Страница 77 из 365
С реки подул неожиданно теплый ветер. Мадлен, тряхнув изящной головой, следя за толпой, что расходилась с площади, сказала себе: «В Англии устроюсь гувернанткой. Выращу Жюля, выучу его, и буду жить одна, вот и все».
Она оглянулась и увидела герцога — тот все стоял, не двигаясь с места, светлые, коротко стриженые волосы шевелил ветер. Светло-голубые, усталые глаза улыбнулись и Джон, подошел к ним: «Мы твсе очень голодные, ваши светлость. Найдется же у вас вареная картошка?»
Мадлен зарделась и, пробормотав что-то — кивнула.
— Так покормите нас! — жалобно потребовал Джон. Девушка, сама от себя такого не ожидая, звонко рассмеялась.
На берегу Ранса горел костер, лодки были вытащены на белый песок. Марта зевнула и прижала к себе дочь, — Мэри уже спала, уткнувшись лицом в сгиб локтя: «Через пару дней будем в Динане, а там крейсирует «Молния», капитана Фэрфакса, ждет нас».
— Мамочка, — Элиза все копошилась. Оказавшись в руках у матери, девочка затихла. «Мамочка, — повторила она, — давай съездим в Америку. Там ведь наши родственники…»
— Наши родственники и в Амстердаме, и в Петербурге, и на Святой Земле, — Марта вдыхала запах хвои, свежих, зеленых листьев, мокрой от дождя травы. Над рекой, в зеленоватом, прозрачном небе, мерцала Венера.
— Домой, — подумала она, вспомнив бесконечные леса, прозрачную воду озер, голубые горы, что виднелись на западе. «Элиза права, надо вернуться домой».
— Съездим, — она поцеловала высокий, белый лоб: «Ложись. Ты устала, вы сегодня с Жюлем гребли».
— Жюль волнуется, — Элиза неудержимо зевнула, — волнуется…, что у них денег нет…, Он сказал, что работать пойдет.
— Жюль пойдет учиться, — строго заметила мать. «Как и ты, дорогая моя». Она прижала к себе дочь и подышала ей в ухо: «Спи, утенок».
— Только при Жюле меня так не называй, мамочка…, - сонно потребовала Элиза. «Не буду, — усмехнулась мать и услышала размеренное, спокойное дыхание девочки.
— Тедди увижу, — улыбнулась Марта, — может быть, даже на выпускной вечер его успеем. Потом отплывем домой. Денег у меня много, до конца жизни хватит. Тедди закончит Кембридж, вернется в Бостон, женится…Элиза выйдет замуж, я могу ее привезти потом в Лондон. Джон ее представит ко двору. А я буду с внуками возиться, — Марта замерла. Кто-то шел по берегу — легко, почти неслышно.
— Мужчины спят уже, — она взглянула на две лодки, что лежали поодаль. Зашуршало платье. Марта, увидев в свете костра русые косы, вздохнула: «Бедная девочка. Сама не своя ходит. Ничего, как приедет в Англию, так оправится, забудет о том мерзавце…»
Мадлен присела на песок и протянула руки к костру. «Ваша светлость…, - раздался сзади тихий голос. Девушка вздрогнула. Джон обругал себя: «Что ты за дурак, она же боится еще».
— Я дозорным был, — смешливо сказал он, устраиваясь напротив. «А сейчас капитан Фэрфакс меня сменил, а спать что-то не хочется. Вам тоже?»
Она взглянула на него поверх пламени. Щеки ее раскраснелись. Джон увидел русую прядь, выбившуюся из косы, спускавшуюся на белую шею.
— Все, хватит, — разозлился он. «Сейчас я ей все скажу. Откажет, так откажет».
— Мадемуазель де Монтреваль… — начал он. Девушка горько поправила его: «Мадам Деметр…»
— Мадемуазель де Монтреваль, — упрямо повторил Джон, — пожалуйста, выслушайте меня. Я знаю, что сейчас покажусь сумасшедшим, но я совсем, совсем не могу, ни о чем думать, кроме вас…, С тех пор, как я вас на рынке увидел. Простите, что я тогда выругался…, Мадемуазель де Монтреваль, вы просто скажите — по душе ли я вам? Если нет, — он вздохнул, — я вас с Жюлем довезу до Англии, буду вам всегда помогать, и просто останусь вашим преданным слугой. А если да…, - он осекся, не в силах продолжать, боясь взглянуть на ее лицо.
Мадлен все молчала. Поднявшись, — Джон сразу встал, — девушка тихо проговорила: «Я не гожусь в жены, ваша светлость…»
— Позвольте мне самому это решать, мадемуазель де Монтреваль, — попросил Джон. Ее длинные пальцы все перебирали край шали.
— Я не гожусь в жены, — повторила Мадлен, и губы ее задрожали. «Я и в монахини больше не гожусь, я… — она выдохнула и поморщилась, — я просто спрячусь где-нибудь в деревне. Я теперь навсегда…, - она помотала головой. Пробормотав: «Простите, ваша светлость», — девушка быстро ушла.
Джон все стоял, опустив руки. Потом, выругавшись, он медленно двинулся к лодкам, где спали мужчины.
Мадлен сидела, закутавшись, привалившись спиной к влажному дереву, стуча зубами.
— Он такой же, — подумала девушка. «Все мужчины такие же, как тот…, Господи, как же с ними живут? Я ведь знаю, слышала…, Когда Франсуаза вышла замуж, она потом приехала меня навестить, в монастырь…, Она вся сияла, а когда я спросила: «Как это?», только закатила глаза: «Лучше всего на свете». Она мне солгала? Но зачем? Я помню, мама и папа все время за руки держались, улыбались…, Но как? Как такое возможно? Значит, мама просто терпела, и все…, Притворялась ради нас».
Она вспомнила его дурно пахнущий рот, запах табака, толстые пальцы. Вскочив, подбежав к реке, девушка встала на колени.
Ее рвало. Потом Мадлен тихо зарыдала и почувствовала, что кто-то ласково обнимает ее за плечи.
— Маму тоже рвало, — испуганно вспомнила девушка. «Когда она Жюля носила. Господи, сжалься надо мной, пожалуйста».
— Не надо, не надо, милая, — Марта привлекла ее к себе. Мадлен, уткнувшись лицом в прохладный холст куртки, засунув пальцы в рот, прорыдала: «Я не могу…, не хочу…, Господи, но ведь это грех, грех, ваша светлость…, Грех убивать дитя!»
Марта все молчала, покачивая ее: «Пойдем, поспим. От одного дня ничего не изменится, милая».
Она уложила девушку рядом с Мэри. Подождав, пока Мадлен успокоится и заснет, женщина улыбнулась, — светло-русые косы и темные кудряшки перемешались. Марта погладила девушек по головам, и, поправив на дочери куртку, перекрестила их: «Все устроится».
Жюль и Элиза тащили по мокрым камням сетку, где шевелились лангусты. «Сейчас сварим, — девочка облизнулась, — и будет очень вкусно. Так ты в школу пойдешь?»
— Я английского не знаю совсем, — мрачно отозвался подросток. «Как я учиться буду? И деньги…, - он махнул рукой. «Его светлость, — Жюль кивнул на далекий костер, — сказал, что в Лондоне много эмигрантов французских, нам помогут. Все равно, — мальчик тяжело вздохнул, — надо самому зарабатывать. Как вырасту, стану офицером, и пойду воевать с этой швалью, — презрительно добавил Жюль.
Море, — темно-синее, волнующееся, было покрыто белым барашками, ярко светило солнце, розовый гранит берега был совсем теплым.
— Искупаюсь, — решила Элиза, — сразу после обеда. И Мэри с Мадлен уговорю, и мамочку. Там бухта есть маленькая, ее и не видно совсем. Мадлен такая грустная ходит, плачет ночью, я слышала. Может, Жюля спросить, что с ней, — она бросила взгляд на мальчика и рассмеялась: «А ты загорел!»
— Так солнышко, — ласково сказал подросток. «Тут хорошо, — он окинул взглядом берег, — мы до войны с родителями в Динан ездили, каждое лето».
Русые волосы Жюля шевелил ветер. Он смешливо потянулся: «Я с утра уже до «Молнии» сплавал и обратно. Капитан Фэрфакс сказал, — как только груз из Сен-Мало привезут, вечером, на шлюпках, — мы сразу отчалим. В Англии красиво? — поинтересовался подросток.
— Мамочка говорит, что да, — вздохнула Элиза. «Я и не помню Англию, я в Париже выросла. Ты со всеми познакомишься, — она стала загибать пальцы, — с моим братом, с Пьетро, с Франческо, с Мораг, она тоже американка. Мы с мамой в Америку поедем, — девочка остановилась. Вытерев пот со лба, она сбросила куртку.
— Жарко, — сказала Элиза. Она подозрительно спросила, развязывая шнурки у воротника рубашки: «Что это ты покраснел?»
— Не смотри туда, — велел себе Жюль. Он отвел глаза от белоснежной шеи, — на ней блестел крестик — вычищенный, золотой, с маленькими изумрудами.
— Это моей бабушки…, - Элиза начала считать на пальцах и сбилась. «Ее звали мадам де ла Марк, она жила во времена королевы Елизаветы, и была женой турецкого султана. А сама в России родилась. Ее тоже Мартой звали».