На сломанных ногах

========== Небесный гнев ==========

***

День этот начинался лениво, медленно, само солнце не желало просыпаться поутру, выползая из-под мягкого одеяла облаков. Мир спал, патрульные украдкой закрывали глаза, извозчики клевали носом, и даже воинствующая Кассандра не могла удержаться от сладкого зевка. Дрема охватила сонное шествие к победе, и только два непомерно, раздражающе энергичных эльфа не желали смыкать глаз, имея на то, впрочем, полное право.

– Попробуй взяться за нее покрепче, чтобы не скользила в руке, – говорил Метелл бегло, в энтузиазме комкая слова. – Отлично, а сейчас возьми другой аккорд.

Голос магистра звучал не так громко, как музыка, издаваемая старой лютней, завалявшейся на самом дне дрожащего в дороге обоза. Эллана обнимала инструмент, прижимая его поближе, эльф неподвижно сидел напротив нее, жадно вглядываясь в глаза играющей. Девушка сжимала губы плотнее и плотнее, чувствуя, что выходит не так ловко, как ей бы того хотелось, она невольно вспоминала, как быстро бегали ее пальцы по струнам несколько лет назад.

– Не выходит так, как раньше, – пожаловалась она, чувствуя фальшь в проигранных нотах.

– Но ведь и сейчас прекрасно, похоже на лесной шум… Я бы хотел видеть, как это было раньше, – мечтательно шепнул Метелл, но тут же поправил тембр голоса, возвращаясь в реальность. – Скоро получится. Нужно только привыкнуть к новым пальцам.

Эллана слабо улыбнулась, умело игнорирую первую часть предложения. Последнее время они проводили вместе слишком много времени, чтобы позволить себе не воспитать внутри странное чувство не то привязанности, не то зависимости. Нелепое, лишнее для обоих, а все же возникшее в глубинах двух потерявшихся в событиях душ.

Чье-то было сильнее, чье-то – отчаянно слабо еще билось в груди. Свое долийка прятала глубже, не отпускаемая прежними чувствами, ослабшая после позорного поражения, но сломленная не до конца. Ей нужно было тянуться к кому-то, к любому, кто мог быть рядом вместо Него. Эллана увлеклась, подарок Дориана словно вернул ей больше, чем руку. Часть прежнего энтузиазма, нематериальную часть самой себя, потерянную много лет назад. Вновь хотелось двигаться, говорить, действовать, эльфийка почти надеялась, что на обоз их вот-вот вновь нападут, и придется вытащить запыленный кинжал из ножен.

– Мне осталось немного, – отвечала она с тихим вздохом. – А ты когда-то тоже играл?

– Немного. Старики из Некрополя любили музыку, гоняли меня, чтобы развлекал их игрой на флейте. Но серьезно заниматься этим я так и не смог, в Неварре такое занятие считается «не мужским»..

– Жаль. Ведь ты мог бы стать бардом или странствующим менестрелем, как наша Сестра Соловей.

– Думаешь, смог бы?

– Конечно, хорошеньких как раз охотно зовут петь ко двору.

Неосторожно оброненные фразы, ласковые замечания, слова, таящие за собой невысказанное – все это томило не только их двоих. Кассандра ходила вокруг, словно молчаливая стражница принцессова целомудрия. Она искала в магистре изъяны, в его темных глазах – жестокие намерения, переживая, что с сердцем старой подруги вновь надумали поиграть. Вивьен окружила Эллану материнской опекой, хитростью выведывая планы мага на дальнейшую жизнь, а Варрик молча послал воронов старым друзьям, желая узнать, с кем их связала Верховная Жрица.

Любившая раньше поиграть на лютне у костра, эльфийка вновь вспоминала забытые песни ее народа. Вольного, дикого, неотесанного с некоторых сторон. Она распевала их сначала тихо, после – громче и ярче, разгораясь, словно завесный огонь. Зеленый, мутный, глубокий, как радужки ее ягнячьих глаз.

Песни лесного народца таили в себе шепот степных трав и шелест листвы, в каждой строчке пряталось дыхание утраченной цивилизации, и Эллана охотно дарила их свежесть желающим услышать…

И каждый желал к ней прикоснуться. Пусть кончиком пальца, лишь краем жадного уха, но каждый желал извлечь из путешествия хоть толику красоты, на секунду забыть, что мир лежит в их руках. Эллана позволяла себе все больше: петь поутру, рассказывать любопытным провожатым легенды своего детства, рисовать лики Богов на песке во время недолгих пересменок. Бремя брошенным наземь плащом спадало с ее узких плеч, позволяя вдыхать глубже.

– Ты только что задрожала, – настороженно заметил эльф, молчавший после полученного комплимента.

– Да. Это иногда сустав болит, – тихо произнесла Эллана, опасаясь, что за это неосторожное откровение подарок у нее отберут.

– Нервы еще не привыкли к новым связям. Передохни, Эллана, это пройдет.

– Даже если и не пройдет, ничего в этом страшного не будет. Я могу потерпеть.

– Нет, вот уж терпеть – точно не надо. Это не самая… Не самая полезная черта, присущая, все же, нашему народу.

Магистр задумчиво улыбнулся, вспоминая что-то болезненно забавное, но мыслью своей не поделился. Он разлепил было губы, собираясь рассказать долийке о том, что вызвало его смешок, но смолчал, угождая моменту. Девушка нехотя протянула лютню эльфу, и смуглые пальцы ее случайно коснулись его взмокшей от волнения кожи. Мурашки прошлись по живой руке, подбираясь к самой шее, чтобы там раствориться в щекотке подступивших чувств.

***

Ночью степь, по которой караван повозок должен был дойти до ближайшего к столице города, охватил ливень. Ветер путал его стройные порывы, плеща воду в лица уставших путников, размывая дороги, превращая те в месиво из грязи и камней. Кассандра, поняв, сколь плоха видимость, приняла решение задержаться на ближайшей площадке, выложенной омытой дождем брусчаткой, и путешественники с удовольствием воспользовались возможностью перевести дух.

В обозах, под непробиваемой дождем крышей, места хватила всем, кроме мокнущих снаружи лошадей. Маги услужливо разожгли теплое, но не обжигающее пламя, а Эллана затянула долгую песнь. Сонные подручные, оказавшиеся в одном с девушкой обозе, внимали ее словам до самого конца, слыша, как дождь разбавляет звуки музыки мягким рокотом стихии.

– Ну, похоже, все спят, – заметил Варрик, скромно улыбавшийся в углу. – Это бардовский дар, Леди Инквизитор.

– Проклятье, – спешно ответила Эллана. – Усыплять всех своими стараниями – весьма сильное проклятье. А почему не ложишься ты?

Гном грустно улыбнулся, отводя взгляд. Казалось, что эльфийка задала неуместный вопрос. Девушка виновато кашлянула, отвернулсь, давая Варрику возможность обдумать ответ. Она отодвинула шторку, отрезающую сырость улицы от нутра повозки, заглянула наружу, вглубь мокнущей природы обычно сухого края. Ливень продолжал гнуть траву к земле, мять ее, скатывая придорожную пыль, даря вездесущей равнине приятный запах стынущей сырости. Долийке уже не хотелось сидеть в тепле.

– Знаешь, однажды, когда Брешь еще прорезала Завесу, я словно бы видел сон, – признался гном, пока Эллана стояла к нему спиной. – И это было самым страшным из всего, что я вообще успел повидать за свою весьма долгую жизнь.

– Но ведь гномы… – прошептала эльфийка, не успев закончить.

– Точно, гномы никогда не видят сны, – проговорил Варрик, доставая из-за пояса клочок бумаги. – От того и было так страшно.

– Не потому, что снился кошмар?

В ответ на ее по-детски наивно заданный вопрос гном только грустно улыбнулся, закрывая уставшие глаза. Варрик пытался вспомнить каждую деталь, не обращаясь к сделанным после записям. К десятку, к сотне бумажек, исписанных после трехчасового сна, к тем клочкам, что хранили в своих объятьях услышанное, бесконечным пересказам произошедшего, в попытках верно истолковать смысл увиденного.

– Если то был кошмар, то, наверное… Его мягкая форма. Не те ужасы, о которых иногда пишут мои сновидящие коллеги.

– Уродливые бабочки вместо страшных пауков? – спросила Эллана, пытаясь разогнать тьму его мыслей.

– Хоук.

При одном лишь упоминании ее имени эльфийка слишком живо вспомнила Защитницу. Едва гном сомкнул губы, пред взором Элланы предстала Мариан – ее собранные в хвост волосы, напоминающие блестящий на солнце оникс, ее вечно смеющиеся золотые глаза, губы, ярко смазанные карминовой помадой. Долийка вспомнила, как видела ее в последний раз: разбойницу, подарившую Инквизитору свою последнюю улыбку, Защитницу, развернувшуюся к демону и пропавшую в его скользких лапах. «Корифей – это мое бремя, я сняла печати», – сказала Хоук когда-то давно, но готова ли была разрешить его… Так печально?