Поиски Афродиты

Мне, едва перешедшему порог мужской зрелости. Мне, только еще вступающему в великую и прекрасную Страну Пола. Мне, пока еще совершенно беспомощному перед великой магией Красоты…

Дали соответствующее направление из журнала, я тотчас связался с ЦК комсомола, там тоже дали бумагу, к тому же познакомили с «материалами», а еще заведующий отделом ЦК звонил в отделения милиции, прокуратуры, даже в тюрьму. Чтобы меня принимали и давали нужную информацию. Я начал погружаться в это мрачное, бурное море – множество судеб раскрылось передо мной… А одновременно и сам был как бы не совсем в рамках закона, ибо занимался «подпольной» фотографией в детских садах, официально нигде не работал (что считалось у нас тогда почти преступлением), а на вечеринке, которая состоялась у нас буквально на следующий же день, чуть-чуть не произошло то, что было бы, положим, не изнасилованием, однако «групповым» все же… В дальнейшем, знакомясь с судебными и следственными делами в прокуратурах, милициях, я понял, как все это запросто: достаточно было бы Лориного заявления, к примеру, о том, что нас было с ней двое – а сначала и вовсе аж трое, – чтобы… Многие вполне невиновные, как мне думается, ребята пострадали от того, что сначала, как будто бы, все было по согласию с девичьей стороны, а потом кто-то из родственников ее накрутил, или она сама передумала…

А тем временем Гагарин уже побывал в космосе, русское слово «спутник» стало международным, по всей стране сеяли кукурузу, осваивали целину, время наступления коммунистического счастья было объявлено – 1980-й! – к этому году каждая семья будет жить якобы в отдельной квартире! – а пока строили блочные и панельные пятиэтажки и девятиэтажные башни (потом их назовут «хрущёвками»). Хрущев торжественно посетил Америку, уже состоялась первая американская выставка в Москве и Международный фестиваль молодежи, кое-какие фильмы и книги стали проникать сквозь «занавес», опубликованы первые вещи Александра Солженицына… А милиция уже не справлялась с преступностью, ей помогали дружинники-общественники, шефы-комсомольцы воспитывали «неблагополучных детей», преступность сильно помолодела, и цифры ее неуклонно росли…

Мы с Лорой встретились дня через три – договорились по телефону, я ждал ее в скверике, неподалеку от Академии. Пришла, эффектная и прекрасная, и мы тотчас поехали ко мне на автобусе. Это была ошибка – надо было на такси, потому что в автобусе будничная толчея, и на мою красавицу недоуменно и нагло смотрели. Комната моя тоже утеряла при свете дня хотя и убогую, но все же романтику поза-позавчерашней ночи. И все же…

В этот вечер и ночь я испытал то, чего пока не испытывал никогда. Она стонала, кричала, и она оправдывалась передо мной за это:

– Я давно не была с мужчиной, понимаешь… Не хочется ведь с кем попало, правда?

Я верил…

Но вообще-то получилось у меня не совсем хорошо. Слишком волновался, слишком нравилась она мне. Слишком потерял голову. Слишком. Весь мой прошлый опыт полетел к чертям, да и какой он был, опыт? Словно первая женщина она была у меня! Того, что я достиг в победный вечер с Раей, не было и в помине – я абсолютно не ощущал себя умелым, уверенным, – хотя, с другой стороны, как бы прикоснулся к миру, о котором раньше лишь подозревал. Мы словно плыли в огненном вихре, мы взлетали в многоцветное феерическое – космическое! – пространство, наше единение, слияние казалось полным, неразрывным, счастливым, ее стоны и крики были божественной музыкой («Песнь Песней!»). Только в снах у меня бывало нечто похожее, да и то не в такой степени. И все же… Настоящего финала у нее, по-моему, так и не было, хотя и подошло очень близко.

– Это даже хорошо, что так, – сказала она, словно оправдываясь. – А то сердце могло бы не выдержать.

А меня обожгло горечью: не смог! Не выдержал…

Говорила она нежно, заботливо, как-то по-матерински. И все же в меня заполз холод. Так и не научился! Беда…

Вторая встреча состоялась лишь недели через две – несмотря на мои звонки и бесконечные ожидания. Она ссылалась на то, что очень много работы, что дома много дел, к тому же как раз сейчас разводится с мужем и приходится с ним на этот предмет встречаться. Хотя давно уже вместе они не живут. Собственно и встретились-то мы всего на пятнадцать минут – ко мне она не поехала, – потому что встречалась с кем-то другим… Я видел его, он подошел, когда мы сидели в сквере на лавочке, неподалеку от Академии, места ее работы. Молодой человек, достаточно интеллигентный, в очках.

– Я сейчас, – сказала она, увидев его. – Подожди минутку.

Мы сказали еще несколько слов друг другу. Она встала и пошла с ним. А я, побежденный, непонятый, посидел немного и поехал домой…

Да ведь и две недели между встречами были ужасны.

Да, конечно, они были весьма насыщены – я побывал в нескольких отделениях милиции («детские комнаты», инспекторы по делам несовершеннолетних, сотрудники уголовного розыска), в районных прокуратурах, встречался со следователями, «комсомольскими шефами», ребятами из «неблагополучных семей», два раза по нескольку часов был в тюрьме – говорил и с сотрудниками, и самими ребятами-заключенными, посетил даже женскую, точнее – девичью – камеру и один на один беседовал с осужденными девочками. Девушка – и тюрьма, что может быть противоестественнее, стыднее для окружающих… Кроме этого – параллельно – пришлось фотографировать детей в двух садах, печатать фотографии срочно. С малышами я как-то всегда быстро находил общий язык… И так странно было переходить из одного мира в другой, понимая, что они связаны, что никто не может сказать, какими станут очаровательные маленькие существа, что те, с кем я общался в связи с порученным очерком, тоже когда-то были такими же – наивными, непосредственными, радостно идущими во «взрослый» мир…

И слишком часто – чаще, чем нужно бы – звонил Лоре. В первую же нашу встречу она много рассказывала о себе: из близких одна только мать, она сильно пьет, продолжает водить мужиков – разных, – отец давно умер, а в семнадцать лет, когда Лора была еще девочкой, один из маминых ухажеров ее изнасиловал. Девочкой она была красивой – естественно! – и мужики всегда преследовали ее, преследуют и сейчас, мужиков она вообще ненавидит, вышла замуж, тем не менее, несколько лет назад, но жизнь с ним не сложилась, и сейчас не живут вместе. Работала одно время «в торговле», сейчас чертежницей, получает «семьдесят рэ», приходится подрабатывать, оставаться на работе допоздна. Машинально я отмечал, тем не менее, что одевается она весьма эффектно, по крайней мере насколько я мог судить по двум нашим встречам…

Но это не все.

Дело в том, что мы продолжали дружить с Антоном, и он не раз оставался у меня на ночь – Академия, где они с Лорой работали, была недалеко от меня, а до дома, где он жил, ехать довольно далеко. К тому же Антон тоже хотел стать писателем, да в общем-то уже и был, первые рассказы его мне очень нравились. Хотя, как и я, он ни разу еще не печатался. Поговорить нам, конечно, было о чем. Естественно, не раз говорили о Лоре.

– Не верю, что она тебе отдалась, это странно, – сказал он, когда я радостно поделился с ним результатом нашей первой с ней встречи наедине. – Это нелогично для нее. Нет, я понимаю, зачем тебе врать, но все равно не могу поверить. Она же хищница, я-то знаю. И обыкновенная дрянь. Я же общаюсь с ней на работе каждый день, не забудь. Курим вместе в коридоре, встречаемся. Насколько я знаю, она же с Костей близко была после той вечеринки нашей. Ну, это еще понятно – он все же начальник, – а ты-то ей зачем? Ей замуж нужно, больше ничего, или денежек побольше получить за постель. А с тебя что взять?

Я взрывался. Как?! Ты не веришь?! Что же я врать, что ли, буду? Зачем мне это?! Но дело не в том. Почему ты о ней так говоришь – ты же раньше, до того, как ее с другими привел, совсем не так о ней говорил, ты расписывал, какая она красивая…

– Ну и что? Да, красивая, но дрянь. Ты забыл? Ты забыл, как она целовалась с нами троими, а потом отдаться нам с тобой обоим была готова, ты забыл?! Это ты не захотел, она-то за милую душу! Ты просто боялся мне проиграть в половом смысле, я думаю…