Страница 331 из 365
— Жаль, конечно, — Эстер скривила темно-красные губы, — что Давид дальше полковника не продвинется. Потолок все же есть. Натан — чуть за сорок ему, заместитель Генерального Прокурора, и так до отставки на своей должности и просидит».
Сын только что удачно выступил на процессе в Верховном Суде. Решение признавало незаконной монополию пароходства Ливингтстона и Фултона на перевозки пассажиров и грузов в штате Нью-Йорк. Как сказал Тедди, обедая у Горовицей:
— При всем уважении к покойному Роберту, ограничение прав американцев на развитие бизнеса антиконституционно. Вандербильт, конечно, мошенник. Когда он резал цены на проезд, за его пароходами гонялась речная полиция, и высаживала людей на берег, — Тедди рассмеялся, — в чистом поле, что называется. Однако теперь, благодаря речи нашего талантливого прокурора Горовица, мистер Корнелиус может демпинговать, сколь его душе угодно.
Натан откинулся на спинку кресла. Подождав, пока слуга чиркнет кресалом, затянувшись, он тоже улыбнулся: «Конкуренты будут платить Вандербильту, чтобы он не появлялся на Гудзоне, поверь мне. Ему только того и надо».
Эстер знала, что Вандербильт прислал сыну серебряную шкатулку для сигар. Натан отправил ее обратно с извинениями — он, как государственный служащий, не имел права принимать подарки. Тогда Вандербильт просто сказал: «Мистер Горовиц, моя семья вам обязана. Все мои потомки будут это помнить, обещаю вам».
— Натан понимает на кого ставить, — Эстер поправила темный, с проседью локон. Бриллиантовая сережка закачалась в ухе. «Он у меня мальчик умный, — ласково сказала женщина, — весь в Меира». Она спустилась вниз по мраморной лестнице. В передней уже звенели голоса внуков.
Мирьям выглянула из окна экипажа — они миновали Потомак. Женщина подвинула к себе акушерский саквояж. Достав тетрадь, что лежала сверху, она пробормотала: «Сейчас Дэвид вернется из Бостона, я его порадую тем, что у нас еще один безопасный дом появился».
Она сразу сказала зятю: «Ни Эстер, ни Натана в это вовлекать не след. Нам на юге многие евреи помогают, но Натан государственный чиновник. Я не хочу, чтобы он рисковал».
Тедди прошелся по своему кабинету: «Тетя Мирьям, Дэвид вообще-то тоже рискует».
— Дэвид возит деньги из Вашингтона в Бостон, — усмехнулась Мирьям. «Деньги и бумаги. Никакого риска нет. Все же, дорогой мой, Подпольная Дорога — дело незаконное. Не след Горовицей в это втягивать, они не Бенджамин-Вулфы. Да и Натан, хоть когда-то и был полковником, все же не самый смелый человек, уж прости».
Она внезапно вспомнила, как Эстер рассказывала ей о вашингтонском пожаре, о том, как она, на лесной поляне, принимала внука, и вздохнула: «Эстер, конечно, смелая. Но ей восьмой десяток. Пусть дома сидит, с внуками возится».
— Ладно, — махнул рукой Тедди, — вы правы, тетя Мирьям. В конце концов, Натан все время в столице, от него все равно толка мало.
Окна были приоткрыты, светило уже жаркое, апрельское солнце. Мирьям посчитала на пальцах: «Семеро взрослых на седере будет. Это если Давид вернуться не успеет. Хотелось бы, чтобы вернулся. Как там Песах отпразднуешь, в армии? И у Шмуэля бар-мицва через две недели, надо в Нью-Йорк ехать…, Разве это бар-мицва — без отца?»
Она посмотрела на Индепенденс-авеню. Постучав вознице, Мирьям велела: «Остановитесь, пожалуйста!».
— Давид, — позвала Мирьям.
Зять шел по тротуару. Увидев ее, он улыбнулся: «Тетя Мирьям! Я в министерство заходил, отчеты им отдал. Только сегодня приехал, утром. Багаж уже домой отправился».
Он был в форме полковника, со шпагой. Мирьям велела: «Садись, довезу тебя. Как добрался?»
— Хорошо, — Давид устроился на сиденье. «С обозом. Мы, хоть и не воюем сейчас, индейцы успокоились, но все равно, больные есть, так что я их привез. Отпуск мне до начала лета дали. Как Дебора со Шмуэлем? — он взглянул на тещу. «На вызов ездили?»
— Да, — спокойно ответила Мирьям, убирая тетрадь в саквояж. «Дебора отлично, а Шмуэль только о тебе и говорит, соскучился». Она, внезапно, приложила ладонь ко лбу зятя. Женщина, озабоченно, заметила: «Жар у тебя, Давид».
— Простудился, — отмахнулся он. «Там горы рядом, ночи еще холодные. Сейчас отлежусь, и все в порядке будет».
— Ну и славно, — ласково улыбнулась Мирьям и погрозила ему пальцем: «До седера чтобы никуда не ходил. Ты в отпуске, отдыхай, с детьми возись».
— Буду, — Давид закрыл глаза: «Голова болит, конечно. Это от жара. Скоро все пройдет».
Ворота особняка Горовицей растворились. Экипаж остановился перед гранитным портиком, на ухоженной, окруженной клумбами, дорожке.
— Холодно, как холодно, — Давид, поворочавшись, натянул на себя одеяло. Он лежал с закрытыми глазами, и увидел перед собой холщовые палатки, огонь костра, крупные, яркие горные звезды.
— Говорят, — зевнул кто-то из солдат, — на западе, золото прямо из рек руками можно черпать. Вот бы туда добраться, ребята. Правда, до этого надо всех индейцев вырезать, отсюда до Тихого океана. Что там, кстати, — он рассмеялся, — нового, дома? А, Джек? Ты же в отпуске был.
— Человек есть, — ответил еще совсем юный, восторженный голос, — у нас, в штате Нью-Йорк, в Пальмире. Пророк Господа нашего, Иисуса Христа. Зовут его Джозеф Смит. К нему ангел явился, и открыл ему, что есть тайное Писание, на золотых листах, сокрытое глубоко в земле. После падения Первого Храма Господь вывел людей сюда, в Америку. Пророк Смит переводит эти благие вести на английский язык, чтобы мы все смогли их прочесть.
— Получается, — кто-то хмыкнул, — белые люди здесь первыми были? Еще до всяких индейцев? Мне такое учение по душе.
— У вас в штате Нью-Йорк, — скептически отозвался первый солдат, — каких сумасшедших только нет. Взять хотя бы матушку Анну Ли и ее паству. Они на молитве, трясутся и по кругу скачут. И этот Смит такой же тронутый, — он зевнул и строго сказал: «Кофейник с костра снимите, тоже крышка скачет».
Все расхохотались. Давид услышал какой-то стук. «Это я, — понял он, — у меня зубы стучат. Господи, какой мороз».
Он открыл глаза и увидел перед собой бесконечное, белое пространство, по которому полз человек. Вокруг его пояса была обмотана веревка. Человек тащил за собой сани, на которых лежало что-то темное. Блеснуло тусклое золото, и Давид вспомнил: «Это шпага Ворона, мне Дебора о ней рассказывала. Она в Англии, Тони ее туда увезла». Человек поднял голову. Светло-голубые, прозрачные глаза припухли от слез. Давид заметил темную прядь волос, что выбилась из-под мехового капюшона.
— Она на маму похожа, — улыбнулся Давид. «Ах, мама, мама…, Понятно, что вы с дядей Джоном не так просто в море вышли. Я бы, наверное, не смог, побоялся Да и нельзя так. Господь один решает, сколько нам жить, и когда умирать. Жаль только, что с Элишевой я так и не увиделся, а теперь и ее нет».
— Не могу больше, — услышал он слабый голос. «Не могу».
— Дай руку, — велел Давид и еще успел подумать: «Почему я ее касаюсь? Это не врачебный осмотр, а по-другому мне трогать женщин нельзя. Кроме семьи. Значит, она семья, как же иначе?»
Его пальцы натолкнулись на чью-то ладонь, и он отдернул руку: «Какая холодная. Нет, это я весь горю».
— Давид, — услышал он знакомый голос, — Давид, у тебя жар, сильный.
Жена чиркнула кресалом и зажгла свечу. Он плотнее закутался в одеяло: «Простыл, вот и все. Надо было мне одному переночевать, но ведь я так соскучился…, - Давид попытался улыбнуться. Присев, почувствовав тошноту, что подкатывала к горлу, он постарался встать.
— Не двигайся, — спокойно сказала Дебора. Жена накинула шелковый халат и принесла таз из умывальной. Его вырвало и Давид, тяжело задышал: «Это лихорадка…, так бывает, ты знаешь».
Дебора молчала, рассматривая его руку. Она вспомнила, как еще подростком поехала с матерью принимать роды в индейское стойбище. На отшибе, почти в лесу, стоял маленький вигвам. Индейцы пришли на озеро с запада. Мать, увидев костры, что окружали вигвам, спросила у местной знахарки: «Пятнистая болезнь?»