Страница 8 из 18
– Пора бы мне и отдохнуть. – зевнул Голос. – А вы, ребята, можете обсудить меж собой полученную информацию. Поговорить и вволю погрызться. Но уже без меня. Кстати, прошу не удивляться если обнаружите рядом с собой ещё кое-кого.
* * *
Туман сам собой развеялся. Освободив небольшое пространство, он повис белой дымкой по краям, не имевшего границ объёма.
В образовавшемся просвете, присутствующие наконец-то смогли увидеть друг друга в полный рост и в прежнем облике. Кроме того, они сумели ощутить под своими ногами твёрдую опору.
Как и предупреждал Голос, вместо двух молодых людей: Андрея и Александра – в видимом пространстве вдруг обнаружился и ещё один юноша. Как и первые двое, он был одет в военное. Лишь Рая с Юрием, слегка поёжившись узнали в нём погибшего двадцать лет назад Виктора.
– Здравствуйте. – заговорил появившийся. – Вот и увидел я своего наследника. Знал, что родила. Знал, что сын. Что Андрея. А какой он на самом деле, увидел лишь сейчас. Андрюха, теперь мы с тобой, почитай, ровесники. Мне ведь тогда около двадцати было. Что ж так рано, ты ушёл из жизни? Взял, да и оборвал на себе нашу фамилию.
– Нынче, на границе, как на войне. – не зная, как обратиться к этому незнакомому парню: по-приятельски или как-то по-родственному, неопределённо ответил Андрей.
– И с кем, интересно, воюем? Не ужель американская агрессия? – в удивлении поинтересовался Виктор.
– Да какая, Витёк, к едрени-фени Америка? – вмешался в разговор Юрий Александрович. – Нам бы в своём Отечестве, внутри Союза, дай Бог разобраться. Армяне воюют с азербонами; грузины с абхазами. Молдаване гномят таких же молдаван, но уже приднестровских. В общем, кто кого хочет, тот того и «мочит».
Однако Виктор даже не глянул в сторону Громова. Он обратился как бы ко всем.
– Как же так? Разве может такое быть? Ведь на нашей заставе служили и украинцы, и узбеки, и русские. При этом, делить нам было нечего. Куда ж партия смотрит?
– Партии, считай, больше нет. – вновь пояснил Юрий. – Витёк, ты не поверишь. Всех нас, принуждая верить в светлое будущее, в коммунистические идеалы, на самом деле жестоко дурачили. Оказалось, что коммунисты: от Вождя, до секретаря цеховой парторганизации – все преступники. В восемнадцатом году не было никакой Революции, и уж тем более Великой. Был самый настоящий государственный переворот. А последующие семьдесят лет, эти твари промывали нам мозги своей пропагандой. К примеру, свой партбилет я принародно порвал, публично покончив с этой тоталитарной организацией. Эх, Витька! Всё в нашей стране изменилось. Народ вздохнул с облегчением, жизнь стала интересней. У нас, вообще, что ни день, то событие.
– Что ж это за жизнь такая, когда вокруг гражданская война?
– Ты, Чернышев, всё ещё загружен марксистско-ленинской политинформацией. – засмеялся Громов. – Война, она там. А у нас Перестройка. Можно без оглядки и без опаски говорить о чём угодно. Свобода у нас такая, что любой (за каких-то пару месяцев) может стать миллионером.
– Постой-постой. – Виктор будто вспомнил о чём-то. – Коль есть миллионеры, значит обязательно должны быть и нищие. Ведь это прописные истины.
– И что с того? – удивился Юрий Александрович. – Вон Васька Угрюмов. Как был лентяем, да пропойцей, так и остался таким же ущербным. Зато у меня, у рабочего и целеустремлённого человека, как говорится: всё на мази. Я профессионал. Слесарь с большой буквы «С». Такие как я, при любой власти будут востребованы.
– Громов, такие как ты!.. – вмешался в разговор озлобленный Василий Иванович. – …Хитрые, завистливые, скользкие и пронырливые, уж точно в любую задницу без мыла проскочат. Такие всегда знают с кем попить; кого подмазать; а когда интрижку закрутить. Они готовы идти по головам и по трупам. Кабы не та авария… Ты бы у меня, по сей день в подмастерьях ходил.
– Эх, Юрка-Юрка! – тяжело вздохнул Виктор. – Я то, грешным делом, уже забыл ту былую обиду. Посчитал: что там, на границе ты, просто напросто смалодушничал, слегка перетрусил. Молоды мы были и подобное могло приключиться с каждым. А на самом деле, ты и впрямь с гнилым и паскудным нутром.
– Хватит. Надоело. – возмутилась Рая. – …Да что же вы за люди? В последние минуты вам и поговорить больше не о чем, кроме как о набившей оскомину политике? Вы что, не понимаете: этот!.. – она указала куда-то вверх. – …Только того и желает, чтоб все мы здесь перегрызли друг друга. Мужики, очнитесь!
– А, собственно, о чём мне с вами ещё говорить? – со злобой произнёс Виктор. – Ведь ты, Рая, мне в тётки годишься. От былой стройной и симпатичной девушке и следа не осталось. Если бы заранее не знал, кто ты, наверняка и вовсе не обратил внимания на некую толстуху в рванье.
– Интересно! А каким бы ты сам был, через двадцать-то лет? – вступился за мать Андрей.
– Да, уж точно, не довёл бы себя до подобного, мерзко-неприличного состояния. – ухмыльнулся Виктор. – В отличие от вас, у меня была в жизни цель. И уж поверьте: я бы её добился. Ведь все вы, вместе взятые, по большому счёту, и не жили. А так… Существовали, занимая чужое место. Возможно, моё. – при этом, Виктор с презрением глянул на Громова.
В объёме воцарилась гробовая тишина. Находившиеся в нём люди.… Или, если быть более точным: их души, в человеческом обличии, старались не смотреть друг на друга. Каждый из них отводил взгляд в сторону, понимая, что этот парень, чудом вернувшийся из далёкого прошлого, по сути, был сейчас прав.
Даже молодые люди вдруг припомнили свои, некогда упущенные возможности. Александр думал о военном училище, в которое он, не проявив надлежащей настойчивости, так и не поступил. Андрей, о своём легкомысленном отношении к былой жизни.
Первым пришёл в себя Юрий Александрович. Бесшумно, он приблизился к Виктору.
– Да, Витёк. Ты, как всегда, попал в самую точку: гады мы и сволочи. Однако и ты, должен понимать. Менять что-то; горевать о потерянном или казнить себя за прошлые ошибки уже поздно. Считай: все мы уже наказаны. Наказаны смертью. Куда уж хуже? Той же смертью (кем бы ни были мы при жизни) и уравнены. К примеру, Васька в одном со мной положении. Да, и у пацанов ситуация: ни на грамм не хуже или лучше. Посему давай-ка… Ну, хоть на время забудем о наших прошлых обидах.
– Ты это к чему? – отпрянул от Громова Чернышев-старший.
– Только пойми меня правильно. – оглядевшись по сторонам, Юрий Александрович заговорил в полный голос. – Не за себя прошу. А думаю обо всех, как и я бедолагах. Витюша, ведь ты здесь уже давно. Наверняка успел пообтереться, многое узнать. Так поделись своим опытом с близкими и знакомыми. В конце концов, своими землякам. Расскажи: как тут? Жить можно? Подскажи: где можно поприличней пристроиться?
– Пошёл ты. – сквозь зубы процедил Виктор.
– Ой-ой-ой. Какие мы гордые и правильные. Ничего, что я рядом стою? – не унимался Громов. – Не хочешь помочь соотечественникам, не надо. Сами, уж как-нибудь разберёмся. Скажи, хотя бы: кто это, такой умный и всезнающий, что с нами говорил? Бог? А может, святой Пётр с ключами от рая?
На сей раз, Юрий Александрович так и не дождался ответа. Образ Виктора неожиданно для всех, безвозвратно растворился в тумане.
– Вот и поговорили. – тихо, произнёс Громов. – Принципиальный. Да и хрен с ним, с этим чёртовым комсомольцем.
– Ну, Юрий Александрович? «Умылся» со своими расспросами? – вновь заговорил уже подзабытый всеми Голос. – Желаешь узнать: кто я? В скором времени вы, надеюсь, и сами это узнаете. Скажу лишь о том, что в вашем привычном понимании, я вовсе не Бог. Хотя, кое-какое отношение к Всевышнему и к чудотворным деяниям я имею.
Сегодня десятое июня. В этот единственный календарный день в году, я абсолютно свободен в своих поступках. Как никогда, я могу быть добр и благодушен. А посему спешу вас обрадовать. Я решил даровать вам то, чего вы никоим образом не заслужили. Я позволю вам изменить своё прошлое. Вы можете перекроить свою судьбу, избрав за начальную точку отсчёта, любое мгновение своей жизни. Мне крайне интересно, что из этого всего выйдет.