Страница 61 из 129
Сына своего вдова отправила к другу, потому что Авдей с порога сказал, что перемолвиться хотелось бы с глазу на глаз. Где в это момент был Тимоха, Алёнка не знала. Но встречаться с ним не хотела.
«Раз она сына попросила уйти, значит, Тимохи в избе тоже нет», - рассуждала про себя Алёнка. – «Вряд ли Людмила позволила бы подслушивать чужаку».
Пока гостеприимная хозяйка накрывала на стол, Алёнка волновалась так, будто сидела в очереди к стоматологу. Не помогали от дрожи в теле ни ладонь Авдея, которая легонько сжимала Алёнкины пальцы, ни улыбка Людмилы, которая явно хотела угодить гостям.
«Надолго ли хватит той доброты, когда она узнает, зачем пришли?»
- А шкатулку, Авдеюшка, я продала давно, - спокойно ответила женщина, выслушав мастера.
И Алёнка ей сразу поверила.
Но не Авдей:
- Это ж память была. О муже. О дочери.
- И всё же, пришлось продать. Вдовий век короток, коль в кошеле не звенит. Как закончились деньги, да золотишко, что от Корнея остались, - тяжело вздохнула Людмила, - так и продала.
- Да кто ж сумел такие сокровища выкупить?
- Не сумел, а сумела, Авдеюшка… С тех пор как императрицы на троне одна другую сменяют, женщины с капиталами очень на многое стали способны… Очень на многое…
И Алёнке показалось, что это Людмила не про покупательницу драгоценностей говорит. И об том обязательно спросить надо. Но позднее.
- И всё-таки, как зовут женщину, что шкатулку купила? – как можно мягче спросила Алёнка.
- А что тут скрывать? Иоганна Этингер.
- Этингер… Что-то знакомое…
- Жена приказчика, - ответила женщина, и поднос с кулебяками величиной с ладонь к ним пододвинула. – Кушайте-кушайте, мои дорогие. Начинила яблоками мочеными. У меня сынок очень такие жалует.
Есть отчего-то не хотелось, но отказ от угощения, как уже знала Алёнка, мог обидеть хозяйку. А это в её планы не входило. Так что, взяв себе кулебяку и сунув вторую Авдею, Алёнка откусила большой кусь и принялась тщательно его пережевывать, запивая горячим отваром.
- Людмила, ты не думай, она мне не для работы нужна, - не сдавался Авдей. – Шкатулка твоя диковинная Алёнке понадобилась… Чтобы домой вернуться.
Женщина скептически подняла бровь и отпила из кружки. «Господи, что она сейчас обо мне думает?» - ситуация на глазах становилась патовой. Но терять Алёнке всё равно было нечего. И всю дрожь, как рукой сняло.
- Мы знаем, что с помощью украшений из шкатулки ваша дочь переместилась из Петербурга прямо в лес у Мраморского, - дожёвывая, напрямки сказала Алёнка. – И… Я тоже с помощью этих украшений перенеслась сюда из своей страны. И… вы, наверно не поверите, но моя страна очень далеко отсюда находится. Так далеко, что за всю жизнь не доехать… Только с помощью колдовства, – произнесла она сакральное слово и пронзила взглядом бесцветную женщину.
Заглянула в светло-голубые глаза, заметила и бледность кожи, и губы, что вдруг стали ещё светлее. Людмила замерла на какое-то время. А потом тряхнула головой, встала из-за стола и принялась ходить по горнице с беспокойством, как бы решаясь на что-то.
- Вы знаете, на что эти камни способны, - продолжила гнуть свою линию Алёнка. – А я так и не поняла, как ими пользоваться, - усмехнулась она над самой собой. – Я глупая, надела царский убор и села перед зеркалом. И наверное что-то не то сказала. Или подумала… В общем, проснулась здесь. А в моём мире… мм… точнее, стране, у меня сын остался. Маленький. И позаботиться о нём некому, понимаете? Я должна вернуться. Но как это сделать - не знаю. Может, слово, какое заветное есть? Или камушек, на который нажать надо?.. – Алёнка с надеждой глянула на Людмилу влажными глазами, но та упрямо хранила молчание. – Даже если сумею я до шкатулки добраться… Хотя, как это сделать? Ума не приложу… Всё равно нужно знать, как эти камни работают.
- Я не знаю, - тихо ответила женщина.
- Может, дочь ваша знает? Она знает, верно? Неспроста Забава царице дерзкое слово сказала. Понимала, что сможет перенестись… Куда она уехала, Людмила? Вы же мать… Так скажите…
Людмила молчала.
И если бы она только взглядом указала на дверь, Алёнке и Авдею пришлось бы уйти, не солоно хлебавши.
Но, видимо, сегодня им повезло. Или Людмилу задели материнские чувства молодой женщины. Вдова тоже давно не видела дочь. И скучала по ней нестерпимо. И переживала. Ведь отдала, по сути, в незнакомую семью.
Она стояла ещё какое-то время посреди горницы, прижимая руки к груди. Потом подошла к красному углу, завесила рушником иконки и зашептала какой-то наговор, из которого Алёнка уловила лишь: «Не слушай, избушка моя – хороминка… Не тут слово сказано…» А когда закончила, села за стол. Пальцы затеребили вышивку на рушнике, что лежал на столе.