Начинающий писатель

- Не надо валить все на это. Ты оправдываешь свою никчемность. Я такой и меня не исправить... Я - писатель, принимайте меня таким. Ты стал говорить словами своих героев.

- Только не говори, что ты читаешь ЭТО?

Она улыбнулась.

- Было интересно знать, что там такого в этих твоих книжках, от которых пищат женщины на каждом углу. Даже у нас в отделе о них говорят. Но ты меня разочаровал, признаюсь честно, я была о тебе более высокого мнения до этого момента. А вот твои ранние работы, вот это другое дело. Да-да, мне удалось докопаться и до них. Это было сложно, но оно того стоило.

Я вытянул из сигареты последние остатки и выбросил бычок в сторону.

- Расскажи мне.

- О книгах? В них есть что-то такое. Не могу выразить это, но какая-то особенность, что ли. Там интересно, забавно, иногда смешно, иногда страшно. Там есть чувства, а в том мусоре, которое ты продаешь теперь от своего имени, есть только эмоции. Твои нынешние книги похожи на сборник сорокалетней истерички, до сих пор мечтающей о принце на белом коне. Мне было отвратно читать это. Даже чтивом подобную гадость назвать нельзя.

- Это удар ниже пояса. - я провел ладонью по сальным волосам, пытаясь зачесать их в нужную сторону.

- О-о, я только разгорелась.

Потом она сделала шаг, подошла ко мне и села рядом на холодную ступеньку.

- Знаешь, Вик, - она посмотрела на меня, - эта работа тебя испортила. Когда ты был нищ и безработный, в тебе горел какой-то невидимый огонь, который и привлек меня. Ты был словно мальчишка, переполненный желанием изменить мир, перевернуть его, указав направление куда всем нам следует двигаться. От тебя пахло потом, дешевым вином и какими-то отвратными сигаретами, но это не отталкивало! А теперь? Весь такой смазливый, убранный, в карманах деньги, дорогие сигареты, теперь ты пьешь хороший алкоголь, живешь на широкую ногу, ездишь на дорогом автомобиле, а меня от тебя буквально тошнит. Даже сейчас я говорю с тобой через силу просто потому, что нужно все окончательно прояснить.

- Тогда мне было трудно.

- А сейчас? - она перебила меня громким вопросом.

- Сейчас у меня по крайней мере есть деньги на алкоголь.

Она погладила меня по волосам, после чего поднялась на ноги и направилась к дверям.

- Уже поздно. Вещи заберешь завтра, или послезавтра, или когда тебе будет удобно. Только позвони мне заранее, чтобы я могла все сложить и не утруждать тебя копаться в белье.

Я молча согласился.

- А сейчас, извини, - она повернулась и переступила порог квартиры, - спокойной ночи.

Дверь захлопнулась. Эхо металлического скрежета еще несколько секунд висело в воздухе пока окончательно не впиталось в кирпичные стены.

Я ушел. Не стал ждать, когда сварливые соседи, наверняка слышавшие наш разговор, не вызвали на меня полицию.

Прошел по широкой лестнице, спустился в самый низ и выбрался на улицу, где в эту глубокую ночь было холодно и жутко одиноко. Вдалеке проезжали машины. Свет горел только на фонарных столбах и чуть дальше, в самой глубине спального района, куда идти мне было страшно, стало вовсе темно. Однако почему-то именно здесь я почувствовал себя лучше.

До самого утра я протопал к дому Евгения, попутно отдыхая на лавочках в парке и автобусных остановках. Идти теперь мне было некуда. Мой старый знакомый и коллега теперь был последним к кому я еще мог обратиться за помощью и найти хотя бы временный, но приют.

Солнце взошло ярко-алым пламенем, осветившим сонные многоэтажки, где уже начинала пробуждаться жизнь. Дворники выходили на работу, ранние пташки-таксисты - занимали места, чтобы поймать первых пассажиров, толпившихся у здания вокзала, ожидая междугородний рейс до столицы. Все становилось на свои места и было до боли привычно глазу обывателя, если бы не существо, помятое, опухшее, с лицом похожим на отбивную, медленно проползавшее неспешным шагом к дороге, где планировал сесть в салон автомобиля и добраться до дома старого друга.

- Мне нужно до Никольской, - еле выдавил я, пытаясь говорить внятно. - Подкинешь за пятьсот?

Водила, старый тучный армянин с орлиным носом, подозрительно посмотрел на меня, предварительно смерив оценивающим взглядом, как будто готовился начать торговлю за первые несколько километров пути, но заметив в моих руках остатки денег, каким-то чудом сохранившиеся после попойки в баре, одобрительно кивнул и попросил сесть в салон, предупредив, что если меня начнет тошнить, блевать придется в специальный пакет.

- Вот, - протянул он мне черный широкий пакет, - только не на сиденье, понял?

Я кивнул и сжал края пакета в своих руках. Машина тронулась с места, выехала на проезжую часть и быстро понеслась по еще пустым улицам, удаляясь все дальше от стартового места.

Мне хотелось спать. Очень сильно. И колыхавшая меня машина чуть было не заставила обрубиться прямо в салоне. Глаза слипались, в желудке постоянно происходило что-то страшное и последнее о чем мне хотелось думать в этот момент - это как я начну крепко-крепко стягивать у себя возле рта черный пакет, куда бурным потоком хлынет все то, что еще не смогло перевариться в желудке со вчерашнего вечера.

Вскоре свернули в сторону. Через пару километров должен был появиться знакомый дом Евгения - двухэтажный коттедж, который писатель отбахал себе пару лет назад, получив самый большой гонорар за свои произведения и премию - как самый тиражируемый писатель года.

Он гордился этим титулом и всячески пытался укорить меня в том, что я не хочу получить все то, что он имел к этому моменту, а имел он многое и многих. Несмотря на семейный статус, Евгений был падок на женщин и никогда не пропускал возможности "поговорить о деталях будущего романа наедине", если того хотела его горячая поклонница. Света смотрела на это сквозь пальцы, считая, что все творческие люди немного "того" и редко умудряются держать свой член в штанах, когда красивая женщина сама ложиться перед ним на постель.

Вскоре из-за густых крон каштановых деревьев появилось очертание знакомой крыши, потом забор, соседи и автомобиль жены Евгения, которая очень редко выезжала на нем, дорожа им и боясь разбить в бурном автомобильном потоке, где она, как женщина, всегда терялась и чуть было не бросала руль в критических ситуациях. Но тут явно было что-то не так и уже выйдя из салона и расплатившись, я прямиком направился к новехонькой "хонде", силой удерживая рвотный рефлекс внутри себя

Внутри никого не было. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что в такую рань здесь еще никто не ходил по улице и даже собаки, лаявшие обычно при появлении незнакомца чуть ли не за версту, не давали о себе знать, что вызвало внутри меня резкий непроизвольный толчок, превратившийся вскоре в неприятную жидкость, полившуюся бурным потоком прямо изо рта.

Я блевал и приятного было мало. Желудок дико скрутило, во рту появилось ощущение разлитой кислоты готовой разъесть все мои внутренности и превратить все одну сплошную вонючую массу.

Стоять, скорчившись у бетонного столба, пришлось недолго. Знакомый голос, окликнувший меня по имени, позвал меня дважды, прежде чем я смог оторвать голову от земли и посмотреть в прекрасные женские глаза.

Она всегда была моим предметом зависти по отношению к Евгению. Меня нисколько не волновала его творческая жизнь (хотя кому я вру, волновало и это тоже), ни его гонорары, ни его тиражи - все это отходило на второй, третий, иногда даже на последний план, когда на сцену выходила она.

Света была высокой - почти метр девяносто, красивой, стройной (не худой), с длинными русыми волосами и большими глазами, всегда впечатлявшими меня своей красотой. Мне всегда казалось, что Евгений незаслуженно владел ею. Она досталась ему как-то легко, как-то совсем без страданий. Если моя жизнь и отношения с Мариной были буквально наполнены до самых краев проблемами, то жизнь Светланы и Евгения напоминали мне сюжеты моих коммерческих книг, где всегда идиллия, где любовь непременно побеждает и герои таки обретают райское счастье и блаженство в объятиях друг друга.