Я дала слово

– Гермиона, приди в себя, ты в опасности.

Произнесенные слова больно ударили по стенкам моей черепной коробки. Дикая боль расползлась по сгусткам нервов и потекла пламенной рекой по венам, выжигая воздух из легких, лишая возможности сопротивляться.

— Гермиона, ну же, очнись.

Снова, только на этот раз зудящей вибрацией прошлась по моим воспалившимся мыслям. Сердце, сжавшись, пыталось подпевать в унисон музыке, что звучала грохотом потока завладевших мной чувств. На фоне всего этого во мне шла одновременная борьба между попытками очнуться и успокоиться и уйти как можно дальше в себя и оградиться от терзающей боли. И ни одна не хотела отступать.

— Тебе никто не поможет. Ты это знаешь.

Голос стал казаться знакомым. Не мужской и не женский. Говорящий внутри меня, который слышен только мне. Он заставил что-то щелкнуть в моей голове, отчего адреналин ударил по сердцу, вырывая его из плена чужого страха, колючей боли и тоскливой безысходности. Заработавший мозг сантиметр за сантиметром отвоевывал каждый участок моего тела, заставляя вздрагивать и сбрасывать оцепенение.

Сил пока хватило на открытие глаз. Я поняла, что нахожусь в большом, слабо освещенном помещении. Чувствовался неприятный сквозняк, гуляющий по холодному полу, на котором сидела я. Правда, подо мной было что-то мягкое, похожее на одеяло или матрас. Чуть правее располагалось окно. Возле него стоял человек. Судя по принятой позе и очень высокому росту, пришла к выводу, что это мужчина. Он смотрел на уже ночное небо и, полагаю, не догадывался о моём пробуждении. От него исходили наигранное спокойствие и какая-то мрачная решительность. Могучие широкие плечи были обтянуты черной рубашкой, заправленной в кожаные брюки.

Когда глаза немного привыкли к полутьме, я увидела, что у мужчины длинные волосы, оканчивающиеся между лопатками. Вроде светлые, так как падающие блики свечей зажигали в них золотистые искры. Тут что-то блеснуло в районе пояса его брюк. Волшебная палочка. Меня похитил волшебник значит. Конечно, ключевое слово: ПОХИТИЛ. Находясь в плену, я гадаю, какого цвета его волосы?! Эй, мозг, просыпайся, наконец. Я разозлилась.

Наверняка почувствовав волну моей бессильной злобы, мужчина резко обернулся. Не говоря ни слова, лениво подошел и остановился в шаге от меня. Возвышаясь, словно гора, незнакомец внушал страх и желание укрыться. Я опустила голову и попыталась успокоить сердцебиение, барабанной дробью бьющее по ушам и отдающее покалыванием в кончиках пальцев. Сжав кулаки, снова подняла взгляд, но он неожиданно присел на корточки и схватил мой подбородок, впиваясь горящими светло-карими глазами. Незнакомец оказался очень даже знакомым. Громко сглотнув, я прошептала на выдохе:

— Фред.

Усмехнувшись скривившимися губами, он, все так же глядя мне прямо в глаза, сказал:

— Я тоже знаю твоё имя, но произносить его ниже моего достоинства, — еще раз усмехнулся, увидев моё изумление, и продолжил: — Так, помнится, ты сказала в нашу последнюю встречу. Что же изменилось?

Я молча смотрела в его потемневшие глаза и не могла вымолвить ни слова.

— Я мог бы сказать, что, глядя на тебя, увидел неуверенность, удивление и растерянность, если бы это не было твоё лицо: лживое и ненавистное, как и вся ты.

Отпустив мой подбородок, он успел еще раз обжечь меня своим яростным взглядом.

Охвативший гнев заставил собраться с мыслями и зажег глаза таким же неистовым огнем. Я расправила плечи, насколько это позволяли связанные руки, и выдала:

— Что ты знаешь обо мне, чтоб судить так категорично? Кто дал тебе право похищать, связывать и держать человека?

— Уж не про себя ли говоришь?

Он скептически приподнял бровь, губы же будто застыли в кривой усмешке.

— Что случилось и что я сделала тебе, раз ты опустился до похищения? Неужели нельзя было поговорить цивилизованно и назначить встречу?

— А ты умеешь так? Не припомню такого случая. И сейчас можешь не пытаться. Я знаю тебя как никто другой. Думается, лишь мне открылось твоё истинное лицо, ведьма.

Надо все же заставить сказать его как можно больше. Информация в этом гребанном мире поступала ко мне через сито, и оставались жалкие крохи.

— И что ты обо мне думаешь, Фред?

Сузив глаза, он процедил сквозь сжатые зубы:

— Не думаю, знаю. Ты напыщенная выскочка, считающая себя лучше и умнее всех. Готовая на все ради достижения своих целей. Не способная на любовь, да и не заслуживающая её. Бесконечная влюблённость лишь в собственную персону и неуемные амбиции - вот, что интересует и беспокоит тебя в первую очередь.

— Ты глубоко заблуждаешься. Фред, неужто между нами всегда были такие плохие отношения?

— Память отшибло? Как так, ты же мисс Гениальность! Или свихнулась на почве своих исследований? Неудивительно. И как бы это паршиво ни звучало, мне жаль твоего мужа. Женился не на женщине, а на мозге с ножками. Дошла ли до него истина? Или погиб, не ведая ничего.

— Почему ты уверен, что он умер?

Подозрительно. Такой Фред не внушал мне чувств хоть каплю похожих на прошлые. На данный момент я испытывала страх и сожаление. Что ожидать от него? Видно, их взаимная ненависть пустила корни давно, и так просто от нее не избавишься.

— Я даже подумываю, не ты ли его убрала с дороги, отправив в эту заранее опасную поездку?

От возмущения и новой порции злости я стала задыхаться.

— Я не убийца!

Чистой воды домыслы неконтролируемой фантазии одного из близнецов. Может, Гермиона и обладала некоторыми недостатками, но убийцей она не могла быть. Такое проглотить и не заметить нельзя. Теперь я обрадовалась злобе, поднявшейся во мне.

— Не смей говорить такое безосновательно и выдавать желаемое за действительное.

Мои щеки пылали, а пальцы сжимались и разжимались.

— Относительно тебя никаких желаний у меня нет. И находишься ты здесь не по моей воле.

— А по чьей же? И с какой целью, хотелось бы знать?

Он засмеялся и выпрямился в полный рост. Уперев руки в бока, самодовольно протянул:

— Знать тебе это не полагается. А времени подумать у тебя достаточно. Ты же любишь строить гипотезы и делать выводы.

Явно забавляясь моим потерянным видом, Фред окинул меня взглядом с ног до головы, под которым я стала ещё меньше и ощутила бегущие по спине мурашки. Значение его взгляда понять не успела, потому что он развернулся и пошел к выходу. Возле самой двери пожелал мне уснуть и уже язвительно добавил: “Если получится”.

Из коридора до меня донеслись какие-то звуки и голоса. Через минуту зашел необычайно низкий человек и без слов поставил поднос на стол. Так же молча щелкнув пальцами, освободил мои руки и исчез. Растирая запястья, я медленно поднялась на ноги. Несмотря на легкую дрожь, села на ближайший стул. На подносе стояли тарелка с куском мясного пирога и большая кружка с ароматным кофе. Поспать после такого вряд ли удастся.

Жуя оказавшийся на удивление вкусным пирог, я пыталась понять, правду ли сказал Фред. Скорее всего, да. Зачем я ему, если он меня не хочет даже видеть? Чей-то приказ? Просьба? Похитили меня не просто так: будь нужда, убили бы сразу. Представив в роли убийцы Фреда, я невольно содрогнулась и решительно отвергла эту мысль. То, что он опасный и серьезный тип, шутки с которым плохи, сомнению не подлежит. Но что-то, помимо ненависти и явного презрения, ощущалось в нем. Тщательно скрываемое и замаскированное отчуждением. Похожее я ловила в глазах Гарри, когда тот предпочитал не делиться своими проблемами. Это была боль. Сильная, выматывающая и разъедающая душу. Которую всегда хотелось разделить вместе с ним, понимая, что даже такая часть способна за одну ночь вырасти в разы больше, впиваясь в твой сон, калеча и опошляя его настолько сильно и безобразно, что и просыпаясь не ощущаешь никакого облегчения. Она вгрызается пиявкой, пуская яд и отравляя всю твою жизнь.

Какую боль скрывал Фред? В глазах Джорджа я видела тоску, но они не темнели под натиском почерневших дум. Поэтому Фред выглядел как его старший брат, а не близнец. Стоило ли попытаться залезть к нему в душу? Не думаю, что он впустит меня с распростертыми объятиями. Вернее наоборот. Я интуитивно чувствовала: Гермиона имеет к этому прямое отношение. Что же она сделала? Или он ей? Палка о двух концах.