Страница 17 из 22
– Ладно, – сказал он, – этого, конечно, не хватит, но если мы добавим своих немного, то уже будет лучше.
– Добавим? На что это? – спросил Никита. – Может, поделим? Мне бы не помешали.
– У тебя и так денег достаточно, – отрезал Кузьма. – Зачем тебе? Солить? Или спать на них будешь? Чего тебе не хватает-то вечно?
– Как чего? Всегда есть к чему стремиться. Можно столько всего купить – были бы бабки!
– Ты бы лучше курить бросил, вот тебе и экономия вышла бы.
– Зачем это? Разве вы все бросили?
Кузьма и Паша переглянулись.
– Это неприлично – курить в помещении, – заметил Павел.
– Ты мента не включай, – миролюбиво, но твердо ответил Никита. – У меня уже есть один папаня – тут, в Геленджике. Надоест – поеду к нему, уж он меня лечить точно не будет. А я делаю что захочу. И срать мне на всех!
– Даже на нас?
– Ну ладно, ладно! – Никита потушил сигарету о подошву. – Довольны?
– В общем, дождемся остальных, – объявил Кузьма, – и решим, по сколько скинемся. Надо закупиться оружием и амуницией.
– Опа! А вот это мне уже нравится! – Никита хлопнул в ладоши, но обычного хлопка, конечно, не получилось.
– Это зачем? – спросил Павел.
– Что-то мне Край больше не кажется безопасным, – ответил Кузьма. – Я шерстью чую, что придет день, и нам надо будет защищаться. Черти, я поглядел, все палатки прибрали, жильем торгуют – раньше такого не было. Несправедливо все это…
– Ты это сегодня понял?
– Ну, не только сегодня. Я понял, что на гражданских надежды нет. Посмотри на Санька – ссучился. Посмотри, сколько черных по поселку. Думаешь, у них проблемы с оружием? Если что, они нас вмиг порешат! В общем, я предлагаю купить винтовок, пистолетов, гранат бы еще. И смотреть в оба.
– Что-то мне это напоминает, – после паузы сказал Павел.
– Что?
– Начало ополчения в Одессе.
Позже пришли Петр и Егор. Кузьма рассказал им о своей идее. Никто не согласился, но и спорить не стали. Все ощущали яркую, беспокойную мощь ветерана, и его сила казалась убедительнее правды. А главное, никто не хотел возражать и остаться в меньшинстве и тем более в одиночестве. Добывать оружие взялся Никита.
Уже начинало смеркаться, поэтому занялись починкой крыши. Кузьма устал и решил не идти домой ночевать. Павел остался с ним в хижине. Борька сторожил на крыльце.
– Скажи, – спросил Павел, когда темнота поглотила домик, – ты точно сможешь этим управлять?
– А чего бы мне не смочь? – удивился Кузьма. – На фронте как-то управился четыре года, и тут управлюсь.
– Я о другом. Мы тогда тоже вооружились, защищаться собрались. А получилось – сам знаешь что. Война на четыре года: котел, осада, вокзал этот… Теперь руины вместо города.
– Да нет. Я не для того. Мне кровь не нужна. Просто я сегодня вел эту девочку и не ощущал себя в безопасности. Разве ты не понимаешь?
– Я тут чужой. Поселок же не мой.
– Вот именно. Мне тоже тут не по себе, хотя поселок мой! Нет, Паш, я тебя ни во что не втягиваю, ничего не заставляю.
– Да я не говорю, что ты тянешь. Спрашиваю, удержишь ли ты это. Вот с Саньком – что ты будешь с ним делать?
Кузьма задумался.
– Не знаю. Я пока только злость чувствую. Но Санек хороший мужик, хоть и ссучился. Пусть живет как хочет. Присматривай за ним.
Они замолчали, но оба еще долго не спали. Близкий шум моря был мирным, гроза давно ушла за холмы. Но в эту ночь каждая разбивающаяся о берег волна усиливала тревогу, словно та была музыкой, а волны – струнами, которые снова и снова, бесконечное число раз, повторяли мелодию.
Глава восьмая
Когда Стрельцова начинали поглощать кошмары, когда он начинал чувствовать, что вот-вот рот его взорвет крик, а из глаз брызнут ярость и слезы бессилия – от невозможности спасти, невозможности убить, – с периферии сна на выручку приходил голос Марины, убаюкивающий, ласковый, похожий на прибой мирного моря. Она словно обнимала его, оказывалась всюду и убеждала: “Артем, не бойся, не бойся, мой милый, маленький, Артем”. И кошмар, не исчезая полностью, делался просто плохим сном.
Так было и этим утром. Затем Маринин голос распался в молочном свете восхода. Стрельцов проснулся отдохнувшим, огляделся, вспоминая, где он. Комнату заполнило раннее робкое тепло. Дом был совершенно тих, безмятежен был и двор. Выглянув в окно, Стрельцов увидел, что хотя восток заполняется светом, ночь развеяна не полностью, со стороны поля на участок тянутся лоскуты тумана, но холод быстро теряет силу над землей, и несколько следующих минут должны покончить с ним.
Он оделся, убрал вещи, вынутые накануне, обратно в дорожную сумку, заправил постель, стараясь придать комнате нетронутый вид, будто его здесь не было. Он решил не встречаться с Кузьмой, пока не выяснит больше про его новый отряд. На улице, под длинной тенью дома, он наспех сделал зарядку. Едва закончив, услышал звук приближающейся машины. Стрельцов перешел в сад, нашел место, откуда под укрытием смородиновых кустов можно было просмотреть участок и часть дороги, залег на холодную траву.
Предчувствие не подвело его – приехал Кузьма с собакой и каким-то мужчиной. Заведя машину на участок, они вышли, закурили, стали разговаривать. Не было надежды услышать, о чем речь.
– Что же ты? Приехал к командиру и будешь прятаться? – усмехнулась Марина, лежавшая рядом.
– О чем они? Можешь подслушать?
– Нет, – подумав, ответила она, перевернулась на спину и смотрела в очищающееся небо сквозь ветви. – Слишком жарко, неохота идти. Но если хочешь, там сзади кое-что интересное.
Стрельцов аккуратно отполз вглубь теней, все еще владевших садом, аккуратно поднялся и, пригибаясь, прошел пару десятков шагов. На маленькой поляне между вишнями, грушевым деревом и старой айвой он увидел спящую в спальнике парочку.
– Похоже, кое-кто заигрался вчера, – шепнула Марина.
Максим очнулся и посмотрел на Стрельцова. Постепенно в его глазах выкристаллизовалась угрюмая злая угроза. Потом проснулась и Полина. Она словно не сразу сообразила, где находится, но когда увидела, кто смотрит на них, то издала сдавленный стон.
– Это папин гость, – прошептала она.
Максим вылез и встал в полный рост. Спал он в простых домашних штанах и майке, и теперь по его телу ходил озноб. Стрельцов с любопытством изучил фигуру парня, опустил глаза на девочку, потом сказал:
– Доброе утро.
Максим сделал несколько тяжелых шагов и остановился, закрывая собой Полину. Та выбралась, накинула куртку и осталась стоять на спальнике, босая, как и ее возлюбленный.
– Пожалуйста, не говорите папе, – чуть слышно пролепетала она из-за спины Максима.
– Полина, дай я сам.
– Это его сослуживец… – чуть слышно прошептала Полина, и глаза Максима пропитала ярость.
– Что ты “сам”? – спросил Стрельцов, делая вид, что не замечает боевой настрой парня.
Он разглядывал его жилистое тело. Ноздри Максима начали раздуваться, маленькие глаза почти потонули под выгоревшими бровями, кулаки сжались.
– Хочешь на меня напасть? – Стрельцов улыбнулся. – А потом?
Молчание.
– А потом? Убьешь? Спрячешь труп от Кузьмы? В его же саду?
– Максим! – Голос Полины задрожал.
– Подожди, Поля.
– Я вас вчера уже видел. Чего не вернулись в дом? – Они не отвечали. – Проспали? Что вообще происходит? Кузьма тебя невзлюбил?
– Он нам запрещает! – ответила Полина. Максим немного расслабился и посторонился. Стрельцов глядел на него с дружелюбной полуулыбкой, стараясь не выглядеть так, будто насмехается. Он не верил, что мальчик сможет навредить ему, хотя и чувствовал в нем большой страх и решимость.
– Нельзя, чтобы он узнал, – продолжила Полина, надевая сандалии. – Он нас… он Максима убьет.
– Так и сказал?
– Он убьет Максима, а меня запрет или… я не знаю что! Не говорите ему, не говорите, пожалуйста!
– А почему вы здесь? Нас искать пошли? – спросил Максим.