Страница 13 из 13
Долог состав, но в один вагон
сгрудился странный люд:
не так беззащитно перед проводником
или контролером. Курят тайком,
смотрят газеты, булки жуют, фанту пьют.
А я в пустом вагоне – одна.
Здесь не топят, зато тишина.
Воздух немного похож на воздух.
От пуганых и пугающих отдых.
Граница между зимой и осенью —
словно изрезанный фьордами берег.
Осенние воды находят на твердь.
Зимняя твердь наступает на воды.
Потом идет повышение тверди,
там и воды затвердевают.
Люди эти места называют
царством смерти.
Но став на хребте, позади оставив
черные воды в узорах из листьев,
прямо у ног в полусне увидишь
другой изрезанный фьордами берег,
другие заводи – голубые.
Под этой березой – август всегда:
розовая земля,
сухая трава, сухая листва,
всегда пустая скамья.
Под этой березой всегда лежит
пес из созвездья Псов,
и время, налитое всклень, стоит,
– то есть, до самых краев.
С первым ударом грома
земля выпускает ростки.
От второго удара
на стеблях пестреют цветки.
С третьим ударом грома
заколосится рожь.
Тут и конец пролетью,
а летних гроз не сочтешь.
Да и когда считать-то?
Это зима стоит,
как изнутри на сфере
нарисованный вид.
А лето летит, как будто
взбалмошная руки
бжигаясь, швыряет,
радуги да облака,
зори, туманы, росы,
мглу, ураганы, зной…
Катят золотые колеса,
но под красной дугой
идет по разгару лета,
страды и вечерних нег
лошадь, лишенная цвета,
бледная, словно снег.
Яйла словно чаша, а Ялта – на дне.
Точнее, пол-чаши, а в той стороне,
где стенки распались на сколы и скалы,
по днищу осевшему море взбежало.
Равнинному жителю море не диво.
Конечно, стихия, вольна и красива,
поболее Волги, но та же вода,
равнина без края и жизнь без следа.
А горы низки, если низко ты сам,
но если поднимешься выше к горам,
увидишь их истинную высоту,
провалов глубины и вод чистоту.
Не дальше и ближе, а выше и ниже…
Не море я мысленно слышу и вижу —
дорогу, закрученную спирально.
Нарядны цветущие, хвои печальны, а
камни асфальтовы, желто-медовы.
Пороги у лба, а под пятками – кровы.
Окно парохода у мола блеснет,
и ветер ударит, и птица мелькнет,
Вершины – туманам, долины – дымам.
Долины – жилище, но горы суть храм.
Столько оттенков зеленого,
белого, бурого, синего!
(синее – это тени,
тени и небеса!)
Столько всяких букашек,
птиц зверей и растений!
И лишь человек в одиночестве
стоит, распахнув глаза.
В. Тихомирову
Почаще вспоминай, что ты
и я – даосские монахи.
Сидим поврозь в своей избе,
любуясь лунной снежной ночью.
И – ни души. И слава Богу.
Луна, как лунь, летит над лугом.
Н. Булгаковой
Чтоб не трогали, не морочили,
мы – задами да слободой,
за заборами, по обочине,
лопухами да лебедой,
по дороге да по заброшенной,
мимо вырубки, сплошь заросшей
чернолесьем да мелкотой.
Прощай, культурная жизнь!
Да здравствует Пан!
А рядом с ним – босая, полногрудая Флора!
У него чешуя в бороде, на копытах – тина,
у нее на плечах – золотая пыльца
(уже примеряла ивовые сережки).
У обоих руки в земле,
в волосах – рогатые месяцы,
колдовские пустоты в глазах.
Но самое пленительное – тени
на занавесках, скатертях, на лицах,
на досках пола, на дорожках сада,
на старом срубе –
лежат резьбой, намеком, кружевами,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.