Страница 7 из 59
У духа не было никого, кто заботился бы о нем. Только мальчик.
Даже у мальчика было два брата. И мать и отец. Так что ему было с чем сравнить. А у духа был только он. Так что он просто обязан быть очень хорошим примером.
Несколько дней спустя, когда мальчик собирался посидеть в сторонке в одиночестве, Касуми попросила разрешения присоединиться к нему. Он не знал, как отказать, поэтому просто улыбнулся и кивнул.
Они выбрали хорошее место на обочине дороги. Рядом небольшое озеро, светлячки летали над водой, солнце заходило. Это было красиво. Мальчик сказал об этом Касуми. Она улыбнулась и взъерошила его волосы.
Некоторое время они сидели в тишине, но у мальчика была причина остаться одному, так что он в нетерпении ожидал, когда сможет это сделать. Может, стоит спросить Касуми, почему она решила посидеть сегодня с ним? Но как сказать ей, что он хочет остаться на некоторое время в одиночестве? Нужно сделать это так, чтобы не ранить ее чувства. Он не хотел обижать ее. В те несколько дней с тех пор, как он узнал ее, он научился заботиться о женщине. По правде говоря, Касуми становилась ему как настоящая мать. Он просто не хотел это признавать. Ему не хотелось заменять свою настоящую мать Касуми, несмотря на то, что он заботился о ней тоже. И если он признается в этом, пусть даже самому себе, это станет более реальным. Мальчик не хотел, чтобы это случилось.
Но как сказать ей? И получить, наконец, долгожданное одиночество? Он действительно хотел побольше поговорить со своим другом-духом. Он заерзал. Было так трудно сидеть спокойно, когда хочешь что-то сделать, но не можешь.
Касуми просто сидела рядом с ним. Спокойно смотрела она на воду и светлячков.
– Я потеряла своего мальчика этим летом от холеры, – мягко сказала она наконец.
И мальчику расхотелось уходить. Он помнил холеру. Мягкий голос Касуми был наполнен такой болью, что мальчик почувствовал себя так плохо. Он не хотел, чтобы Касуми страдала. Ему хотелось помочь ей так же, как она помогла ему раньше.
Но что он мог сделать? Его мать говорила так же, когда потеряла ребенка. И тогда все три брата остались с ней, и мальчик обнял ее, чтобы напомнить ей, что она потеряла не все. То, что они все еще были с ней.
Но Касуми не была его матерью.
– Ему было всего четыре года. Маленький ребенок. Немного меньше, чем ты. Ты… напоминаешь мне его, – ее голос сорвался, в глазах стояли слезы.
У него больше не было выбора. Он обнял ее так, как обнял бы маму. И Касуми крепко прижала его к груди и погладила по волосам. Это было приятное чувство, словно мама снова была с ним.
Они долго сидели, обнявшись.
– Ты напоминаешь мне маму, – наконец удалось произнести мальчику. – Я не хочу думать об этом. Я не хочу заменять маму тобой.
Касуми погладила его по голове и сказала тем материнским голосом, который прогоняет все сомнения и страхи:
– Твоя мать это твоя мать. И мой мальчик это мой мальчик. Но мы можем вместе сделать вид.
– Что значит сделать вид?
Касуми ответила не сразу. Некоторое время она думала.
– Это такая игра, что ложь на самом деле правда. Мы с тобой оба знаем, что ты не мой мальчик, а я не твоя мама. Но если мы оба согласимся сделать вид, что это не так…
– Мама говорила, что только плохие мальчики лгут. Так что я не должен делать этого.
– Ложь это не очень хорошо, – согласилась Касуми.
Они посидели в тишине. Последние лучи заходящего солнца бросали прекрасные отблески на поверхность воды. Мальчик думал о семьях, сыновьях и матерях. Мать есть мать и сын есть сын. Но кто сказал, что он должен быть только один? У его матери было три сына. И неправильно утверждать, что у Касуми должен быть только один. И если у мамы может быть много мальчиков, то, возможно, у мальчика может быть две матери.
Мальчик высказал эту мысль Касуми. И она согласилась. Так что он стал вторым сыном у матери, а она стала второй матерью у сына. И это было здорово.
Светлячки улетели, солнце зашло. Единственным светом стал огонь костра. Похолодало. Касуми подтолкнула мальчика, и они поднялись с земли.
В этот вечер, прежде чем пойти спать, Касуми достала что-то маленькое из своего одеяла и дала ему. Раскрашенный кусочек дерева. Мальчик поинтересовался, что это такое. Касуми сказала, что это волчок. Детская игрушка. И теперь он его.
На следующий вечер они шли дольше, чем обычно. Мальчик сильно проголодался, о чем его желудок немедленно напомнил урчанием. Акане засмеялась и заявила, что может научить его желудок не орать. Это вообще возможно? Чему еще я могу научить свой живот? Говорить? Может, дух…
Тогда Касуми улыбнулась и велела Акане не острить над ним. Мальчик сразу спросил, что значит «острить». Сакура сказала, что это означает «шутить». Ох, но почему Касуми сразу так не сказала? Почему они используют такие сложные слова, когда и простые достаточно хороши? Но от их улыбок его легкое раздражение сразу прошло, и он сказал им, что все хорошо.
Небо было очень красивым: окрашено яркими желтыми и красными тонами. Мальчик любил яркие цвета, как те, в которые была раскрашена его новая игрушка. Небо не так часто бывает таким радужным.
Справа было поле, слева лес, такой густой, что просматривался совсем недалеко.
– Тьфу, – выдохнул он, внезапно вернувшись в реальность. Он почти врезался в Касуми, которая остановилась перед ним.
Почему они остановились?
О… посреди дороги стоял человек. Он держал меч и выглядел устрашающе. Страшнее, чем страшный человек Хидео.
– Вы окружены, – закричал страшный человек с мечом. – Отдайте ваши деньги и женщин, и останетесь в живых.
Но прежде, чем страшный человек Хидео или кто-то из его людей смог ответить, одна из девушек перед ними вскрикнула и бросилась бежать к полю. В этот момент словно что-то сломалось. Все остальные девушки бросились за первой.
– Не дайте им уйти! Они расскажут, что мы здесь! – раздался мужской голос, и еще больше страшных людей с мечами вышло из леса.
Касуми потащила мальчика за собой, следуя за старшими сестрами Акане и Сакурой, и все они помчались через поле в лес. Вопли и крики… за ними. Они не решались оглянуться. После каждого вскрика голосов становилось все меньше.
Касуми настолько крепко схватила его за запястье, что ему было больно, и он не видел ничего перед собой, кроме ее черных волос и кимоно. Затем Акане упала, и им пришлось остановиться на мгновение. «Скорее, скорее…» – начала вопить Касуми, прежде чем остановиться.
Акане подвернула ногу. Она заплакала, когда попыталась подняться и встать, но снова упала. Вернулась Сакура и попыталась ей помочь. Касуми отпустила его руку и тоже побежала помогать. Мальчик обернулся и увидел…
Страшный человек с мечом бежал к ним и, увидев заминку девочек, сменил бег на крадущийся шаг. Рот его растянулся в улыбке.
Что мальчик мог сделать? Что он мог сделать? Ему нечего было бросить в страшного человека… да его ничто и не остановит.
Криков вокруг стало больше, но теперь к высоким голосам девушек прибавились низкие мужские голоса, которые кричали еще громче. Человек повернулся, чтобы посмотреть. Почему-то улыбка сползла с его лица, словно ее никогда там и не было, и он выронил меч из рук. Он сделал шаг назад, потом еще один и наконец побежал к лесу. Почему страшный человек убежал? В этом не было смысла! Страшный человек бежал так, будто он тоже испугался. Что могло быть страшнее, чем ужасные мужчины с мечами за ними?
Мальчик не видел ничего, но понимал, что здесь оставаться нельзя. Страшный человек выронил меч, и теперь он валялся на земле. Может… если взять его, то можно защитить вторую мать Касуми и старших сестер Акане и Сакуру. Так же, как он защищал их грязевые замки на палках-лошадях и палочек-самураев от второго старшего брата…
Он не хотел снова терять свою семью. Касуми, Акане и Сакура были девочками. Он защитит их. Он был большим мальчиком. Почти мужчиной. Таким, как страшные мужчины. Если они могли использовать меч, то и он сможет.