Страница 89 из 94
Увидела его и заулыбалась. Шагнула ему на встречу. В другой день он дождался бы, когда она подойдет, и поцеловал бы жену. А она бы засмущалась, но ее глаза сияли бы довольным блеском. И она прошептала бы ему «Добро пожаловать домой, муж». Иногда бывало, он подходил первый, и тогда Хиран казалась еще счастливее. А сейчас… Сейчас она замерла на полпути к нему, когда заметила, кто вошел следом за ним.
Все произошло буквально за минуту. От того момента как она вышла из ванной комнаты и до того, как она узнала в вошедшем своего отца. Но Колин, словно в замедленной съемке наблюдал, как ее радостная улыбка на мгновение застыла на красивых губах, как светящиеся озорством глаза, распахнулись в неверии, а потом в удивлении. Как жена ошеломленно силилась что-то сказать и не могла. А когда спустя несколько секунд пришла в себя, то побледнела в волнении.
Колин почему-то думал, что когда Хиран увидит отца, то бросится к нему, обрадуется. А она с мольбой в глазах застыла посередине комнаты, не смея пошевелиться и, не отрываясь, смотрела на гостя. Эта минута, казалось, длится целую вечность.
Но стоило Нараяну Притвираджу сделать шаг навстречу дочери, как она тут же сама подошла, наклонилась и с почтением коснулась его ног. Отец же взял дочь за плечи и помог подняться. По лицу Хиран потекли слезы.
―Beti (дочка), - тихо сказал он.
И Хиран громко всхлипнув и зарыдав, бросилась в объятия отца, повторяя снова и снова «Papa, Papa» (папа). Колин отошел от них, не мешая этим двоим радоваться встрече. Он мог злиться и противиться словам Нараяна Притвираджа, но не мог отрицать, что Хиран счастлива сейчас в объятиях своего отца. Мужчина же ласково гладил дочь по голове, что-то говоря на хинди, и видно было, что тот искренне любит ее. Он осторожно отстранил ее от себя, вытер слезы с лица и поцеловал в лоб.
Хиран же, видимо желая разделить с кем-то свою радость, нашла Колина глазами, и ее лицо опять осветилось улыбкой, а от того, что в глазах до сих пор стояли слезы, ему показалось, что они блестят как драгоценные камни. Колин улыбнулся ей в ответ. И тут она неожиданно высвободилась из объятий отца, подбежала к Колину и обняла его. От близости ее тела, от ее искренней радости тепло разлилось по всему телу, и он на мгновение прижал жену к себе. От ее волос пахло шампунем и Колин поглубже вдохнул пряный аромат.
А потом она засуетилась. Пригласила отца сесть, поставила вариться кофе. Беспокоилась, не голодны ли они. Колин не мог бы сейчас проглотить ни кусочка, а ее отец заверил, что недавно поел. Но от кофе не отказался. Хиран была так счастлива, что будто не замечала, какими глазами ее отец обводит место, где теперь жила Хиран. От Колина не укрылось, с каким отвращением и, пожалуй, недоумением его тесть посмотрел на вытертый линолеум, на диван, куда его усадила Хиран. Колин знал, что этот мужчина заметил каждую деталь их скромного жилища и мог с легкостью распознать гнев гордого отца за оскорбленную дочь, который сверкнул во взгляде Нараяна Притвираджа. Что же, Колин никогда не отрицал, что сияющему бриллианту тут не место.
А она, несомненно, сияла. Никогда Колин не видел Хиран такой счастливой.
И тут он вспомнил… Однажды. Всего однажды, он мог наблюдать за бесконечной непосредственной беззаботностью юной Хиран. В тот солнечный день на пляже, когда она кружилась на мокром песке и пела, утопая ступнями в прибое. И больше никогда…
Даже когда любил ее ночь за ночью, воспламеняя ее страстью, покоряя ее нежностью. Когда целовал ее губы и ласкал стройное тело, проводил своими мозолистыми, жадными руками по ее шелковистой коже. Он чувствовал в ней тихую грусть. Она попала в западню и смирилась. Она говорила ему на хинди «любовь моя».
Хиран не лгала. Колин знал, мог поручиться, что эта чистая, как самый ценный бриллиант, девушка всем сердцем в это верила. Она не приспосабливалась, не лукавила. Она шагнула в его жизнь и готова была отдать ему все. Свое тело, свое сердце, свою душу. Колина передернуло. Семь жизней.
Но был ли у нее выбор.
Он был уверен, что если спросит ее сейчас, она, не задумываясь, ответит, что он ее судьба. Что все так, как и должно быть. Но Колин знал, что это не так.
Он стоял в стороне и смотрел, как Хиран, немного успокоившись, снова прильнула к отцу. Как едва задерживает дыхание, словно все еще не может поверить, что тот с ней и не отказывается от нее. Милая Хиран, наверное, даже сама не замечает, что кончиками пальцев гладит отца по руке и тихонько вздыхает. И надо отдать должное Нараяну Притвираджу, тот и сам не скупился на ласку. Мужчина не улыбался, но все его лицо выдавало радость отца, обнимающего дочь. Они были семьей. Хиран любила и уважала своего отца. И мысль о том, что она подвела его, так долго делала ее несчастной.
А сейчас Хиран была счастлива. Она задавала отцу вопросы о семье, он отвечал, она светилась от радости. Она болтала, смешивая хинди и английский сама не замечая. Колин никогда не слышал, чтобы она так много говорила. Когда у нее закончились вопросы, то она стала рассказывать, где побывала в Нью-Йорке, куда возил ее Колин. Потом совершенно не думая, что отец мог бы этого не одобрить, гордо похвасталась, что почти научилась управлять мотоциклом.
Потом она снова забеспокоилась, что мужчины голодны и с какой-то детской непосредственностью и смущением призналась отцу, что так и не научилась готовить. Колин хотел напомнить ей, что у нее было не так-то много времени научиться, но не стал. Потому что осознание, что Хиран была в его жизни всего каких-то несколько недель, отдалась тупой болью в груди. Потому что он понял очевидное. Ее отец прав. Хиран должна поехать домой.
Чтобы дать себе некоторое время, на осмысление данного факта, Колин поддержал жену с идеей поесть, и вызвался съездить в индийский ресторан за обедом. Он только несколько секунд смотрел на Хиран, но она лишь благодарно улыбнулась ему, а потом снова посмотрела на отца. Колин взял ключи от машины и вышел.
Он хотел бы вывести из гаража мотоцикл и гнать на высокой скорости куда глаза глядят. Но находился в странном оцепенении, которое не мог объяснить. Он знал, что так случится. По крайней мере, пока не потерял голову от Хиран и не ослеп от ее сияния. Он же сам ей не раз говорил, что настанет момент, когда он должен будет ее отпустить. Так отчего сейчас ему хотелось жестко встряхнуть ее и заставить забыть обо всем, что случилось этим утром. Вернуться во вчерашний день вместе с ней и наплевать на разум и здравый смысл. Представить, что нет никого кроме них двоих. Ни ее семьи, ни его сомнений. Поверить ее утверждениям о судьбе, о любви. Он бы отдал свой мотоцикл без сожаления, только за еще одно утро, в котором Хиран поставит ему тику (так она называла ее) на лоб и позволит стереть ее.