Страница 6 из 16
Марк почувствовал, как кровь закипает от бешенства.
Он резко встал, стул откатился в угол. Мягкими, почти беззвучными шагами пересек пространство кабинета и толкнул дверь. Прошел по серому коридору, в котором не было окон, кивая знакомым и игнорируя приветствия от незнакомых. Толкнул дверь в кабинет для совещаний и тут же плотно закрыл ее за собой, включив красный свет, сигнализирующий всем остальным, что в кабинете проходит важное совещание.
Нина была на месте. Одетая в чулки и кожаный корсет, держала на коленях пухлую папку с документами.
– Документы в сторону, – расстегивая рубашку, коротко приказал Марк старшей дочери министра.
– Ты в порядке? – Та безропотно выполнила приказание и отложила папку. Хорошая фигура, ни грамма лишнего жира, наверное, торчит часами в спортзале и СПА. Ювелир понятия не имел, чем любовница занимается за пределами ведомства. Впрочем, его никогда это и не интересовало.
– Твой отец хочет меня подставить. – Марк аккуратно сложил вещи на стул. Он ненавидел небрежность во всем, к тому же мятая одежда могла дать повод для досужих сплетен.
– У него это получится? – Нина встала и, подойдя к Марку, положила руку ему на грудь. Он почувствовал сладковатый запах духов – надо будет сделать замечание, чтобы на работу не обливалась парфюмами.
– Конечно нет, – подкачал головой Марк, – это еще никому не удавалось.
Татьяна сидела в углу старой автобусной остановки и плакала, натянув поглубже капюшон пальто из мягкой серой шерсти, которое Эдуард заказал ей из самой Италии, стоило ей упомянуть, что оно ей понравилось.
– Единственный выход – это донорская сперма, – так сказал доктор, разведя руками после того, как ни один из эмбрионов не выжил на пятый день. Их четвертая попытка. Деньги, нервы, гормоны, истерики, подорванные здоровье и семейное благополучие.
Эдуард был на высоте. Благородный рыцарь, он сразу предложил ей развестись, чтобы не губить ее молодую жизнь. Еще есть время, она еще встретит достойного мужчину и сможет родить ему ребенка. Или двух.
Это звучало как издевательство. Он же знал, что она никогда не встретит никого, кого можно будет даже сравнить с ним. С его бережным отношением, зрелой любовью, готовностью принять ее такой, какая она есть. Со всеми изъянами, трещинами и впадинами. Развестись с ним – немыслимо!
Она возлагала огромные надежды на ЭКО, ведь оно помогает даже в самых безнадежных случаях. Они сменили две клиники, но везде доктора лишь разводили руками – необратимые последствия травмы. Увы.
Может быть, им усыновить ребенка? Она тут же отвергла эту мысль – нет, она никогда не сможет полюбить чужого как своего собственного. У нее не хватит широты души.
Она снова тихонько заплакала: откуда такая вселенская несправедливость? Банальные вопросы сотнями лезли в голову: почему рожают алкоголики, наркоманы, сумасшедшие? Все те, кто издевается над своими детьми, продает их, кидает на произвол судьбы? И почему не может родить она? О, сколько бы они могли дать своему малышу!
Она надвинула капюшон поглубже и заскулила, как раненый зверек. Она сама не знала, сколько просидела на этой остановке. Зачем она вообще сюда приехала? Хотела вернуться в школу и как следует выплакаться в кабинете подальше от досужих глаз? Домой идти в таком виде точно нельзя, это расстроит Эдуарда.
Мысли заглушил грохот старого желтого автобуса, единственного, который ездил в Приусадебный. Татьяна выпрямилась и собиралась было встать, когда заметила на автобусе табличку «В депо». Ну что ж, все закономерно, все один к одному, придется проторчать здесь еще час, пока придет следующий.
Автобус выплюнул из себя колоритную группу – мать и четверых детей. Дети вышли молча, держась за руки и боязливо прижимаясь друг к другу, зато мать с лихвой компенсировала отсутствие детского шума. Она самозабвенно ругалась с водителем и не гнушалась крепкого словца:
– Почему ты сразу не сказал, что в депо едешь? Я бы такси взяла! – орала покрасневшая худенькая женщина, похожая на повзрослевшего гота или панка. Тощая, с очень странной прической – как будто волосы у нее выпадали клочьями. Наверняка наркоманка. Вон, все руки в татуировках, чтобы скрыть следы от уколов.
– Тебя забыл спросить, – огрызнулся водитель, грузный дядечка средних лет, работающий на этом маршруте, сколько Татьяна помнила.
– Так спросил бы умного человека, может, че дельное посоветовала, – не осталась в долгу девица, выволакивая из автобуса огромный чемодан. Дети, словно маленькие птенцы, сбились в стаю под крышей старой остановки в тщетной попытке спрятаться от начинающего накрапывать дождя. Маленькая девочка раскапризничалась и не поддавалась на уговоры старшей вести себя тише, а младший так и вовсе включил сирену.
– Была бы умная, четверых не плодила бы в нищету! – гаркнул дядька и закрыл дверь прямо под носом у девицы. Завел двигатель и, обдав ее зловонным дымом и пылью, поспешил в депо.
– Сволочь! Тварь, – заорала наркоманка и, подобрав с земли небольшой булыжник, бросила автобусу вслед.
– Как вы при детях выражаетесь! – возмутилась Татьяна. Не успела она подумать о несправедливости окружающего мира, как вселенная явила ей доказательство, словно бы в насмешку. Зачем этой наркоманке дети? Ну зачем?
– Еще одна умная нашлась, – рявкнула девица, резко разворачиваясь и в упор глядя на Татьяну. Но та спрятала лицо в складках широкого капюшона, и рассмотреть ее было практически невозможно.
– Глафира, Тони хочет есть, – робко сказала старшая девочка, и Татьяна снова удивилась: этой чушке имя Глафира совершенно не подходило. Еще одна несправедливость. Ее назвали Таней – сколько в мире Татьян? Вагон и тележка? Ничем не примечательное имя, а она всю жизнь мечтала зваться более звучно. Зачем наркоманке красивое имя Глафира?
– Я же просила не называть меня Глафирой, – рявкнула та на дочь.
– Почему? – спросил мальчик постарше.
– Потому что я так сказала, – огрызнулась наркоманка. – Почему они плачут? – Она кивнула на младших.
– Потому что они хотят есть, а Тони мокрый, его надо поменять, – вздохнула девочка.
– Посмотри, в рюкзаке должны быть чипсы, – приказала мать старшему мальчику. Тот стоял словно оглушенный, не понимая, что обращаются к нему.
– Эй, я к тебе обращаюсь, – потормошила его мать.
– А? – Мальчик тряхнул головой. – Чипсы им нельзя. – Он покачал головой.
– А что можно? – удивилась женщина, и Татьяна, не выдержав, снова встряла в разговор.
В любой другой ситуации она бы промолчала, возможно, даже просто ушла бы с остановки, чтобы дождаться автобуса в тишине и одиночестве. Она боялась выделяться, всю жизнь была такой же непримечательной, как ее имя. Но сегодня обстоятельства изменились. Ей надо было излить горечь. Незнакомая наркоманка подходила для этой цели как нельзя лучше.
– Зачем было четверых рожать, если даже не знаешь, чем их кормить? – даже не пытаясь скрыть злобу в голосе, спросила Татьяна.
– Откуда вы только беретесь такие умные? – Наркоманка закатила глаза и снова повернулась к Татьяне. – Своей жизни нет, чужой интересуемся?
– Мне детей жалко, – неизвестно зачем попыталась оправдаться Татьяна.
– Своими займись, – отрезала наркоманка и натянула на татуировки задранные рукава клетчатой рубашки. Только начало сентября, но к вечеру на улицы уже опускалась прохлада.
– У меня нет детей, – выдавила из себя Татьяна и снова зарыдала.
Девица сморщилась от громкого вопля младшего сына, нервным жестом забрала его из рук старшей дочери и прижала к себе в неловкой попытке укачать.
– Знаешь, – обратилась она к Татьяне, окончательно утонувшей в капюшоне, – иногда это не так уж и плохо.
И обернувшись к растерянным детям, скомандовала:
– По коням, пойдем пешком, а ты не плачь, – прикрикнула она на малыша, – сейчас дойдем до магазина, куплю тебе памперсы и поесть.
Вскоре странная группа скрылась в пелене дождя, а Татьяна зарыдала с новой силой. Никому и никогда в жизни она не завидовала так отчаянно, как этой облезлой наркоманке.