Белая хризантема

– Она обоссалась! – крикнул он и с отвращением пнул Хану. – Вы, корейцы, животные. – Его взгляд перескочил на Сан Су. – Придется тебе! – Он дернул ее за руку, рывком перевалив через тело Ханы.

– Она же совсем ребенок, – взмолилась Хана.

Сан Су посмотрела на нее:

– Не тревожься, старшая сестра, ничего мне не сделается, как и тебе. – Голос ее чуть подрагивал, но тон был твердый. У Ханы разрывалось сердце.

– Я пойду вместо нее. Сама. – Хана быстро вскочила, глядя солдату в глаза.

Вся каюта смотрела на них, ни вздоха, ни слова – все замерли. Словно ждали, что солнце сейчас сорвется с небес и обратит Хану в пепел. Она осмелилась перечить японскому солдату. Они-то поумнее – лучше помолчат. Мгновения всё тянулись, напряжение нарастало. Колени у Ханы сделались ватными, она боялась, что не сможет переставлять ноги. И тут случилось внезапное – каюта наполнилась гомоном, женщины, девушки постарше наперебой предлагали себя вместо Сан Су.

В тесном пространстве их голоса напоминали галдеж морских птиц, и вот уже все предлагали свои тела взамен детского. Несколько девушек попытались высвободить руку Сан Су, убедить солдата взять их, но он ударил одну из них в живот. Девушка согнулась пополам, судорожно ловя ртом воздух.

– Следующей, кто откроет пасть, будет хуже, – рявкнул солдат, заломил Сан Су руку и выволок ее из каюты.

Железная дверь захлопнулась, и комнату снова затопила темнота – будто провели черту, за которой необратимость. Темнота постепенно заполнялась тихим плачем по девочке, которую увели, потому что Хана замаралась.

Паром причалил к материку. Хана почти обезумела. Солдат так и не вернул Сан Су в каюту. Три другие девушки возвратились одна за одной, но младшей, заменить которую вызвались все, по-прежнему не было. Снова появились солдаты, приказали всем выходить. Хане отчаянно хотелось спросить, где Сан Су, но она сдержалась.

Пленниц согнали с парома и повели к колонне военных грузовиков. Хана всматривалась в лица девушек, надеясь увидеть знакомые, полные страха карие глаза Сан Су.

Недолгое время женщины тряслись в грузовиках, а затем им приказали выгружаться. Их привезли на железнодорожную станцию. Хану вместе с незнакомой девушкой втолкнули в купе. Окно было заклеено газетой и закрашено черной краской, ничего не разглядеть. Хана шепотом спросила девушку, не видела ли та Сан Су, описала ее. Соседка помотала головой. На пароме она находилась в другой каюте. Вместе с ней было еще не меньше сорока женщин, и всех вроде бы отправили в Токио на ткацкую фабрику, шить мундиры. И только ее почему-то забрали и посадили в поезд к Хане. Она не знает почему.

Они с Ханой были почти ровесницы. Девушка была по-настоящему красива: луноликая, как сказала бы мать, с белой кожей и розовыми губами. Зубы ровные, не выдаются, а глаза круглее обычного. Парни из деревни Ханы потеряли бы от нее голову.

– Тебя выводили из каюты? – тихо спросила Хана.

– Нет. Никого не выводили. А что, тебя забирали? – Девушка явно встревожилась.

– Да, и мою подругу тоже, совсем еще девочку, Сан Су. Но ее не вернули.

– А зачем? – настороженно спросила соседка и быстро обвела взглядом купе, словно боялась, что их подслушивают.

Хана не могла выговорить это слово. Оно такое простое, а эта девушка чуточку старше и знает, конечно, что оно означает. И все-таки Хана не могла произнести его. Она отвернулась, вжалась в стенку купе. Ей было страшно за Сан Су, стыдно за свою нечистоплотность, но в то же время Хана радовалась ей – и ненавидела себя за эту радость.

Состав медленно тронулся, дверь купе внезапно отодвинулась. За дверью стояли двое солдат и Сан Су, которую тут же втолкнули в купе. Хана быстро отодвинулась, освобождая для девочки место.

Сан Су была очень бледной, нижняя губа распухла, в углу рта запеклась кровь, шея в синяках, тело била дрожь. Платье разорвано и скреплено булавками там, где прежде были пуговицы. Хана осторожно взяла ее за руку, и Сан Су судорожно всхлипнула. Ни слова не говоря, Хана стиснула пальцы девочки. “Она выжила”, – подумала Хана, но ее радость угасла, когда она поняла, насколько истерзана девочка.

Один солдат уселся на скамейке рядом со второй девушкой, другой переступил через ноги Ханы и втиснулся на место у окна. Хане было слишком страшно, чтобы взглянуть на его лицо, но, когда поезд набрал скорость, она поняла, кто это. Узнала запах одеколона. Оцепенев, Хана покосилась на его руку, опиравшуюся о скамейку. Пальцы Моримото коснулись подола ее платья, он был будто кот, играющий с мышью, – трогает лапой, отрезает путь к отступлению, но на жертву не смотрит.

Моримото безостановочно курил, клубы дыма висели в купе. Пальцы продолжали глумливо теребить подол, на Хану он по-прежнему не смотрел. Сердце гулко колотилось, Хана с трудом дышала и старалась не шевелиться, только медленно, очень медленно отодвигала ногу, когда его пальцы подбирались слишком близко и угрожали коснуться кожи.

Поезд шел всю ночь, в тесном купе все дремали – за исключением Ханы. Она была сама не своя от страха и гнева, которые жаркими волнами плыли к сидящему рядом японцу. Он похитил ее из дома, увез от всего, что она знает и любит, а потом изнасиловал. Хана думала, как бы убить его спящего. Время текло, и мысль эта становилась все навязчивее. Она осторожно повернула голову в его сторону. Он что, и Сан Су изнасиловал? Хана перевела взгляд на другого солдата, сидевшего напротив. Может быть, они оба над ней измывались?

Хана снова посмотрела на Моримото. Его грудь мерно вздымалась, и Хана представила, как бьется сердце под мундиром. На ремне она заметила кобуру. Сумеет ли она вытащить пистолет, не разбудив Моримото? Хана рассматривала черное оружие, выглядывавшее из кожаной кобуры. Она представляла, как сжимает его и целится в сердце. Тяжел ли пистолет? Что надо сделать – просто нажать на спуск или что-то еще, посложнее? Сможет ли она и впрямь его застрелить? В конце концов она решила, что нет, застрелить не сумеет, но может зарезать. Это ей показалось правильным и почему-то утешило.

Ножом-то она владеет. Она ныряла с ним ежедневно – срезала с рифов морские ушки, резала водоросли и даже вскрывала раковины моллюсков, оставшиеся после прохождения японских промысловых судов. Она вырежет сердце Моримото, как жемчужину, сокрытую в устричном мясе. От этой мысли Хану пробрал озноб, по позвоночнику предвестниками мести пробежали мурашки. Так вот что чувствуют смельчаки. Хана представила, как бьет его ножом в грудь, увидела удивление на его лице. Гнев вскипел в ней. А после они с Сан Су выскользнут из купе, спрячутся в поезде или выпрыгнут из окна. Как жаль, что у нее нет ножа и ничему из этого не суждено сбыться.

Моримото шевельнулся во сне. Хана вздрогнула и легонько толкнула привалившуюся к ней Сан Су. Кожа у той была холодная, но дрожать она перестала. Хана тронула лоб девочки. Ледяной. Губы синеватые. Превозмогая панику, Хана наклонилась, припала ухом к губам Сан Су. Ничего.

Хане вдруг стало нечем дышать. Она попыталась вдохнуть, но лишь зашлась в хрипе. От шума проснулись остальные.

– В чем дело? – вскинулся Моримото. – Что тебе неймется?

Он встал, рывком поднял Хану, развернул к себе лицом. Она задыхалась, хрипела, схватившись одной рукой за горло. Моримото что-то снова крикнул, Хана ткнула пальцем в сторону неподвижной Сан Су. Моримото повернул голову и тут же отпустил Хану, уставился на малышку, никак не отреагировавшую на кутерьму. Он молчал. И тут заголосила сидевшая напротив Ханы девушка.

– Она умерла! Умерла! – выкрикивала она снова и снова. Красивое лицо обезобразил ужас.

Из коридора донесся топот. Дверь отъехала в сторону, и в купе просунулись два встревоженных лица. Моримото наконец подал голос:

– Эта мертва. Унесите ее. На следующей станции похоронить.

– Похоронить? – переспросил солдат.

– Да, похоронить. Положите ее к другим.

– Слушаюсь, господин.

Солдаты подняли тело Сан Су, словно мешок с рисом, и вынесли из купе. Дверь закрылась, Моримото сел и как ни в чем не бывало почти мгновенно погрузился в сон. Хана пыталась осмыслить его слова. К другим, сказал он. Сколько же в поезде еще мертвых девушек?