Страница 37 из 52
Необходимость «привязываться» к сопровождаемой группе «илов» или «сушек» по скорости и высоте (а именно так в подавляющем числе случаев формулировалась соответствующая боевая задача) означала, что советским истребителям часто приходилось вступать в бой в заведомо неблагоприятных условиях и заранее отдавать инициативу противнику, атакующему сверху и способному «конвертировать» высоту в скорость.
А вот мнение советского лётчика-ветерана Н. П. Цыганкова, провоевавшего на «Ишаке» с февраля 1942 по апрель 1943 года (пока его 21-го иап не перевооружили на Як-7): «Самое тяжёлое было сопровождать штурмовиков – маленькая высота, зенитки бьют, автоматы бьют. Они (прим. автора: Ил-2) выше 1200 метров не поднимались, по-моему. Весь огонь доставался и им, и нам. Когда на “ишаках” летали, мы ещё как-то выживали – он юркий, фанерный, а вот “яков” у нас много побило» («Я – истребитель», с. 564). Ветеран Борис Степанович Дементьев, вспоминая Героя Советского Союза А. М. Беркутова, пишет следующее: «На И-16 сбивал “мессершмиттов”! Для этого надо было уметь грамотно использовать технику. Многие, особенно в начале войны, погибали из-за того, что как следует не умели пользоваться даже тем, что есть» (там же, с. 609). Из этого фрагмента понятно, что благодаря высокой манёвренности как минимум до конца 1943 года «ишаки» вполне годились не только для борьбы с тихоходными пикировщиками Ju-87 и прикрывающими их истребителями, но и для сопровождения своих ударных самолётов – главным образом Су-2 и Ил-2. Как ни странно, их относительно низкая максимальная скорость в данном случае помехой не являлась, в то время как для пилотов более современных и скоростных истребителей (главным образом «мигов», «яков», «лаггов», «киттихоуков» и «аэрокобр») эскортирование медлительных штурмовиков было наиболее опасным и, соответственно, самым нелюбимым занятием. Как уже говорилось, необходимость «привязываться» к сопровождаемой группе «илов» или «сушек» по скорости и высоте (а именно так в подавляющем числе случаев формулировалась соответствующая боевая задача) означала, что советским истребителям часто приходилось вступать в бой в заведомо неблагоприятных условиях и заранее отдавать инициативу противнику, атакующему сверху и способному «конвертировать» высоту в скорость. В отличие от истребителей новых конструкций, «приёмистые» (то есть способные быстро набирать и гасить скорость) и феноменально манёвренные «ишаки» (и то и другое во многом являлось результатом высочайшей энерговооружённости), в гораздо меньшей степени зависели от высоты и скорости, на которой им приходилось вступать в бой с атакующими «мессершмиттами» и «фокке-вульфами». Наконец, стоит добавить, что И-16 (а также И-153) могли и сами выступать в роли лёгких штурмовиков и истребителей-бомбардировщиков (о чём мы поговорим в другой части данной работы).
Итак, мы выяснили, что даже несомненно устаревшие к 1941 году истребители И-16 и И-153 при правильно выбранной тактике являлись весьма полезными, результативными и любимыми пилотировавшими их лётчиками боевыми машинами. «Ишак Поликарпович» и его «кузина» «Чайка» внесли вполне значимый вклад в борьбу с Люфтваффе и Вермахтом. Следует подчеркнуть и то, что свою роль эти далеко не самые современные самолёты сыграли в самое тяжёлое для ВВС Красной Армии время – в 1941–1942 годах. Возникает резонный вопрос: если столько добрых слов можно услышать в отношении самолётов, чьи ТТХ отвечали, скорее, требованиям середины 30-х годов, то неужели для боевой работы летом и осенью 1941 года меньше подходили гораздо более современные истребители – МиГ-3, Як-1 и ЛаГГ-3, ничуть не уступавшие по характеристикам аналогам, производившимся в других воюющих странах? Может, и в этом случае, прежде, чем винить далеко не самые худшие машины в «несовершенстве» и «приставать» к часто раздутым недостаткам, всё же стоит обратить внимание на то, кто, как и с каким успехом планировал их боевое применение в июне 1941-го? Может, совсем не в самолётах было дело? И, к слову, не в лётчиках?.. Но эту невольно закрадывающуюся мысль ваш покорный слуга предлагает оставить «на потом» и развить, когда мы проанализируем общую картину – рассмотрим ситуацию не только с истребителями, но также с другими основными категориями боевых самолётов Второй Мировой.
О «деревянности»
СССР был единственной в мире авиационной державой, вступившей во Вторую Мировую войну, не имея ни одного серийного цельнометаллического истребителя. Разумеется, самолёты, в конструкции которых в той или иной степени использовались ткань и многослойная фанера (в качестве оболочки фюзеляжа и крыльев), а также деревянный брус (для изготовления силовых элементов), многие государства применяли не только в начале, но и на протяжении всего мирового конфликта. В Великобритании ирландский лён, фанеру и древесину использовали не только в конструкции устаревших «харрикейнов», «гладиаторов» и «веллингтонов» – деревянные элементы встречались в конструкции даже таких признанных технологических шедевров, как «Супермарин-Спитфайр»: первоначально еловый брус применяли при сборке хвостовой части легендарного истребителя. На первых «спитфайрах» использовали и ткань – ею оборачивали элероны (с 1941 года для этих целей применялся лёгкий сплав).
Замечательным примером использования композитных материалов на основе многослойной фанеры являлся британский двухмоторный многоцелевой самолёт (лёгкий скоростной бомбардировщик, ночной истребитель, разведчик и ударный самолёт) «Де Хэвиленд-Москито». Его яйцеобразный корпус изготавливался по принципу «папье-маше»: деревянную или бетонную макет-форму «оборачивали» слоями фанеры различных пород деревьев с использованием специального синтетического клея. Из древесины также делались крылья и внутренние силовые элементы. Металл использовался лишь для изготовления контрольных поверхностей (и то не всех), моторамы и шасси. Скажу честно: логика, по которой англичане решили сделать планер этого самолёта не из дюралюминия и стали, а из берёзовой фанеры и елового бруса, мне непонятна. Если подразумевалась опасность организации немцами трансатлантической блокады (что до начала Второй Мировой само по себе должно было казаться маловероятным в свете признанного всеми могущества британского, французского и американского флотов), то, случись невозможное, «деревянность» всё равно не спасла бы «Москито». Дело в том, что практически все породы дерева, использовавшиеся при его строительстве, импортировались из Америки – Эквадора, США и Канады. Возможно, впрочем, что британские авиаконструкторы изначально делали акцент на снижении вероятности обнаружения «москито» радарами противника. Так или иначе, самолёт получился замечательным – лёгким, прочным, быстрым и на удивление живучим. Часто упоминают ничтожный процент потерь (менее 1 %), которые «москито» несли при использовании в качестве разведчиков, ночных «беспокоящих» бомбардировщиков и «следопытов» (то есть лидеров, наводящих на цель армады четырёхмоторных «стратегов»). Меня скорее удивляет другое: дело в том, что практически такая же статистика потерь имела место и при использовании «москито» в качестве ударных самолётов – для штурмовки колонн и аэродромов. Поразительно, но в этих случаях деревянный «Де Хэвиленд» сбивали не чаще, чем бронированные штурмовики Ильюшина.
Скоростные бомбардировщики «Москито» (De Havilland Mosquito B IV) 139-й эскадрильи британских Королевских ВВС в полёте. 11 февраля 1943 года (источник: http://waralbum.ru/330759/)
К концу войны деревянные силовые элементы появились и на некоторых немецких самолётах: сказывался постоянно усиливавшийся кризис со снабжением стратегическими материалами, к которым относились алюминий и другие цветные металлы, используемые в самолётостроении. Британский историк Ричард Овери (Richard Overy) в работе, посвящённой Г. Герингу, сообщает следующее: «Потребность (прим. автора: Третьего рейха в алюминии) в 1941 году находилась на уровне 480 000 тонн, но общее производство Германии и остальной Европы составляло лишь 370 000 тонн. На самом деле производство алюминия в Европе – которое, по планам Геринга должно было превысить миллион тонн к 1944 году – никогда не превышало 450 000 тонн в течение всей войны. На полях одного из отчётов о производстве алюминия Геринг в раздражении написал: «Почему выпуск алюминия не растёт? Даже с учётом Европы?» (перевод с английского здесь и далее мой, с. 141). В свете этого трудно удивляться, что под конец войны повышенную степень «деревянности» имел, например, «народный» реактивный истребитель «Хейнкель» Не-162: из прессованной фанеры изготавливалась носовая часть; почти целиком делалось из древесины и крыло «Саламандры». Деревянная хвостовая часть использовалась при сборке истребителей «Мессершмитт» Bf-109G-6/U2 («Messerschmitt Bf-109: The Augsburg Eagle; A Documentary History», с. 112). Смешанную конструкцию с обильным использованием фанеры и ткани имел не только британский «Веллингтон», но и другой широко распространённый средний «бомбер» первой половины войны – итальянский «Савойя-Маркетти» SM.79. Впрочем, порой древесину предпочитали «крылатому металлу» исходя не только из соображений экономии. Так, вплоть до 2006 года в Королевских ВВС Великобритании верой и правдой служил реактивный разведчик «Канберра», в конструкции хвостовой части которого также использовались деревянные детали. Вместе с тем вновь подчеркну: уже к началу Второй Мировой дерево и ткань почти не применялись при строительстве самых современных истребителей. Новейшие «спитфайры», «мессершмитты», «мицубиси», «макки», «девуатины» и пр. – все эти самолёты являлись цельнометаллическими.