Moonrise

Появление ужасного чудища заставило на мгновение замолчать раззадорившихся мьюнианцев. На этот «пьедестал» ещё не ступала нога ни одного монстра. Тоффи самодовольно ухмыляется, видя на лицах подданных застывший ужас. Мун недовольно морщится и взглядывает на него. Он появился рановато, она ещё не успела придумать, как бы ей поступить со своими живыми куклами. Оторвать голову сразу или дать немного помучиться? Тоффи слегка кланяется, как бы извиняясь за свою нетерпеливость, и, перехватывая руку королевы, почтенно целует её. Стоны непонимания доносятся до них. Мун, немного успокоившись, медленно растягивает заалевшие губы в лёгкой улыбке, которая, однако, тут же исчезает на суровом, ожесточённом лице.

— Жители Мьюни! — голос королевы звучит громыхающим железом, звонко отдаётся от стен домов и эхом разносится по всей площади, заполненной волнующейся людской массой. Мьюнианцы тут же смолкают, словно погружённые одномоментно в какой-то захватывающий транс. Теперь королева может говорить тише, и никто не посмеет прервать её и заглушить речь, что торжественно разольётся по улицам города. Однако Мун продолжает так же громко, усиливая грозные нотки: — Запомните этот день, он будет судьбоносным в ваших бессмысленных жизнях. На протяжении многих веков вы унижали, притесняли, губили монстров. Вы паразитировали на территориях, что исконно принадлежат им. Вы позорили Мьюни и свою королеву, вы недостойно жили на этих землях и недостойно же ими пользовались. Все вы, от аристократов до земледельцев, все вы — жалкие куски грязи и ничтожества. Я ненавижу всю ту ложь, в которой жила с самого рождения и в которую вы так свято верите! — Мун не даёт ни единому вздоху ужаса нарушить стройный поток её слов. Она заставит их бояться её, она сделает свою власть абсолютной, и никто не посмеет покуситься на её силу. — Однако сегодня, сегодня настаёт новая эра нашего… — на мгновение Мун замолкает. Она опускает взгляд на палочку. Та преобразилась: стала более угловатой и острой. По полумесяцу, ровно посередине, идёт, до основания, словно бы тонкая трещина, сквозь которую сочится тёмная субстанция. Мун проводит пальцем по ней, слегка смазывая, и поднимает глаза на застывших в экзальтированном ожидании людей. — Моего королевства.

Мун возносит руку с крепко зажатой в ней волшебной реликвией высоко вверх, и только теперь позволяет мьюнианцам издать синхронный, кроткий вскрик непонимания, смертельного испуга. Тоффи и сам экзальтирован не хуже бесноватой толпы. Генерал монстров знает о потенциале своей королевы, но даже он, опытный тактик, привыкший видеть наперёд любые события, теперь совершенно не знает, чего ожидать. Впервые в жизни Тоффи явственно ощущает неясный трепет где-то глубоко внутри груди, в которой, должно быть, бьётся его чёрное сердце.

Палочка трещит под безжалостным натиском магии, что собирается густым тёмно-лиловым клубом вокруг набалдашника. Белки глаз Мун наполняются чернотой, а радужка темнеет ещё сильнее, и вот её уже практически не видно под мрачной пеленой. Изящный рот разрезает широкая победоносная ухмылка. Тоффи отходит в сторону. Кажется, королева уже не контролирует собственный рассудок, и это немного пугает, нет, ужасает ящера. Перед ним — чистая тёмная магия, которую так боялись поданные королевства и даже члены Верховной Магической Комиссии. Перед ним — сила, из-за которой Эклипсу некогда заключили в кристалл. И ему до жути страшно.

Мун приподнимает брови и склоняет голову набок, как бы не понимая, почему происходящее столь сильно пугает мьюнианцев, заставляет их метаться из стороны в сторону, не находя пути побега, давить друг друга и изо всех сил молить о помощи. Королева заливается хохотом, чудовищный смехом, предваряющим нечто дикое.

— Встречай новую королеву, Мьюни, — тихо, отчеканивая каждое слово, проговаривает Мун, и в ту же секунду в небо ударяет стремительный чёрный вихрь, накрывая королевство непроглядным густым мраком…

***

Мун смотрит на реки крови, заполонившие улицы королевства алыми потоками, ей кажется, будто она везде: льётся из окон домов, извергается из крыш, сочится из коры деревьев, что сама земля пропитана ею, словно живительной водой. В голове тихо, и лишь урывками до слуха королевы доносятся глухие крики жителей, она не видит их, но слышит мольбу и ужас в их голосах. Они погибают, им страшно и больно, они ищут помощи и спасения у своей королевы, но ей всё равно. Мгновение, и их скованные страданиями силуэты проявляются сквозь густую кровь, напряжённые тела ломаются и надрываются в напрасных попытках продлить свою жизнь, и они тонут в этом бесконечном кровяном потоке, захлёбываются и задыхаются, навсегда пропадая под красной толщей.

Тоффи подходит сзади, его ледяные руки опускаются на бесчувственные плечи принцессы, и та не реагирует, любуясь зрелищем, которое сама же сотворила. Без колебаний, без сожалений, без чувства вины.

— Я же говорил, королева, что мы похожи, — говорит он у самого её уха и вручает ей золотой кубок, вложив его в податливую ладонь.

Мун рассеянно глядит на чашу и медленно опускается на колени, обагряя юбку длинного платья. Она зачерпывает кубком кровь, подносит его к губам и, запрокинув голову, жадно глотает содержимое.

Тоффи наблюдает за ней с самодовольной ухмылкой и коротко посмеивается, видя, что той пугливой, нерешительной принцессы, сломленной горем, больше нет. Она исчезла, и именно Тоффи хорошенько постарался, чтобы растоптать в душе Мун последние остатки жалости и милосердия. По крайней мере, так ему хочется думать.

Мун поднимается и выкидывает кубок в багряную пучину, и та с удовольствием затягивает его. Тоффи будто бы бережно пальцем смахивает с уголка её губ каплю крови. Мун ощутила на миг, как слегка дрожат его руки. Королева взглядывает в небо: оно сплошь затянуто плотной лиловой плёнкой. Фиолетовые угрюмые тучи плавно пробегают по нему, вихрясь. Витиеватая дымка клубится чуть ниже, заполняет горьким ароматом воздух.

— Моя Королева, — Тоффи слегка наклоняется корпусом вперёд, отдавая правительнице уважительный поклон, но не опускает головы, смотрит на непроницаемую Мун, созерцающую небеса, — вы прекрасно поработали, но что нам делать с выжившими?

— Нашим новым подданным необходимы будут слуги, ты так не считаешь? — Мун перевела взгляд на Тоффи. Что же читается в нём сейчас? Надменность, отрешённость и бесконечный холод. От тех ясных и чистых голубых глаз осталась лишь блеклая, мёртвая оболочка. Обновлённый народ Мьюни, встречай обновлённую Королеву!

Тоффи удивлён. Он не ослышался? Мун сказала «нашим подданным». Неужели генерал имеет шанс занять позицию более высокую, нежели придворный советник? Ящер крайне доволен собой. Всё идёт по плану. По его плану. Иначе и быть не могло. Тоффи — Спаситель монстрова рода и Король Мьюни. Звучит, надо признать, очень даже неплохо. Но он не собирается затмевать свою Королеву, вовсе нет. Скромный Король может вершить великие дела и из-за спины великолепной Королевы. Главное — не потерять в процессе властвования корону и не оказаться в немилости у Королевы. Держись крепче, Тоффи, крутой нрав единоличной правительницы королевства может обернуться и против тебя.

Мерный стук каблуков отвлекает Тоффи от тщеславных мыслей. Мун направляется во дворец, махнув Тоффи рукой в знак идти за ней. Ящер едва успевает понять сигнал, как уже оказывается подле Королевы, не желая отставать от неё.

— Нам необходимо закончить ещё одно чрезвычайно важное дело, — поясняет Мун, когда они подходят к Залу Заседаний.

Посреди бездыханных тел Ромбулус восседает один, на ледяном мраморном полу. Тонкая полоска слёз очерчивает один единственный глаз, стекая вниз, к вороту разорванного плаща. Руки-змеи стянуты цепями и какой-то неопределённой чёрной материей, и слегка трепыхаются, видимо, стараясь освободиться. Когда массивные двустворчатые двери с жалостливый скрипом раскрываются, Ромбулус вздрагивает, брякая оковами, и бросается ко входу в Зал.

Мун с усмешкой останавливает его у самых своих ног, не позволяя подойти ближе. Тоффи с интересом разглядывает смотрителя магической вселенной, сейчас он выглядит куда более жалко, чем обычно. Ромбулус стоит на коленях, склонив кристальную голову перед Мун. Королева с минуту стоит и пронизывает его взглядом с вышины своего роста, а затем соблаговоляет погладить Ромбулуса по макушке, отчего тот блаженно урчит.