Страница 85 из 365
— Сразу его увидела, — довольно подумала Мэри. Она весело затянула: «Ножи, табак, зеркала…».
— Джон мне его хорошо описал. Больше мне здесь делать нечего. Надо переходить линию фронта и являться в штаб к Альвинци. Пусть отступает, пока не поздно, иначе его отсюда на телеге с трупами вывезут. Его и всю армию австрийцев. А потом — в Вену. К Рождеству я в Лондон не успею, но все равно, — подарки привезу. Мартину как раз годик будет, — она улыбнулась, вспомнив темноволосого, синеглазого мальчика, что сидел на расстеленной по траве шали.
— У! — сказал ребенок. Взяв в каждую ручку по деревянной погремушке, Мартин затряс ими.
— А мне дашь? — Мэри склонила голову набок.
— У! — Мартин прижал погремушки поближе и недоверчиво посмотрел на нее. «Он очень жадный, — рассеянно отозвалась Марта, просматривая папку с бумагами. В саду было тихо, пахло розами, томно жужжали пчелы. Она покачала носком замшевой туфли:
— Что я тебе могу сказать? Пусть Джон тебя за линию фронта посылает, потому что это, — она похлопала рукой по папке, — сведения не то что из третьих, а из тридцатых рук. Пока своими глазами на французскую армию не посмотришь — ничего не поймете.
— У! — Мартин, бросив погремушку, потянулся к матери. Марта подхватила его на руки. Спустив с плеча легкое, отделанное кружевами домашнее платье, она дала ребенку грудь.
— У нас есть человек во французской армии, — задумчиво сказала Мэри.
— Не человек, а капитан Иосиф Мендес де Кардозо. Шурин нашего общего знакомого, — отрезала Марта. «Он не станет поставлять никаких сведений, — женщина поморщилась, — это бесчестно».
Мэри подперла подбородок кулаком и задумчиво спросила: «А если он меня рассекретит? Наш общий знакомый, наверняка, захочет письма передать, для семьи. Мне придется встречаться с капитаном Кардозо».
— Придется, — согласилась Марта. «Не волнуйся, Иосиф тебя не выдаст, он понимает, что такое честь».
Мэри грустно накрутила на палец темную прядь: «Волосы стричь надо…, А как же я потом?»
— Пусть тебе Мадлен париков купит, — посоветовала Марта. «Как там девчонки? Наверное, пошли уже?»
— Джоанна пошла, — Мэри перевернулась на спину и посмотрела в спокойное, летнее небо, на белые, пушистые облака. «Вероника опасается еще, она осторожная. Когда я туда вернусь, уже и она пойдет. Спасибо, тетя, — девушка вскочила. «Пойду, оторву Майкла от чертежей. Прокатимся на лодке, посмотрим, как там речной дом строится».
— Ну-ну, — только и сказала Марта, гладя заснувшего сына по каштановым локонам.
Мэри дошла до кухонных палаток. Устроившись под телегой, она вынула из кармана куртки краюху хлеба и кусок старого, твердого сыра:
— В Вене первым делом запрусь в умывальной у Мадлен. Буду лежать в ванне с ароматической эссенцией. Долго. Потом пусть придет дама, что за волосами и ногтями ухаживает. Надо еще купить саквояж кожаный, что я видела, перчатки, в Zur Schwäbischen Jungfrau — скатерть и салфетки, для тети Марты, у Албина Денка — фарфор…. — Мэри зевнула и вспомнила свои платья, что висели в гардеробной у Мадлен.
— Новое сошью, — решила Мэри, переворачиваясь на бок, жуя хлеб. «В Вене в оперу схожу, с Джоном и Мадлен, а в Лондоне меня Майкл в театр поведет». Она зевнула и почесалась:
— Зима на дворе, угомонились бы. Хотя здесь лошади вокруг, а где лошади, там и блохи.
Мэри доела сыр, и заснула. Она спокойно, размеренно дышала, не обращая внимания на грохот канонады — французская артиллерия обстреливала Арколе.
Иосиф сжег письма: «Сын у Марты. Наконец-то, дождался Питер. Подарок бы им послать, да откуда тут его взять? — он оглядел простую, заправленную тонким, шерстяным одеялом, койку, и холщовый вещевой мешок в углу.
Он, было, достал походную чернильницу. Взяв тетрадь, Иосиф раскрыл ее на колене. «Мартина они привили от оспы, — вспомнил Иосиф строки из письма Джона, — и мы наших девочек — тоже. Доктор Дженнер в Англии, в мае, провел новую операцию. Она называется «вакцинацией». Посылаю тебе полный отчет о ней, вряд ли до тебя доходят научные журналы».
— Это точно, — пробормотал Иосиф. Он уже взял перо, как на пороге раздался кашель.
— Вам пакет, капитан Кардозо, — вытянулся вестовой. Иосиф взломал печать. Пробежав глазами несколько строк, он потянулся к мундиру, что был брошен на койку. «Наверняка, у кого-то зуб заболел, — он провел рукой по щекам. «Бриться не буду, и так сойдет. Я зуб иду вырывать, а не на парад».
Иосиф застегнул мундир. Вдыхая прохладный, вечерний воздух, не обращая внимания на гул орудий — артиллерия стояла на плацдарме правее лагеря, он пошел к штабным шатрам.
— Вам сюда, — вежливо сказал вестовой, указывая на простую, холщовую палатку. Иосиф нагнулся и шагнул внутрь. Там было совсем пусто, горела масляная лампа. На расстеленной по земле шинели сидел какой-то человек. Он рисовал карту — быстро, изредка покусывая перо.
Он вскинул синие глаза. Иосиф понял: «Лейтенант давешний. Я-то думал — у кого-то из высших офицеров зуб болит. Мог бы и сам дойти до госпиталя, не велика птица».
— Здравствуйте! — молодой человек встал. У него были каштановые волосы, играющие золотом в свете лампы. «Проходите, капитан Кардозо».
— Вы устраивайтесь ближе к лампе, и раскрывайте рот, — сварливо велел Иосиф, доставая из кармана мундира потрепанный, кожаный футляр с инструментами. «Какой зуб беспокоит?»
— Зуб? — молодой человек поднял бровь и расхохотался: «Зубы у меня в полном порядке, капитан». Зубы у него и вправду, были белоснежные, крепкие, здоровые.
— Тогда что у вас? — удивился Иосиф. «Понос или фурункул? Если первое, зайдите в госпиталь, я вам дам снадобье. Со вторым придется потерпеть. После атаки я его вскрою. Сейчас, — он развел руками, — я должен заниматься ранеными».
— Очень правильно, — пробормотал юноша и похлопал рукой по шинели: «Садитесь».
— Он меня лет на двадцать младше, — понял Иосиф, опускаясь на землю. «И по званию ниже. Что это он мной командует? Но ведь такому и не скажешь: «Нет».
— Не скажешь, — повторил он, искоса рассматривая упрямый, твердый подбородок, изящно вырезанные ноздри, длинные, темные ресницы.
— Я сейчас, — молодой человек завершил карту. «У меня военный совет через четверть часа, сами понимаете, — красивые, еще по-юношески пухлые губы, усмехнулись, — надо быть готовым. Вот вы врач, — юноша, на мгновение, прервался, — вы скажите мне, почему я смотрю на местность, на войска, и сразу понимаю — что мне надо делать, и когда? Остальным приходится объяснять, карты чертить, это все отрывает время…, - молодой человек поморщился.
— От чего? — поинтересовался Иосиф.
— От войны, — удивился его собеседник. Он отложил карту: «Терпеть не могу задержек. Ненавижу, когда меня не понимают».
— У каждого человека, — добродушно заметил Иосиф, — свои способности. Нельзя требовать от других…
— Ерунда, — прервал его юноша. «Я живу так же, как мои солдаты, — он обвел рукой палатку, — и ем их пищу. Я требую от каждого, чтобы он отдавал все силы тому, чем мы занимаемся, иначе и начинать не стоит. До конца жизни, до последней капли крови…, - он встряхнул головой: «Я велел принести ваше личное дело. Медицинский опыт у вас впечатляющий, только в армии вы всего второй год. Почему? — требовательно спросил он.
Иосиф рассмеялся: «Да кто же это? Ланн? Я его видел издали, он на три головы выше этого паренька. И маршал ранен был, в палатке для высших офицеров лежит».
— Меня раньше не брали в армию, — просто ответил Иосиф. «Я еврей».
— Дурацкие, косные предрассудки, — зло отозвался юноша. «Мы с ними покончим, по всей Европе. Вы написали, что имели опыт морских сражений. Это где было?»
— В Новом Свете, — улыбнулся Иосиф. «Я с пиратами плавал, какое-то время. Потом меня хотели сжечь на костре, пираты атаковали Картахену и спасли меня. Моя будущая жена спасла, — ласково сказал он.
— На костре вас хотели жечь потому, что вы еврей, — утвердительно заметил юноша.