Страница 6 из 18
«Я это, я. И на заводе я ишачил, и жену потерял, и дом мой сгорел. А ты, кто таков будешь?» – ответил мужской бас.
«О, как оно было, на самом деле! – Громов уловил ещё один, уже женский голос. – Оказывается, жена твоя умерла и дом твой сгорел. Выходит, не было ни армии, ни полковника, ни Москвы? Получается: ты врал мне с самого начала. А я то, дура, уши развесила!»
«Чудно. – в удивлении усмехнулся Юрий Александрович. – Я лишь невзначай подумал, а мою мысль не только услышали, её тут же принялись обсуждать!»
«А собственно, чего ж ты хотел? – усмехнулся мужчина, назвавшийся Василием. – Ведь мы умерли. Теперь ни украсть, ни пёрнуть – всё на виду. Прямо, как в общей бане. К тому же глухо, как в танке. И кто ты, бывший человек, есть? Или кем, по крайней мере, недавно был?»
«Громов я, Юрий Александрович.» – гордо представился Юрий.
«Ну конечно, я тебя помню: и работали, и пили вместе. Не плохим ты был парнем. Ну, разве что, с небольшой гнильцой. Так этого у нас у всех с избытков. Видала Синюга, каких орлов я из дворовой шпаны, в мастера выводил. – порадовался за себя Угрюмов.
«Предупреждала, ведь. – огрызнулась женщина. – Забудь это проклятое слово: Синюга!»
Перекрёстный огонь мыслей и взаимных недовольств прервал Голос извне.
– Раиса Максимовна Пластинина, родившаяся 19 августа 1951 года и погибшая в трёх километрах от омского железнодорожного вокзала, под колёсами пассажирского поезда, 10 июля 1991 года, в 4:07 местного времени?
– Да. Это я. – дрожащим голосом ответила женщина. – Не ужель, на самом деле, всё? Я умерла, так и не увидев свою кровиночку, своего сыночка?
«Интересно. И куда нас теперь отправят из этого приёмника-распределителя?» – мимолётом подумал Громов.
«Известно куда. Соберут сейчас всех, откинувших ласты нынешней ночью. И по этапу, в Рай или куда подальше!» – усмехнулся Василий.
«Рай? – в презрительном удивлении переспросила Синюга. Через многие годы она впервые услышавшая своё настоящее имя. – А ты его заслужил?»
«Да кто ж его знает? – хихикнул Угрюмов. – Быть может, как раз я его и достоин. Почитай, полжизни скитался в нищете, да в рванье. Ну, чем не образ бытия, святого мученика?»
«Сволочь ты, и скотина, а не святой скиталец. Жену свою, покойную, стервой называл. Да как только твой язык поганый повернулся?»
«Ни тебе, дура, меня судить! – рявкнул Василий. В отместку он попытался нанести ответный укол. – Умная, мля. Между прочим, я своих детей по детдомам не распихивал.»
«Не тронь, тварь, своими вонючими мыслями моего сыночка. Это лишь моё личное горе. И если хочешь, трагедия всей жизни. За ту глупость, я тысячи раз себя прокляла. И, в отличие от тебя, лоботряса, ни на какой рай вовсе не претендую. Уж лучше ад. Самый жуткий и ужасный. Дабы полностью искупить все свои земные грехи.»
Спор бывших бомжей неожиданно прервала случайная мысль Громова: «А интересно. С чего это вдруг, они оказались под одним и тем же поездом? Не иначе любовью на рельсах решили подзаняться. Экстрималы хреновы!» – и тут же, Юрий Александрович осёкся, вовремя сообразив, что чужие и вольные размышления теперь доступны всем и каждому.
«А тебе, урод: какое собачье дело, что мы делали там, на рельсах?» – рявкнула в бешенстве женская мысль.
«Твою мать. И подумать-то ни о чём нельзя. – чертыхнулся Громов. – И вообще, откуда вам знать: „урод“ я или нет? По мне, так я вовсе не плох собой.»
«Вот и помалкивай в тряпочку.» – порекомендовала Синюга, с явной издёвкой.
«Юрок, ты на неё не обижайся. – спорщиков попытался примирить Василий. – В связи со смертью, она стала чересчур бешенной. А то, что мы вдвоём под поезд попали, так это я за счастьем её повёл. Синюга… Ой, извиняйте. Как тебя, там. Ах да, Мадам Максимовна. Так я, Максимовна, похоже, сдержал своё обещание. Ведь не станешь же ты отрицать того, что пришёл конец твоему бродяжничеству? Можешь забыть про обеды на помойке и ночлегах в колодцах теплотрассы. Ну, и чем это не счастье? А раз так, с тебя пузырь!..»
«Щас! Вот только на Землю, в дежурный магазин быстренько сгоняю или у таксистов на вокзале перехвачу. – ухмыльнулась Рая. После чего, сурово спросила. – И вообще, с какой стати ты начал оправдываться перед этим козлом, куда и зачем мы ходили. Ведь он и сам, поди, по горло в дерьме, коль умудрился угодил в нашу хреновую компанию!»
«А мне, в отличие от некоторых, стыдиться нечему. – Юрий Александрович, дабы не ляпнуть невзначай ещё чего лишнего и не привлекать к своей персоне всеобщего внимания, принялся думать о хорошем. Вспомнил о доме, о детях, о своей бригаде. – Прожил я свою жизнь, уж точно, не хуже других. Сына с дочерью поднял. Выбил для семьи трёхкомнатную квартиру. В доме всегда был достаток. А что, собственно ещё, от мужика требуется? Грешить, конечно грешил. Не без этого. Однако, грешки мои всегда были мелкие – короче, особо не наглел. Глядишь, и проскочу в рай-то!»
«Тише вы, пустобрёхи. – выкрикнул Василий. Он вдруг заслышал приближение, ещё чьих-то новых мыслей. – Кажись, в нашем полку прибыло!»
«Точно. Кто-то о войне думает: о патронах, автоматах, о вражеском окружении.» – прислушавшись, Громов подтвердил предположение Васи Угрюмова.
Договорить Юрий Александрович так и не успел. Всё тот же тихий и одновременно понятный всем Голос напомнил о себе.
– Андрей Викторович Чернышев, родившийся 23 августа 1971 года и погибший от взрыва гранаты, 10 июля 1991 года, в 2:07 местного времени?
– Так точно. – ответил ему кто-то из белого тумана.
– Через месяц в детдом, в котором ты воспитывался, придёт письмо. В нём будет указано, что пропал ты без вести в районе Советско-Таджикской границы. Для всех, ты так и останешься пропавшим, без могилы и памятника. – прискорбно добавил всезнающий Голос.
«Не может быть! – растерянно запричитала Рая. – Сыночек, как же так? Почему от гранаты?»
«Вот видишь! – не скрывая радости, заметил Василий. – Всё же нашла ты своё счастье. Нет, Максимовна. Теперь ты точно, одним пузырём не отделаешься. За такое событие, не меньше месяца поить меня обязана. Подумать только: спустя восемнадцать лет, мать нашла сына!»
«Мама? – удивился юноша. – Ну, правильно. Ты пришла встретить меня. Ведь в детдоме мне говорили, что ты умерла, когда мне было всего два года!»
«Да-да, сынок. Я встретила тебя и теперь мы всегда будем вместе!» – Синюга неожиданно нашла более и менее подходящие слова в своё оправдание. Точнее сын, будто предчувствуя неладное, подсказал ей эту, во всех отношениях приличную версию. Тогда как самой Рае лишь оставалось подтвердить её. Что она с величайшим облегченьем и сделала.
«Как же. Ждала она… – непроизвольно вырвалось у Юрия Александровича. – …Походу, шлюхой была твоя мамаша. И опустившейся женщиной.»
«Заткнись, сволота. – в отчаянии Райка перешла на истошный визг. – Не верь, сынок. Андрюша, ни слушай их. Это они, из завести.»
«Обожди, мама. Я сам разберусь. – сурово произнёс юноша. А после, решительно обратился ко всем, кто его слышал. – Хотел бы я узнать: какая сука посмела оскорбить мою маму?»
– Александр Васильевич Угрюмов. – всезнающий Голос, в который уж раз оборвал разгоревшуюся было склоку. – Родившийся 15 декабря 1970 года и погибший от взрыва гранаты, 10 июля 1991 года, в 2:07 местного времени?
– Очевидно, вы правы. Вам видней. – почти равнодушно ответил чуть огрубевший юношеский голос.
– Через месяц твоя бабушка, Лидия Петровна получит извещение, о том, что ты пропал без вести в районе Советско-Афганской границы. Могу сказать больше. Столь тяжёлого удара Лидия Петровна не перенесёт, и твоя сестра останется полной сиротой. – зачем-то добавил Голос.
«Твою мать! Да ведь это сын мой, Сашка! Но, как?.. – изумился Василий. – …Сашок, узнаёшь меня? Ведь это я, твой папа. Как время быстро бежит. Кажется, совсем недавно на руках его носил, а ему уже девятнадцать. Было… – сконфуженно поправился Василий Иванович. После чего, дабы поскорее сгладить щепетильность создавшейся ситуации, добавил. – …А Иришка, сестрёнка твоя, как?