Страница 112 из 365
— Забыли… — медленно протянул Питер.
— Это будет стоить гораздо дороже, — предупредил его Дитмар, — и займет больше времени.
Питер посмотрел на его засаленный мундир, и поднял бровь: «Мы никуда не торопимся, у вас есть постоялый двор. Это не мне решать, в любом случае. Сколько у нас есть времени? — поинтересовался он, щелкнув крышкой золотого брегета.
— До вечерней поверки, — развел руками Дитмар, — сами понимаете, дисциплина…
Питер вышел в пустынный, низкий коридор. Подойдя к сыну, — Майкл стоял к нему спиной, разглядывая грязный, запущенный двор крепости, Питер обнял его.
— Иди, мой хороший, — шепнул мужчина. «Там открыто. И помни, я сделаю все для того, чтобы твой отец оказался на свободе».
— Спасибо, папа, — так и не поворачиваясь, сказал Майкл. Он медленно пошел к распахнутой, тяжелой, кованой двери, что вела в тюремное крыло.
Питер перекрестил его напоследок. Вернувшись в кабинет, прикрыв своим рединготом старое, в подозрительных пятнах кресло, он сказал: «Я здесь подожду, с вашего разрешения».
Дитмар любезно распахнул шкатулку для сигар, но Питер покачал головой: «Благодарю вас, я не курю».
— Может быть, я велю принести кофе, герр Кроу? — осведомился майор.
— Представляю, какие у него тут помои варят, — вздохнул Питер и кивнул: «Спасибо, с большим удовольствием».
— Обед? — все не отставал комендант.
Питер усмехнулся: «Потом я в Ревеле желудок лечить буду». Он ласково ответил: «Я перекусил на постоялом дворе, герр комендант».
Питер вынул из кармана редингота сложенную «Wiener Zeitung» — он купил газету в Ревеле. Вздохнув, мужчина посмотрел на дату.
— Двухнедельной давности, — понял он. «Ничего другого там не было, что же делать?»
— Что пишут о генерале Бонапарте, герр Кроу? — поинтересовался комендант, закуривая.
— Кроме того, что он стал первым Консулом, — Питер пробежал глазами передовицу, — больше ничего. Герр Джордж Вашингтон умер, в Америке. Генерал Наполеон установил во Франции десятидневный траур, в знак скорби…, В Париже, по его же приказу, открывается национальный банк…, Вот еще, — Питер улыбнулся, — опубликовали первое научное описание утконоса…
— Это кто еще? — удивился комендант.
— Посмотрите, вот рисунок, — Питер передал ему газету, — животное из Австралии.
— Господи, — Дитмар перекрестился, — какая дрянь. Еще ночью привидится. Вот и кофе, — привстал он. Питер, вдохнув запах гари, обреченно принял старую, из потускневшего серебра, помятую чашку.
Майкл остановился у полуоткрытой двери камеры и сжал медальон в кармане сюртука. Он вспомнил, как отец рассказывал ему о смерти матери. Выдохнув, мужчина шагнул через порог. Заключенный, что лежал на старой, деревянной койке, повернулся и посмотрел на него. У него были темные, побитые сединой волосы, и такая же борода. Смуглое лицо было изуродовано старыми клеймами, на месте вырванных ноздрей Майкл увидел шрамы.
— Ему сорок восемь, — вспомнил Майкл, — папин ровесник.
— Глаза, — подумал Салават, поднимаясь с койки, — ее глаза. Господи, Аллах милостив, может быть, она жива, может быть, я ее сейчас увижу…
Юноша был невысокий, легкий, со смуглым, красивым, серьезным лицом. «На меня похож, — понял Салават, — я таким был, когда мы с Мариам встретились».
— Папа, — тихо сказал Майкл, — здравствуй, папа….
Они сидели на койке, и, Салават, выслушав юношу, обняв его, улыбнулся: «Русский у тебя хороший. Значит, Михаилом она тебя назвала, как брата ее младшего, как отца…»
— Я учил, — Майкл вытер слезы с лица, — с самого детства, папа. Я, хоть маму и не помню, но мой отец…, - он вдруг замялся. Салават ласково продолжил: «Отец, отец. Как в Коране сказано: «Клянусь Своим величием, райские сады станут обязательными для того, кто поможет избавиться от плача Моему рабу, в детстве потерявшему отца и мать», — он вздохнул: «Ты ведь меня не знал, сыночек. Человек, что тебя воспитал, выучил, вырастил, — он, конечно, отец твой».
— Он и хотел, чтобы я русский знал, — Майкл взял руку отца и прижался к ней щекой. «Он меня сюда привез. Его Петр Михайлович зовут, если по-русски. А нашел тебя, папа, Федор Петрович Воронцов-Вельяминов, мамы первый муж.
— Жив, значит, он, — Салават почувствовал тепло в сердце: «Мариам, мама твоя, она его очень любила, говорила — достойный он человек».
— Он женат, — Майкл все не отпускал смуглую, сильную руку с твердой ладонью, — и тоже — сироту они с женой растят, и у них свой сын есть…
— А ты? — спросил его отец, усмехаясь. «Тебе двадцать пять, я помню. Внуков-то нет еще у меня?»
Майкл покраснел. Салават серьезно сказал: «Надо, чтобы были. Или не встретил еще ту, что по душе тебе пришлась?»
Майкл посмотрел в темные глаза отца: «Встретил. Но я не знаю, как…»
— Ты расскажи мне, — ласково попросил Салават. «Может, и посоветую что-нибудь».
Он слушал сына и думал: «Совсем большой мальчик. Инженер, как Мариам первый муж. Аллах, упокой ее в садах райских, любовь мою, храни ее душу. Дай мне с ней увидеться, как призовешь меня на суд Божий».
Салават, наконец, коснулся руки сына: «Вот и скажи ей все это. Я в твою мать влюбился сразу, как увидел ее, там, на Итиле. И на следующий день все сказал. Зачем тянуть? Заживете семьей, внуки у меня будут…, Правда, я их не увижу, — Салават посмотрел на золотой медальон, что лежал в ладони сына: «Знаешь, что там написано?»
Майкл кивнул: «Это ты маме перед свадьбой подарил, у магометан так положено. «Ты любовь моего сердца и моей жизни, да хранит тебя Аллах, Мариам». Я немножко знаю арабский, папа».
Салават погладил его по щеке: «Береги его, медальон, пусть у тебя в семье будет. Видишь, как получилось, — он обвел рукой камеру, — я здесь и умру…»
— Папа, — Майкл посмотрел на него, — мы ведь можем…,- он выдохнул и закончил: «Увезти тебя отсюда…»
Салават покачал головой: «Я, милый мой, долго не протяну. А так, — он помедлил, — я закрою глаза, и вижу перед собой Итиль, горы…, Песни складываю, — он привлек сына к себе: «А ты будь счастлив, милый мой. И женись на Марье своей, обязательно. Позови мне отца своего, я ему скажу кое-что».
— Сейчас, папа — кивнул Майкл. Он просто посидел, прижавшись ко все еще сильному плечу отца, чувствуя его тепло.
Питер вошел в камеру. Человек, стоявший у стены, обернулся. «На Майкла как похож, — подумал Питер. «Плакал, сразу видно. Майкл сказал, что хочет один побыть, из крепости ушел».
Он протянул руку и на своем неуверенном, с акцентом, русском, сказал: «Здравствуйте, я муж Марьи, меня Петр Михайлович зовут».
Он ощутил пожатие жесткой ладони. Салават, глядя ему в глаза, вздохнул: «Спасибо вам. Спасибо за то, что…, - он не закончил. Питер, едва слышно, обернувшись на дверь, проговорил: «Мы ведь можем…»
— Мальчик мне сказал, — Салават улыбнулся. «Не надо. Пусть все будет по воле Аллаха. Вы берегите его, пусть женится, пусть дети у него будут…, - у него перехватило горло. Питер, все еще не выпуская его руки, кивнул: «Буду».
— Да хранит вас Аллах, — Салават посмотрел на него. «Вас, и всю семью вашу. Прощайте, — он улыбнулся, а потом дверь закрылась. Питер прошел по коридору. Выйдя во двор, он увидел распахнутые ворота.
Майкл стоял на дороге, вглядываясь в бесконечную, заснеженную равнину. Темные волосы шевелил легкий ветер. Питер обнял его и вытер слезы с лица сына: «Что ты, мальчик мой, что ты…, Не надо, я прошу тебя…».
Сын все плакал и, наконец, всхлипнул: «Я просил…, просил его уехать с нами…, Он бы не был мне обузой, папа…, Если он из-за этого отказался…»
Питер поцеловал мокрую щеку: «Нет, милый, твой отец знал, что никогда не станет тебе обузой — ты же его сын. И правда, — он взглянул на серые стены, — как он сказал — пусть все будет по воле Божьей».
— Ты подожди, папа, — Майкл все стоял, уткнув лицо в ладони, — подожди, я сейчас…, Как мне вас благодарить…, тебя, дядю Теодора..