Страница 111 из 122
- Хотя это не могло быть единственной целью, но должно было быть ближайшей. Но вот ваша комната.
Во время этого разговора Алексей привел Яблонского в отведенное ему помещение. К удивлению Яблонского, он нашел здесь все то же самое, что и в доме Атоса, за исключением картин.
- Что меня удивляет, - воскликнул он, - это чрезвычайное однообразие самой обстановки в жизни!
- Да как же вы хотите иначе! В обстановке мы берем самое необходимое и удобное. Моды у нас не существует и существовать не может.
Оставив свои вещи, Яблонский вместе со своим спутником присоединился к остальному обществу.
Несмотря на громадные размеры общей залы, в ней было почти тесно. На первый взгляд Яблонского ему показалось, что здесь было не менее тысячи человек народу
- Скажите, - спросил он Алексея, - тут только две семьи?
- Нет, здесь вся фамилия Атос.
- Сколько же вас?
- Ну, право, не могу сказать вам точно - но около двух тысяч.
- Как вы узнаете друг друга?
- Память у нас хорошая.
- И не путаете имен?
- Ведь мы называем друг друга просто по имени. Если же надо обозначить точно какое-нибудь лицо, то присоединяем имя отца, деда, прадеда и т. д. Наконец, к фамилии присоединяется название места. Так - мы Атосы московские; есть владимирские, северные и т. д. Но вот и ваша невеста вместе с моими сестрами.
Яблонский подошел к Вере, окруженной молодыми девушками.
Здесь ему пришлось отвечать на множество вопросов, которыми его засыпали со всех сторон по поводу предстоящей на завтра свадьбы.
- Есть у вас шафер? - спросили его между прочим.
- Нет еще.
- Кто будет?
- Право, не знаю.
- Что касается меня, - заметила Вера, - я попрошу Павла Атоса.
- Какого?
- Как какого?
- Северного, - смеясь, сказал Яблонский, - Павла-Николая-Александра.
- Это что значит? - удивилась Вера.
Яблонский объяснил ей, в чем дело.
Вместе с тем ему предстояла теперь трудная задача отклонить свою невесту от сделанного ею выбора.
Сказать ей, в чем дело?
Это было невозможно.
Оставалось только опять обратиться за советом к Марии Атос.
Яблонский отправился ее отыскивать.
Но это оказалось не совсем легко, и только через полчаса он нашел ее в одном из кружков, на которые разбилось общество, наполнявшее залу.
- Я к вам, - обратился он к ней.
- В чем дело?
- Да ведь на завтра решена была наша свадьба?
- Да.
- Но я решительно не знаю, что мне делать.
- Да вам и делать-то нечего.
- В наше время это сопряжено было со множеством всевозможных хлопот.
- То было в ваше время.
- Но и теперь…
- Что же теперь?
- Надо сказать священнику…
- Уже сказано.
- Певчие…
- Какие певчие?
- Да кто же будет петь?
- Мы поем все.
- У меня нет шаферов - и у Веры тоже, хотя она и выбрала.
- Кого?
- Вашего сына Павла.
- Он уехал. Я сама сообщу ей об этом. А что касается приготовлений, то все они заключаются в том, что совершенно игнорировалось в ваше время. Для этих приготовлений вам надо обратиться к священнику, который будет совершать обряд.
- Где же он?
- Здесь. Это наш же родственник. Я сведу вас.
В зале Яблонский действительно заметил несколько духовных лиц.
К одному из них привела его Мария Атос.
- Что же вы одни? - спросил тот.
- Вы хотите видеть моих товарищей?
- Нет, но вашу невесту. Мне бы хотелось поговорить с вами обоими вместе.
Яблонский исполнил его желание, и в одной из комнат громадного дворца долгие часы прошли в приготовлении к тому, что в глазах большинства людей девятнадцатого века было не более как обрядом, но что на самом деле представляет собой освященное Церковью таинство.
После этого разговора ни Яблонский, ни Вера не имели уже охоты возвращаться в шумное и многолюдное общество. Последний вечер их одинокой жизни они провели в своих комнатах.
Яблонский проснулся ранним утром. В лицо ему ударил веселый, горячий луч солнца. Еще первый раз за громадный промежуток времени видел он смену ночи и дня - там, где он впервые возвратился к людям, солнце сияло, не сходя с горизонта.
Он еще не вполне успел окончить свой туалет, как мягкий, серебристый звук нарушил тишину летнего утра.
Яблонский не сразу понял, что это такое.
Но вот раздался второй удар, третий… Гармоничными переливами разносясь в воздухе, загудел призывный благовест.
Невыразимо умилительное чувство охватило Яблонского…
Он бросился к окну.
Залитый горячим солнечным светом, сверкая белизной мрамора и золотом куполов, далеко возносясь к подернутому прозрачной дымкой небосклону, возвышался величественный храм.
От него неслись серебряные переливы призывного благовеста и замирали в бесконечной дали.
Родные звуки напомнили не только невозвратное, но и влили радостную надежду в душу заброшенного в новый мир человека.
Горячими слезами благодарной молитвы приветствовал он утро знаменательного и великого для него дня…
Около пяти часов утра Яблонский и Вера среди многотысячной толпы подходили к дивному храму, воздвигнутому в память просвещения Руси.
Куда только мог достигнуть взор, со всех сторон двигались вереницы и толпы народа.
Призывный гул колоколов доносился из древнего Кремля и падал с неизмеримой высоты увенчанного главами собора.
Громадная лестница, окружавшая здание с четырех сторон, шла к порталам, ведшим во внутренность храма.
Сюда уже доносилось пение тысяч молящегося народа.
Грандиозные размеры храма обманывали глаз: стоя внутри, казалось, что купол висел далеко вверху, ничем не поддерживаемый, стены, с громадными окнами, отодвигались вдаль и терялись в перспективе.
Но громадные размеры не препятствовали каждому слову священнослужителей долетать до самых отдаленных углов.
Яблонскому и Вере казалось, что они действительно теперь возвратились к новой жизни…
Священные, хорошо известные слова молитв и песнопений потрясали их… Радость наполняла сердца, и в бесконечной благодарности к Подателю жизни душа отрешалась от земного и возносилась туда - в обитель и царство Света.
Торжественная служба тянулась долго, но никто не чувствовал утомления.
Кончалась литургия. Произнесены были призывающие к Источнику жизни слова:
«Со страхом Божиим и верою приступите!»
На середину храма, на высокий помост, вошел сонм священнослужителей, и начался благодарственный молебен.
Предстоящие люди воссылали благодарение за дарованный им свет истины, за дарованные им блага жизни и за очищение в горниле тысячелетних страданий…
Но вот колыхнулись золотые хоругви, раздалось величественное пение, и крестный ход двинулся из храма к кремлевским соборам, среди жизнерадостного народа и несметной толпы сопровождающих…
Яблонский и Вера оставались на паперти, пока вдали не скрылись колыхавшиеся над толпой священные знамена.
Радостный звон гудел и переливался, тысячами звуков наполняя воздух.
- Пойдемте!
Около Яблонского и Веры виднелись знакомые лица Николая и Марии Атос.
- Вам надо приготовиться! Через два часа назначено венчание!
Цветущими садами и аллеями они направились к дому.
- Вы придержитесь обычая? - спросила Мария Атос жениха и невесту.
- Какого?
- Не есть до венчания.
- Конечно.
- Впрочем, и мы все последуем вашему примеру.
Здесь только Яблонский вспомнил, что он никого еще не просил занять место родителей.
- Я уверен, - сказал он, - что вы благословите нас?
- Да, мы - Веру, а наши отец и мать - вас.
В это время подошли уже к дому.
- Идите к себе! - сказала Мария Атос Яблонскому.
Сама она увела Веру.
Через час жениха позвали в залу. Когда он пришел туда, все было готово для обряда: на высоком помосте среди залы на столе стояли образа. Вся зала полна была народу. Все присутствовавшие одеты были в одинаковые одежды из плотной серебристо-серо-ватой ткани. Только на Яблонском и его невесте платье было из белоснежной блестящей материи, похожей на парчу.