Страница 24 из 26
– Вот вы и придумайте.
– Слова не придумывают – им возвращают подлинный смысл. Давайте восстановим в правах слово «целое».
– Но ведь мы же не понимаем. Это, наверное, бессмысленный разговор, потому что невозможно понять, что это за целое. Оно же общее, то есть оно исходит ото всех и как-то сливается в единый поток и при этом выстраивается в иерархию… При том наборе философских, политических моделей, которыми мы вообще располагаем, это не имеет описания другого, чем тоталитаризм. Вот западное общество, как мы его понимаем, противопоставляет целое и индивидуальное и говорит, что индивидуальное важнее.
– Ну, противопоставлять – дело нехитрое. Те мистические свойства целого, о которых Вы говорите, философам известны, Ильенков называл такое целое «конкретно-всеобщим». А в обыденной жизни между частным и общим, как выяснилось, еще есть корпоративное. Как только выясняется, что сторон уже три, невольно начинаешь чесать репу – то ли надо противопоставлять, то ли надо объединять, потому что все-таки троица. Ну давайте противопоставим Бога Отца и Бога Духа Святого, а Бога Сына выкинем для ясности – это будет образец дуалистического западного мышления? Нам никто не запрещает так мыслить, только в этом есть что-то нецелостное и потому греховное.
Слово «целое», total не нуждается в самооправдании. Ну, кому-то угодно было к нему прилепить этикетку «плохой». А к слову «индивид» прилепили слово «хороший». Ну, а как быть с тем, что сказано: «плохо человеку быть одному»? Каждый из нас это понимает прекрасно. Зачем мне быть индивидом, если нет другого, без которого я не могу жить, кому я стражду преподнести мою индивидуальность в безусловный дар?
– Я как-то раз высказала соображение, что в России очень сильна воля к сохранению нации, то есть целого. Именно эта воля привела к власти Путина. Но ведь все, что мы смогли сделать, так это делегировать право осуществлять эту волю самому Путину.
– Ну да, если мы не умеем сами целое создать, поддержать, постоять за него – тогда мы всучаем заботу об этом целом кому-то одному и говорим: «Царь наш, батюшка, или кто ты там у нас нынче – президент, премьер? – давай ты теперь за целое будешь отвечать, вот вёсла, вот галера». И он, бедный, уже понял, что вместо «рынка» отвечает за всеобщий российский базар.
– И тогда возникает конфликт между теми, кто себя называет либералами, и, пусть условно, теми, кого я представляю и у которых нет названия (не назовешь же себя «консерватором»). Одни говорят: «Свободу душат», – а другие: «Зато целое сохраняют». Одни считают, что ради свободы можно его развалить на любое количество кусков, и черт с ним, потому что важнее безопасность индивидуальная, а другие готовы зачем-то рисковать индивидуальной безопасностью.
– Проблема имени. Свобода – необходимый внутренний момент целого, они непротивопоставимы. Но это наше целое нужно как-то назвать. Вы же, наверное, имеете полное моральное право сказать, что называете себя русскими. Но тут выясняется, что уже объявились узкоспециализированные корпоративные, либеральные, патриотичные и прочие «русские», у которых «русский» не только в паспорте, но и в дипломе. И они спрашивают: «Какие вы такие русские? А что у вас там с партийностью дедушки? А в Перуна веруете? Владеете славяно-горицкой борьбой?»
У нас в обществе предпринимаются попытки присвоить имя «русский» гражданами, фанатеющими на какой-нибудь политической или этнографической частности. Это малые дети своего рода, такие же дети, как профессиональные либералы. Нельзя приватизировать ни звезду, ни её отражение. Монополию на слово «русский» могут осуществлять только институты идентичности от имени общества в целом. Никто не волен его за собой закрепить, это своего рода «общественное достояние». Нельзя им обладать, но к нему можно «быть причастным» (категория Платона). Причастность эта трудно даётся, но открыта для всех, включая славян, либералов, инженеров, эфиопов, масонов, дзен-буддистов, чухонцев, коммунистов, студентов, татар, культурологов, культуристов, толкинистов и домохозяек. Именем её мы сможем объяснить себе и другим, чего хотим. И тогда трудяга Путин (а за ним и другие гребцы на галере – братья по правящей, но не властвующей партии) окажутся просто оперуполномоченными по русскости.
Кадры и производительность: катастрофа состоялась
24 марта 2008[23]
Kreml.org:
– Что необходимо решить в оставшееся время до инаугурации нового президента? Какие сложности могут быть? Возможны ли кадровые изменения, перестановки?
Сергей Чернышев:
– Нет сомнений, что все кадровые изменения и перестановки будут успешно подготовлены и осуществлены. Места и роли для гражданского общества здесь не просматривается.
Вопрос не в том, что решить, а в том, какие проблемы включить в национальную повестку дня, пользуясь короткой доинаугурационой паузой. Таинство смены власти в России таково, что старая стратегия, как правило, бесследно исчезает вместе с прежним руководителем, даже упоминание о ней становится непарткорректным. А новая, по известному образцу Афины, сразу рождается готовой, в комплекте с венцом и державой. И обсуждать её не только поздно, но и неблагонадёжно.
Сегодня мы переживаем уникальный для России шаг к содержательной преемственности, усилие передать повестку дня от лидера к лидеру, как эстафетную палочку. Но вскоре после 7 мая все гражданские дебаты вокруг да около стратегии снова станут маргинальны, она заживёт во власти закрытой аппаратной жизнью. У общества есть шанс во время антракта не соловеть в буфете, а торкнуться в политповестку со своими болячками. Вот, кстати, хороший повод прошарить по сусекам: куда там это пресловутое общество завалилось?
– Как вы считаете, возможно ли выполнить к 2020-му году стратегический план? И что нужно для этого сделать?
– Налицо как минимум две преграды развитию страны. Они – прямо по курсу перед носом, они грандиозны по масштабу, в рейтинге национальных проблем должны иметь порядковый номер один и два. Правда, сам факт их существования вроде бы признаётся. Но то, как и что именно о них говорят, вызывает даже не тревогу, а тоску.
Проблема № 1 – кадры.
Был такой анекдот, сравнительно недавний. Все поезда на Ленинградском вокзале встречают граждане в пиджаках и галстуках, с авторучками и блокнотами, и каждого гражданина с баулом вежливо останавливают: «Скажите, пожалуйста, вы из Питера? Ах, как замечательно! Вы не страдаете церебральным параличом, нет? Какая удача! А читать-писать обучены? Поздравляем! Тогда у нас к вам серьёзное предложение: поработать в администрации».
Смеяться тут не над чем. Сегодня уже впору каждый поезд на всех российских вокзалах встречать кадровикам и рекрутерам. «Вы из Москвы, Мордовии, Якутии? Олигофренией не страдаете? Ах, страдаете? С кем не бывает: Писать не умеете? Ну, не повезло. Зато читать умеете, чудно! Не согласитесь ли поработать менеджером по маркетингу за две тысячи долларов? Мало? Три! Постойте, не уходите… Пять!»
Кадровая проблема стояла много лет. Простояла, пролежала – и сегодня мы имеем не проблему, а вполне состоявшуюся кадровую катастрофу. Поздно бить в набат. Надо отвечать конкретно: как дальше работать в перманентно катастрофической ситуации?
Почти во всех хозяйствующих субъектах кадровый корпус управленцев напоминает народное ополчение или фольксштурм. А вменяемых кандидатов на вакансии просто физически не существует! Только в Москве число проектов по формированию управляющих компаний в сфере прямых инвестиций зашкаливает за четыре сотни (каким образом они собираются ими управлять – это отдельная тема). Но кадров, отвечающих заявленным критериям компетенции, во всей стране хватит, дай Бог, на неполных три команды. Это означает, что управляющие компании из первого десятка обречены перевербовывать, переворовывать, перекупать кучку заевшихся «манагеров» друг у друга, загоняя планку цен в стратосферу. Либо нанимать, кидаясь от варяг в греки, из числа тех, кто «на ловлю счастья и чинов заброшен к нам по воле рока». В остальных 97 % компаний все вакансии займут «питерские» в старом смысле слова: те, кто согласно «принципу Питера» давно достиг и превзошёл уровень своей некомпетентности.
23
http://kreml.org/interview/176861235