Страница 34 из 39
– Не ссы, Никита. Прорвемся. Не знаю, как вы ребята… За себя же могу сказать, что я чертовски везуч. Ко всему прочему, ещё и азартен. Люблю я, знаете ли, пощекотать свои нервы. За одно и лишний раз убедиться в своем исключительном фарте.
Сколь себя помню, так я вечно ввязывался во всевозможные споры и постоянно играл во всё, во что только можно было играть. В детстве, это были: «чика», «пристенок», «трясучку», домино или шашки. Став постарше, перешел на шахматы, карты, нарды и тому подобное. Про ипподром, подпольный тотализатор и залы игровых автоматов, я вообще помалкиваю.
По фигу мне было и на что играли. То есть, каковы были ставки. Хоть на интерес, хоть на деньги, хоть на желание. Главное, чтоб игра увлекала; чтоб похлеще был азарт.
При этом (не поверите), но я ни разу по крупному не проигрался. Домой всегда возвращался, как минимум, при своих. Однако чаще, с хорошим «приварком».
В определённой степени я и жизнь-то свою почти всегда рассматривал не иначе, как самое большое и увлекательное игрище. Ведь здесь на кону: либо «всё», либо «ничего». Считал, что направляю я свою судьбу туда, куда захочу. Могу удвоить или утроить ставку, а где-то и паснуть. Был абсолютно уверен в том, что всё в моей власти. Что маневр мой зависит лишь от того, как ляжет «камень».
При этом, меня никогда не покидало чувство, что в любой момент я могу остановиться и начать партию заново. Как говориться: с чистого листа. Ведь это была только моя жизнь и, соответственно, лишь моя игра, потому и в праве я был распоряжаться ей по своему усмотрению.
Так, тридцать с лишним лет и рисковал, получая от каждого своего жизненного этапа определённое удовольствие.
По большому счёту, я и на Кавказ-то попал, что называется: по собственной дурости. Сам вызвался на поездку в Чечню. Скучноватой мне стала, моя прошлая «игрушка». Тогда как командировка в горы, рассматривалась мною, вроде некоего перехода на более сложный игровой уровень.
И кстати, я не совсем оказался далек от истины. Потому как именно здесь, в Ичкерии, я и встретил наивысшую концентрацию рисковых и отчаянных мужиков. Ну, думаю: игра обещает быть предельно серьёзной.
Когда же рядом со мной гремели взрывы, рвались бомбы, гибли товарищи – особо не переживал. Воспринимал это, как должное. Как обязательный антураж или атрибут, для захватывающих дух ощущений. Меня по-прежнему подпитывала уверенность в том, что я неуязвим. Ну, в крайнем случае, меня могли лишь ранить. Да и то слегка, опять же, для пущей реалистичности.
О смерти тут и вовсе речи быть не могло. Ну, сами подумайте: разве может погибнуть главный герой? Ведь вся игра в целом, тотчас потеряет свой изначальный смысл.
И вот, похоже, доигрался.
А впрочем, если быть до конца честным, то в душе своей, я по-прежнему остаюсь оптимистом. Всё так же верю, что ни черта трагического со мной не произойдет. Везло же мне до сей поры. Потому и сейчас как-нибудь выкручусь. Пожалуй, лишь эта единственная надежда и подпитывает мое нынешнее существование.
– Димка, ты умом, случайно, не тронулся? – в ответ усмехнулся тот, что «парился здесь уже второй месяц».
– Иди ты. – с некоторой обидой огрызнулся «игрок».
– Да ты, Димон, не обижайся. Просто слушая тебя, я вдруг вспомнил одного из наших врачей. При прохождении ежегодной медкомиссии, этот хитрюга непременно задавал мне один и тот же вопрос. Дескать, не кажется ли мне: что в последнее время я будто бы наблюдаю за собой со стороны? Надо полагать: за этим симптомом кроется некое серьёзное психическое заболевание.
Спросишь: при чем здесь это? Отвечу. Когда ты рассказывал нам о своих приключениях, мне вдруг показалось, что говоришь ты вовсе не о себе, а о ком-то другом. Как будто книгу какую нам пересказываешь. И как бы смотришь на себя несколько отвлечённо, будто бы со стороны.
В общем, не принимай мой вопрос близко к сердцу. Это так, к слову пришлось. Честно сказать, мне и самому, кроме как на войну, и деться-то было некуда.
– То есть, как это «деться некуда»? – удивлённо переспросил тот мужчина, к которому обращались, как к Димке.
– Очень просто. Последние три года служил я в Саратове. На самой окраине города снимал для своей семьи квартиру. Микрорайон, конечно, полубандитский. Однако жильё там было недорогое, и до места службы совсем недалеко. Короче, жить можно.
Так вот. С определённых пор в наш подъезд повадились захаживать малолетние наркоманы. По началу, я особого значения им не придавал, у самого вся молодость прошла в подворотнях и парадных. Когда же эти твари принялись день-деньской колоться; орать и паскудить, когда детей своих стало опасно во двор отпускать. Тут-то я и вскипел.
Вышвыривал тех «нариков» из подъезда, малость их поколачивал, брал на испуг. Надеялся, что подействует, что угомонятся. Но, не тут-то было.
Как-то под вечер, возвращаюсь я со службы. А эти суки меня уж у подъезда поджидают. Причём, у каждого из них либо кастет, либо арматурина. Мужик я, не из пугливых. Короче, наворотил тем козлам по самые яйца.
Ну, и малость переборщил. «Переборщил» в том плане, что один из тех отморозков, падая, долбанулся своей тупой башкой о металлический бордюр. И тут же, прямо у нашего подъезда, копыта свои и отбросил.
Вызвали ментов. Во всем признался. Постарался объяснить, как дело было.
Не сказать, чтоб я жил с соседями в дружбе и согласии, однако и вовсе не враждовал. При встрече здоровались. Иногда перебрасывались мы парой фраз. Потому и не понятны мне были их последующие действия.
В один голос соседи вдруг принялись утверждать: будто бы в нашем подъезде никакие наркоманы никогда не собирались. Что избил я до смерти вполне воспитанного мальчика. Они, вообще, приписали мне все смертные грехи: мол пьяница, садист и так далее. Невдомёк мне тогда было, что по своей неосторожности, я прибил сынка некоего Хафиза, хозяина местного крупного магазина. Считай, первого парня на деревне.
Короче, «упаковали» меня с «отягчающими». Законы-то у нас исполняются исключительно в угоду новых «хозяев жизни». Отсюда и свидетельские показания тех самых соседей, получавших продукты питания в магазине Хафиза «под запись», то есть, в долг.
Ну, думаю: кранты тебе парень. Однако помощь пришла оттуда, откуда её и не ждал.
Выручили обычные менты. Никогда бы не подумал, что и в милицейской среде могут оказаться вполне нормальные и порядочные ребята. Были они знакомы с той подъездной шантрапой, знали они и Хафиза и его отпрыска, отпетого ублюдка, павшего под ударом моего кулака. Действия мои милиционеры одобрили, искренне мне сочувствовали. В общем, полностью заняли мою сторону. Впрочем, пойти на открытую конфронтацию с Хафизом, даже они не рискнули. Потому, связавшись с нашей войсковой частью, те менты и устроили мне нечто схожее с побегом. В свою очередь и мои сослуживцы быстренько подсуетились с командировкой.
В конечном итоге, уже утром следующего дня, я трясся в военном эшелоне, следовавшем на юг. Вот так я и оказался на Кавказе. Казалось бы, живи и радуйся. Однако то было вовсе не счастливым концом, а лишь началом кошмарного конца.
Неудачи и неурядицы посыпались на меня после того случая, как из рога изобилия. Громили нас «чехи» и в хвост, и в гриву – везде и повсюду. У меня ж самого, то осечка; то гнойная незаживающая рана. Не одну сотню сослуживцев потерял, а сам жив. Будто бы кто свыше наказывал меня за ту убиенную душу. Смотри, дескать: как тяжко терять друзей, да сообщать близким об их гибели.
Ко всему прочему, жена пишет о том, что выгнали её из того самого злополучного дома. Что снять иное жильё нет у неё средств, что сын болеет. А у нас, как назло, полугодовая задержка воинского жалования. Дефолт, твою мать. Брат разорился. Помощи ждать не откуда. И как итог, как последняя черта – этот долбаный плен!
От внезапно прозвучавшего слова «ПЛЕН», Побилата словно током шибануло.
«Так вот почему каменные стены! Почему холодная земля и запах помоев. – лейтенант вновь принялся перебирать в памяти все предшествующие события, которые сохранились в его голове. – Точно помню, как пересчитывали мы патроны. Как прапорщик уговорил меня передохнуть, чай попить. Потом, вроде как дурно мне стало. Собрался выйти на воздух. А дальше. Полный мрак. Словно в чёрную дыру провалился.»