю, поросшую мхом, упала неподалеку от высокого куста собачьей петрушки. Пытаясь удержать сумку с собранным, она отняла руки от шеи, отпустила материнский шарф, чтобы ветер подхватил его в свои жадные объятья.

– Нет, – вскрикнула девушка, поднимаясь с земли. – Нет, нет, нет!

Ее вымазанные черным соком пальцы вцепились в юбку, Урсуле было наплевать сейчас на ее порядок и вид. Шарф, в котором ходила ее теперь лежащая в земле мать – вот, что волновало полуэльфку сильнее. Она готова была бежать за пропажей сколь угодно долго, но порыв ветра, подхвативший чужое, стих, уронив шарф Урсулы в воду. В самую сердцевину старого пруда, поросшего камышом и бурьяном.

Темно-зеленые воды, прикрытые илом, не внушали доверия даже отменному пловцу, а уж ей, скромной травнице, так боявшейся морской пучины, те приносили лишь ужас. Урса смотрела за тем, как старый шарф ее мокнет, как он лежит на водной глади пруда, как он медленно наполняется влагой и исчезает. Она ходила вдоль берега, чувствуя, как больно сердце бьется о ребра, словно пытаясь разорвать грудь и кинуться прочь, на спасение дорогой ему вещицы. Только что толку?

Наверное, девчонка так и осталась бы здесь, смотреть за происходящим до самой ночи, пытаясь собраться с силами, пытаясь решиться на отчаянный прыжок, только этому помешали. Эльф успел проснуться, встать из-за кровати, попытаться найти ее у дома, но не смог. Карантир вышел осмотреть окрестности и услышал слишком громкий крик, услышал ее голос и явился на зов, думая, что на бедную травницу напали голодные сирены или волки.

– Ты ранена? – спросил он холодно, но громко. Так, словно это было не желание узнать о ее самочувствии, но долг.

– Нет, – мотнула головой девушка, пытаясь сдержать очередные слезы. – Я упустила шарф, – сказала она, показывая на гладкую поверхность пруда.

– Ты ничего не упустила, – хмыкнул эльф. – Вот же он лежит, тут метра два от берега.

Урса закусила губу, чувствуя, что Карантир ее не понимает. По тому, как скромно девушка отвела глаза, эльф догадался: девчонка боится, не может ступить в воду, не умеет. Казалось, что люди, росшие всю жизнь у воды, проведшие здесь столько времени – плавать должны с рождения, должны рождаться в соленом океане и в нем же расти, набираясь сил… Но она, полуэльфка, не принятая этими краями, не умела добраться до середины пруда, не отправившись к предкам.