Страница 132 из 365
— Конечно, хочу, любимый, — проворковала она. Приподнявшись, Мораг задула свечи.
В изящно обставленной спальне пахло лавандой, вещи были разбросаны по широкой, под шелковым балдахином, кровати.
Девушка, — высокая, стройная, с бронзовой кожей, закрутила черные волосы узлом на затылке. Наклонившись, окунув перо в чернильницу, она написала на титульном листе книги: «Милой мамочке от любящей дочери, Марты».
Салли благоговейно приняла томик: «Ты прямо как миссис Уитли, милая. Она ведь была первая из черных, кто стихи писал».
— У меня не стихи, — Марта присела на край стола. Чиркнув кресалом, девушка ласково посмотрела на мать. «У меня роман, мама, настоящий. О том, как… — Марта внезапно осеклась: «Вот об этом ей знать совсем не стоит, она и так волнуется за меня. Я ей не говорила, что с Констанцей на юг ездила, и о других вещах тоже не говорю. И не буду».
— О жизни на юге, — беззаботно Марта качала ногой.
— Ты и на юге никогда не жила, ты свободной родилась, — хмыкнула мать, рассматривая книгу. «Пепельная роза Луизианы, — прочла она. «Очень красиво».
Марта затянулась сигаркой: «Мне рассказывали. Ты сама и рассказывала, мамочка. Это о светлокожей девушке, квартеронке. Ее отец не успел подписать бумаги об освобождении. После его смерти Розу, — так девушку зовут, — продают на аукционе. Ее ждут разные приключения, она даже на территориях побывает…»
— Только не говори мне, что ты на территории ездила, — ахнула мать, — там опасно.
— Мне Констанца все описала, — улыбнулась Марта — не беспокойся, мамочка. Она мне помогла книгу издать. Тысяча экземпляров, и уже все раскуплены, ее даже из Нью-Йорка не успели вывезти. Сейчас второй тираж будет, — она потушила сигарку и соскочила со стола:
— Констанца напечатала отличную рецензию в своей газете, это очень помогло продажам.
Марта расстегнула пуговицы платья. Скинув его, оставшись в одной рубашке, девушка сладко потянулась.
— Я читала ее книгу, — Салли все смотрела на дочь, — о путешествии на юг. Очень хорошая. Она одна ездила?
— Конечно, одна, — Марта невинно распахнула глаза. Она вспомнила смешливый голос Констанцы: «Вот и наши документы. Миссис Бербедж и ее рабыня. Мы с тобой весь юг изнутри увидим, дорогая моя».
— Как мой отчим? — Марта прошла в умывальную. Салли кисло сказала: «Не называла бы ты его так».
— Я же не в лицо, — Марта высунула голову наружу и пожала плечами. «Пусть он тебя с Натом в Париж возьмет, следующей зимой. Он ведь едет договариваться с Наполеоном о покупке Луизианы, Франции отчаянно нужны деньги».
— Возьмет, — радостно отозвалась Салли, прибирая вещи дочери. «После Рождества отплываем, полгода там пробудем, а то и больше. Нат сможет в коллеж ходить, в Париже никто не узнает, что он цветной».
— Устриц поешь, — Марта вышла в спальню, в одной рубашке, и поцеловала мать в нос, — они были одного роста.
Салли помялась: «Ты к Мораг не зайдешь? У нее сынишка, славный, тоже Тедом зовут, годик ему».
Марта распахнула шкап. Глядя на свои платья, девушка рассеянно отозвалась: «Может быть. Костюм мой уже в зале…»
— Какой костюм? — недоуменно спросила Салли.
— Джульетты, — рассмеялась дочь. «Я играю отрывок — сцена с Ромео на балконе. Я тебе говорила, я в Нью-Йорке тоже выступаю. На благотворительных вечерах, для цветных».
Салли прибрала на столе. Сложив исписанные листы в стопку, женщина осторожно кашлянула: «Тебе ведь уже двадцать пять, милая…»
Марта натянула шелковое, пурпурное платье. Вдевая в уши серьги, девушка вздохнула: «Мама, если ты хочешь спросить, — живу ли я с мистером Фортеном, так спроси. Мы разошлись».
— Он тебя бросил! — ахнула мать. «Я так и знала».
— Скорее, это я его бросила, — Марта уложила косы узлом на затылке. «Джеймс предложил мне выйти замуж, и переехать к нему, в Филадельфию. Я отказала».
— Он чуть ли не самый богатый цветной в Филадельфии, я слышала, — мать покачала головой. «У него своя парусная фабрика. Тысяча человек на него работает, и белых, и черных. И он молод, сорока нет. Свободным родился, как и ты…»
— Мечта любой девушки, — кисло заметила дочь и поводила по шее пробкой от флакона с ароматической эссенцией. «Но не моя, мама. Все, — она поцеловала мать в щеку, — мне пора на репетицию. Увидимся вечером. Я попросила оставить вам хорошие места».
Марта сбежала по лестнице: «Три года я в Бостон не приезжала — как раз потому, что он здесь. Даже думать об этом не стоит, — он женат, у него ребенок…»
Но все время, пока она шла на Бикон-Хилл, к Первой Баптистской Церкви, она вспоминала шорох моря, огонь костра, его губы, — ласковые, нежные, его голос: «Моя богиня, моя Артемида…».
— Забудь, — твердо сказала себе Марта. Остановившись на площади перед церковью, глубоко вздохнув, девушка повторила: «Забудь. Вы больше не увидитесь».
В зале было полутемно. Мистер Хеджвик, извиняясь, развел руками:
— Сейчас последняя репетиция, мистер Бенджамин-Вулф. Первая часть, с выступлениями, пройдет в церкви, потом буфет, и мы перейдем сюда. Преподобный отец против того, чтобы в месте, так сказать, молитвы, разыгрывали сцены из спектаклей. Большое вам спасибо за то, что вы предложили произнести речь, сами знаете, — мужчина помолчал, — редко кто из белых на это готов…
— Это мой долг, — улыбнулся Тедди. Мужчина замер, — он узнал бы этот голос из тысячи других.
— Кто указал тебе сюда дорогу? — проговорила она, — низким, страстным голосом. Тедди почувствовал на своем лице соленый, крепкий ветер, услышал ее смех, увидел бронзовую, светящуюся кожу.
— Любовь! Она к расспросам понудила,
Совет дала, а я ей дал глаза, — пробормотал Тедди.
Хеджвик обеспокоенно коснулся его руки: «Вы что-то сказали, мистер Бенджамин-Вулф?»
— Нет, нет, — он помотал головой. Сам не зная зачем, — просто для того, чтобы прозвучало ее имя, — Тедди тихо спросил: «А кто это играет?»
— Мисс Фримен, из Нью-Йорка. Дочка владелицы Freeman’s Arms, — с готовностью ответил Хеджвик, — и мистер Бэрроу, — наш, бостонский. Любители, конечно, — мужчина вздохнул, — однако нам, цветным, и того достаточно.
Тедди искоса посмотрел на сцену — мужчина был его возраста. Тоже высокий, широкоплечий, темноволосый, с кожей цвета лесного ореха.
— Значит, мы с вами обо всем договорились, мистер Хеджвик, — он пожал руку негру, — вечером увидимся.
Тедди миновал площадь. Закурив сигару, заказав кофе, он развернул «New York Post». Отсюда вход в зал был виден, как на ладони.
— Роман с продолжением, — увидел он заголовок. «Мистер Констан в погоне за Черным Волком. Читайте следующим летом захватывающее повествование о приключениях журналиста за рекой Огайо».
Тедди выпустил дым и усмехнулся: «Джефферсон был прав. Газета Констанцы — это чистое золото, в Америке такое любят. Вот, пожалуйста: «Подробности семейной жизни генерала Бонапарта, от нашего специального корреспондента в Париже». Или это, — он, сам не ожидая того, увлекся: «Американский инженер Роберт Фултон проведет испытания первого корабля, двигающегося силой пара».
Он чуть не пропустил Бэрроу — мужчина уже заворачивал за угол. Тедди, догнав его, улыбнулся: «Мистер Бэрроу, вы меня не знаете, но у меня к вам есть интересное деловое предложение».
Выслушав его, негр рассмеялся: «Моя уборная третья справа. Гримироваться вы умеете, или вам помочь?»
— Я играл Отелло, так что умею, — развел руками Тедди. «Пойдемте, мистер Бэрроу, есть время выпить по кружке пива, у вас где-нибудь, в таверне для цветных».
— Я просто не могу иначе, — сказал себе Тедди. «Хоть так, но я должен ее увидеть, должен».
Отгремели аплодисменты. Марта, приникнув к щели в рассохшейся, деревянной декорации, — увидела мать и брата. Нат восторженно улыбался. «Хорошо, что мальчик в Париж поедет, — подумала девушка. «Хоть посмотрит, как в Европе люди живут. Констанца мне рассказывала, что один из генералов у Бонапарта — цветной. Как же его звали? Дюма, да. И вообще, Бонапарт- человек без предрассудков, дал евреям гражданские права, как здесь, в Америке…, У нас в армии, конечно, тоже цветные есть, но выше сержанта они не поднимаются. Надо мне денег скопить и самой в Европу отправиться, хотя бы ненадолго».