Вектор

Еще все больше людей подвергаются этому странному культу Сары, которая пропагандирует любовь и счастье, убеждая всех, что это лишь наше мировоззрение приносит ужас. Ходят и пишут везде надписи, попадая в конфликты с другими людьми. Сама же Сара заявила, что ничего плохого не делает и мы сами виноваты во всем. Настоящий дурдом. Странно еще вот что: уже неделя, как на Вектор никто не прилетел. Обычно всегда кто-то отсюда, кто-то сюда, но неужели все настолько серьезно, что даже прилеты запрещены? Скажу прямо: здесь творится какое-то дерьмо, все это не то, что нам обещали, и эта неизвестность рано или поздно обернется очень плохо для всех.

23 февраля

Это уже не запись и не письмо – это завещание. Три дня назад мы испытали на себе причину изоляции и странное поведение начальства и охраны. На Вектор совершено нападение, не пиратов или других государств, а страшных и непонятных монстров, тварей, ужасных созданий – называйте как хотите, но они сжирают любого на своем пути. Александр Краузен взял на себя лидерство, что позволило вовремя среагировать и не пустить этих созданий в жилой сектор. Я знаю, что это ненадолго, поэтому мы с Маркусом и несколькими добровольцами идем к мостику в надежде связаться с кем-нибудь или сделать хоть что-то, чтобы помочь людям. Эмили все понимает и не удерживает меня, за что я очень благодарен ей, но все равно я понимаю, как она переживает, ведь сам не хочу оставлять ее одну. У нас есть оружие и точный маршрут, мы просто обязаны справиться, люди рассчитывают на это. Да и больших вариантов нет, желания сидеть и ждать, пока меня сожрут, тоже не наблюдается, к тому же так хоть есть шанс спасти Эмили, о потере которой я и думать не хочу».

Запись 33

Прошел час, а может, и два, я все сижу и перечитываю то, что писал мой брат еще при жизни, снова и снова. Разве не этого я должен был ожидать, пройдя весь путь сюда: не было не единого шанса, что он жив, в глубине я знал это – и все равно боль, как тиски, сжимает это понимание, не позволяя отпустить надежду, которой и не должно было быть. Краузен говорил, что из группы никто не вернулся, прошло больше трех лет. Прокрутив в голове все прочитанное и прибавив все, что окружает меня, молча швырнул стул о стену. Созданный шум еще больше подстегнул меня, вот-вот я сорвусь, смотря в пустоту у себя под ногами, ощущаю, как слеза течет по щеке, а мои руки так крепко сжаты, что ногти впиваются в кожу. А главное, я лишь сейчас четко понимаю, что все в итоге из-за меня. Это никак не приживается – его смерть, то сообщение и, главное, впустую проделанный путь. Ненароком настигает понимание, что больше меня здесь ничто не держит, это дарует облегчение. Каждый прочитанный дневник, каждая запись заставляли почувствовать боль этих людей, и каждый раз я напоминал себе, что я не один из них, словно из другого мира, а теперь же нас объединяет личная утрата. Все медленно спутывается, как понимание, так и отношение, и когда я выпустил долю злости в сопровождении яростного крика и нескольких ударов по стене кулаками, словно озарение нахлынуло на меня.

Злость все так же кипит, но теперь она помогает сосредоточиться. Все это время я шел сквозь этот хаос в надежде найти брата, но истина состоит в том, что мне важна его судьба, а не жизнь. Все, что мне известно: тело найти невозможно, их вообще нет, а вот что есть везде и всегда – это информация. Он добрался до мостика – мне ведь пришло сообщение, верно? Есть ли вероятность, что я не один, кому он писал, невзирая на ситуацию? И удивительно, что между мной и Эмили он выбрал меня. Ответы на вопросы прямо передо мной, главное – хорошо искать, что я и сделал. Открыв электронную почту, увидел последнее письмо, и оно именно ей.

«Привет, Эмили, ты прочтешь это после того, как мы отправимся к мостику. Я не могу смириться с мыслью, что нам придется разлучиться в такое-то время, поэтому в твой кабинет я положил чистый КПК, про него не знают, и мы сможем общаться без страха, что кто-то отследит меня, когда я буду в пути, прямо до самой встречи. Надеюсь, у нас все получится и этот кошмар останется позади, тогда мы обязательно вернемся на землю и там уже будем настоящей семьей. Главное, помни, что я люблю тебя, и, что бы ни случилось, будь сильной. Это похоже на прощание, но этого не будет, мы вызовем помощь, я обещаю».

Эмили, она – путь к нему, может быть, даже к нему конкретно, вдруг он еще жив? Нужно идти, не хочу терять время. Конечно, покидать кабинет Нолана не хочется, поэтому я сделал это как можно быстрей, чтобы меньше чувствовать. Выйдя, пошел налево через дверь к рабочим местам и складам. Небольшой коридор, в конце широкие двери, даже идя быстрым шагом, находясь в возбужденном состоянии, держу пистолет прямо перед собой. Кабинет рядом, номер 42, нашел в письме. Дошел до закрытых дверей, свернул направо, из-за малого освещения достал фонарик, замедлил шаг. Впереди несколько открытых дверей, и не повезет тому, кто встретит меня. Прошел первую дверь слева – там пусто, освещение очень слабое, лишь несколько ламп слева горят и в конце коридора. Прохожу мимо второй двери справа под светом лампы, меня хватают за горло и со всей силой ударяют о стену слева, оторвав от пола, прижимая к стене.

Запись 34

Рука сильно сжимает мое горло, уменьшая воздух в легких вдвое. Когда ты почти доходишь до цели, ничто не может остановить, и злость придает большую уверенность и затыкает страх. В ту же секунду я со скрипом в зубах выпускаю все оставшиеся патроны в лицевую часть этого урода, что лишь разозлило его. Схватив мою правую руку с пистолетом, он ударил ее о стену – хватило одного раза, чтобы пистолет выпал. Свет лишь надо мной, видна только его рука, маска и он сам еле заметны, но кажется, что мы смотрим друг другу в глаза. Пытаться выскользнуть бесполезно, он невероятно силен, воздуха все меньше, и я уверен, он довольствуется этим, пока не сломает мне шею. Охотник слегка приблизился, как будто присматриваясь ко мне, и отшвырнул влево, в ту сторону, куда я шел, метра на три. Упав на спину, я стал откашливаться: боль ужасная, и мне невероятно повезло, что он просто не сломал мне шею лишним напором руки. Тяжело дышать, болит каждая мышца, все, что получается, – это еле подняться на колени, опираясь руками на пол. Пытаюсь прийти в себя, голова слегка кружится, и хотелось бы верить, что он просто ушел, оставив меня умирать, но стало только хуже. Подняв голову, вижу, как в другом конце коридора он спокойно стоит на месте, а прямо перед ним два бешеных пса, готовых разорвать меня в клочья. Мешают им толстые цепи, обмотанные вокруг шеи, которые с другого конца в руках психа, и меня поражает, сколько у него сил держать неукротимый натиск псов.

Цепи на полу, хищники уже бегут на меня, а он лишь смиренно наблюдает, словно за неким шоу. Первая тварь прыгнула сверху, слегка нырнув под него, приподнимаясь всей массой своего тела. Я отшвырнул ее дальше, ударившись о стену, она упала на пол. Секунда – и второй пес вцепился бы мне в лицо, но, успев схватить его за морду, я перевернулся. Повалив его на пол, обхватив тело ногами, стараюсь свернуть ему шею. Поддаваясь животным инстинктам, просовываю обе руки между открывшимися широко челюстями, раздвигая их так сильно, что зубы впиваются в руки. Злобный и жестокий крик заглушал стонущие вопли пса. Другой хищник кинулся мне на плечо, но я резко развернулся, он оказался на полу, и я ударил ногой по горлу несколько раз. Как только прозвучал жесткий и страшный хруст сломанной челюсти, вой стих, а тело упало на пол. Второй почти оправился и, шатаясь, собрался кинуться на меня – что ж, если он хочет умереть, то я буду только рад. Но пришлось избежать этого, ведь убийца побежал ко мне, а с ним я не справлюсь. Игнорируя ненависть и дикое желание убивать, с ужасной болью в руках я побежал дальше и попал в большой зал, машинально направился в первую увиденную открытую дверь в конце зала. Бегу так быстро, как могу, ощущая себя побитым животным, которому приходится лишь спасаться.