Страница 25 из 29
Сыщик встряхнул головой, пытаясь избавиться от снега в волосах. Глядел он куда-то сквозь меня.
– Рано что-либо утверждать, мисс Белл. У нас нет ни отравленных конфет, ни красок, ни надежных свидетелей. Лишь маленькие зацепки.
Я потерла глаза и плотнее закуталась в пальто.
– Знаете, мистер Нельсон… что-то голова идет кругом от «маленьких зацепок». И как у вас хватает сил еще что-то соображать?
– Я просто не курю опиум. – Сыщик, уже преодолевший половину главной лестницы, обернулся. – Идете со мной?
Острота разозлила меня, но в этот раз я решила сдержаться от ответной и покачала головой.
– К матери? Увольте. Иду спать. Как вы сами сказали, расследование нужно вести с ясной головой. Завтра позвоню Дину и попрошу проверить алиби Блэйка на все три убийства. Сейчас никаких сил, да и шансов застать его мало.
– Тогда спокойной ночи, мисс Белл. – Голос неожиданно зазвучал почти сочувственно, впрочем, может, скорее снисходительно. – До встречи завтра.
Я развернулась и стала огибать дом, чтобы попасть к черному ходу. Проходя под окном Хелены, я подняла голову. Свет после обыска не погасили; переливалось красками разрисованное стекло. Действительно, чем не башня Рапунцель? И чем не запертая принцесса? Бедная моя сестра. Неужели… тот, кого она полюбила, ее убил? Разве так вообще может быть? В мире, где есть Бог, даже если Бог склонен к некоторым жестокостям?
Я поднялась по грязной неосвещенной лестнице и осторожно двинулась через коридор своего этажа, продолжая думать об этом.
– Мисс Белл!
Я подскочила на месте, но, узнав голос, облегченно рассмеялась.
– Молли, ты чуть не убила меня.
Любимая горничная, с которой нас связывала дружба со времен моего детства, виновато присела в книксене.
– Простите, не хотела пугать вас. Но вы, наверное, устали и проголодались. Ужин вы пропустили, зато я могу… – она подмигнула, – утащить вам что-нибудь с кухни.
Некоторое время я обдумывала предложение, потом кивнула.
– Немного холодной индейки, сыра и хлеба, если есть. Буду обязана. Только тихонько.
– Хорошо. – Она кивнула и, вынув что-то из кармана передника, протянула мне. – Вам письмо. Принес какой-то мальчишка.
– Надо же. – Я с интересом глянула на конверт, лишенный каких-либо опознавательных знаков. – От кого?
– Мальчик только сказал, что видный джентльмен, хорошо заплатил. Я подумала, может, у вас наконец появился…
– Когда это было, Молли? – торопливо перебила я.
– Три часа назад, мисс Белл.
– Спасибо. – Я рассеянно повертела конверт в руках. – Буду в комнате.
Горничная кивнула и удалилась. Едва переступив порог спальни, я вскрыла конверт.
Я не хочу, чтобы безумие продолжалось. Пожалуйста, остановите это. Я был глуп, веря ей. Я любил Хелену больше жизни, и только моя вина, что ее больше нет. Я вижу ее, вижу во сне, ее и Невилла Джонсона, и тех, чьи имена забыты. Завтра я приду в Скотланд-Ярд, пожалуйста, будьте там и защитите меня. Леди не прощает предателей. Возможно, она уже все знает. Ни в коем случае не трогайте жуков. Спасите меня.
«А. Б.»… Альберт Блэйк?
– Молли! – крикнула я, не отрывая взгляда от ровного почерка.
– Да, мисс Белл? – отозвалась женщина с лестницы.
– С индейкой придется повременить.
Я пошла вниз, в гостиную, где ожидала найти Падальщика. Из головы не выходила странная, пронизанная каким-то животным страхом фраза: «Леди не прощает предателей».
Предателей.
Цветочный город. Давно
…Из всех книжных лавок Блумфилда Фелис полюбила одну – на отшибе, на верхушке холма, с уродливыми гипсовыми лилиями, облепившими солидную медную вывеску. Владелец лавки, толстяк-ирландец, тоже любил нас: когда бы мы ни пришли, он спешил собственноручно испечь нам печенье. Мистер О’Брайн вообще был благодушным человеком и любил детей.
В отдельные часы покупателей обслуживал его юный племянник Кристоф. Наш ровесник, но женщины города, независимо от возраста, млели от него. Он был чертовски красив – черноволосый, высокий и голубоглазый, неизменно опрятный. Настоящий джентльмен, в котором скромность соединялась с остроумием. Почти все время, что мы проводили в лавке, мы проводили с ним.
И он любил Фелис. Как же он ее любил. С наших золотых двенадцати лет до… до…
…Первый визит в ту лавку случился в очень холодный день. Мы просто мечтали где-нибудь погреться; на спуск с холма уже не осталось сил, и мы, за неимением выбора, вошли в маленькое голубое здание, откуда тянуло бумажно-кожаным ароматом книг. Там было пусто. Тихо. Только что-то шуршало по углам. Мы стали заинтересованно озираться. А потом с высокой лесенки прямо перед нами вдруг спрыгнул он.
– Леди. – Кристоф окинул нас взглядом и без улыбки, но учтиво, глубоким поклоном, приветствовал. – Могу быть вам полезен?
Мы покраснели и смущенно переглянулись: в провинциальном Блумфилде манеры у мальчишек были редкостью, и мы не знали, чем ответить. Фелис пришла в себя первой и выставила привычный щит – мрачную требовательность.
– У вас есть книги об Антонио Сальери? – спросила она сердитым тоном. – Жизнь, творчество, что-нибудь о его детстве или семье? А может, издания сочинений?
Из-за игры теней мне показалось, что наш собеседник вздрогнул. Возможно, действительно вздрогнул, удивившись такому вопросу от потенциальной покупательницы. Некоторое время Кристоф молчал, припоминая, потом прошел за конторку и раскрыл массивный, прошитый грубыми нитками каталог. Пролистав, наконец ответил:
– Жаль, но нет. Может, вас интересуют издания о Моцарте, Бахе или…
Фелис так сжала мне пальцы, что я едва не вскрикнула. Потом подруга смерила Кристофа тяжелым взглядом и процедила сквозь зубы:
– Благодарю, оставьте их убогим. Нам пора, до свиданья.
И она поволокла меня к выходу. Колкие снежинки встретили нас на улице. Я сморщилась, гадая, что именно так разозлило Фелис. Мои мысли оборвал голос Кристофа:
– Постойте, прошу!
Мы обернулись. Он выскочил прямо в тонком сюртуке и без шарфа, черные волосы моментально растрепались от ветра. Руки он зачем-то держал за спиной. Остановившись, Кристоф быстро, сбивчиво заговорил:
– Стойте! Мне жаль, что я не смог помочь вам, но…
– Не беспокойтесь, это обычное дело, – оборвала Фелис, видимо, уже тоже пришедшая в себя и устыдившаяся своей неучтивости. – И простите, если испугала вас. Я многих пугаю.
Он все смотрел на нее. Я, уже неплохо знавшая мальчишек, видела в его глазах то, что обещало доставить нам в будущем немало хлопот: романы во время обучения были запрещены.
– Послушайте…
– Да?
– Может, в нашей лавке и нет нужных вам книг, но у нас есть много другого. Например, – он вынул руки из-за спины и протянул нам с Фелис по ромашке, – волшебство.
В середине января. Но цветы были живые. Фелис пораженно посмотрела на молодого человека, потом – вслед за мной – все же взяла ромашку и улыбнулась.
– Спасибо.
– Вы из Блумфилдской женской школы, верно? Если скажете ваше имя, я пришлю записку, когда какая-нибудь книга о Сальери появится в продаже. У нас хорошие поставки.
– Фелисия Лайт, – ответила она, все еще колеблясь, и вдруг добавила: – я буду очень рада. О нем так мало пишут. А ведь он был удивительным, талантливым человеком.
– Да, – отозвался Кристоф. – Просто история довольно зла и порой слепа.
Я невольно задумалась, знает ли он, о ком говорит, или просто пытается нам понравиться. Может, шутки ради попросить назвать хотя бы одну оперу Сальери? Но голос нашего нового знакомого звучал действительно грустно. Поправив шарф, явно начиная ощущать, что вокруг весьма прохладно, Кристоф добавил:
– Навестите меня как-нибудь. У вас ведь найдется время, верно?
– Пожалуй, – ответила за Фелисию я. – Мы обязательно заглянем. Но сейчас вы замерзли, мы замерзли, так что, пожалуй, нам пора идти. До встречи.