Главный редактор

– И Николай Максимович заранее знал? – упавшим голосом спросила Женя, которая по-прежнему не могла поверить в предательство Петушкова.

– Ну… он знает лишь о некоторых аспектах. Не переживайте, много общаться с ним не придется. На летучки можете не приходить. А впрочем, как угодно. Пребывание в редакции – вопрос времени. Будем считать, это работа под прикрытием, – Гречишников лукаво подмигнул.

Его позабавила собственная шутка, но Женя не оценила юмор.

– Я обещала позвонить после встречи с вами.

– Прекрасно. Не вижу причин, почему не стоит этого делать?

– Что я ему скажу?! – она еле сдерживалась, чтобы не закричать.

– Скажете, все прошло хорошо. Тем более, так и есть, – делано-добродушно произнес Гречишников и неожиданно проскрежетал. – Ведь это так, Евгения?

Внезапная смена его настроения привела ее в чувство. Сжав зубы, она процедила: «Да…».

– Ну вот замечательно! Думаю, пора прощаться. Надеюсь, вам будет сопутствовать удача. Со своей стороны сделаю все возможное для этого.

Будто эхом донеслись те же слова, которые политикан раздавал направо и налево на встрече с учеными. Щедрые обещания не стоили ломаного гроша.

Он встал, щелкнул замками кейса и вытащил какую-то плоскую крохотную коробочку. Женя не поверила глазам. Перед ней был сверхсовременный диктофон. Вернее, больше, чем сверхсовременный – таких еще не выпускали. Про это волшебство техники читала в Сети. Там же видела картинки опытных образцов: ноу-хау находилось на стадии разработки. А теперь крошечное чудо лежало перед носом. Она изумленно посмотрела на Гречишникова. Тот торопливо бросил:

– Уберите-ка в сумку. Дома налюбуетесь. Имейте в виду, против него «глушилок» пока нет.

– Невозможно… Не то, что «глушилок» – таких диктофонов не делают. В интернете пишут, что производство запустят через пару лет.

– Как видите, в эксклюзивных случаях делают. Изготовлен из спецматериалов, электроникой его обнаружить нельзя. И об этом не пишут в интернете. Надеюсь, пригодится, – заключил Гречишников. – Заканчивайте ужин и ни в чем себе не отказывайте, пожелания включат в мой счет. Кстати, рекомендую клубничное суфле – весьма недурное. Всего хорошего, Евгения. Верю, следующая встреча будет намного приятнее. Как понимаете, это почти на сто процентов зависит от вас, – он смерил ее тяжелым взглядом и в компании телохранителей покинул бар.

Спрятав в сумку серебристый диктофон, напоминавший зажигалку, Женя замерла в прострации. За окном виднелся Исаакиевский собор и кусок жемчужно-серого неба, затянутого пуховыми сырыми облаками. Там, снаружи, гуляли люди и ездили автомобили. Все по-прежнему. Впрочем, как и здесь, внутри. В прохладе изысканного бара жизнь, по сравнению с улицей, текла иначе – размеренно и величаво, но и там, и тут шла привычным ходом. Только ее существование перевернулось с ног на голову.

Со стороны же казалось, что она просто задумалась о чем-то. Лицо не выражало ярких эмоций. Напротив, было отсутствующим, отрешенным. Могло бы даже сойти за мечтательное – стоило лишь добавить тень улыбки. То, что это мнимое спокойствие, выдавали только побелевшие пальцы, вцепившиеся в сумку. Маска равнодушия служила защитой от внешнего мира, безучастного к ее проблемам. Внутри же кипела работа. Прежде чем сделать шаг, надо было упорядочить информацию. Она решила: в буквальном смысле не двинется с места, пока не разложит ситуацию по полочкам.

Гречишников знает подноготную истории с «Голосом Таджикистана» и способен небольшую авантюру выставить как глобальный заговор. Улики роли не играют: он запросто обстряпает все так, что она предстанет чуть ли ни сообщницей Мирзоева. Тут справедливость искать бессмысленно.

Нет ее и в отношении Петушкова, из-за которого попала в переплет. Причем его подлость выходила за рамки вынужденной подножки. Было бы легче перенести это, если бы он подставил ее из-за шкурного интереса. Да, как нож в сердце, но по крайней мере убило бы одним ударом. Однако выяснилось столько фактов, и они были не единичными, а складывались в планомерное, систематическое предательство. Возникло ощущение, будто Петушков – неумелый маньяк-мясник, нанесший множество ранений и оставивший жертву умирать от потери крови. Помимо того, что отдал ее на растерзание Гречишникову, он лицемерил ежедневно. Говорил одно, делал – другое. Лил в уши мед о журналистском долге и чести, а за спиной согласовывал каждую запятую. В итоге «Точка зрения» была не просто газетой, а умело выкованным рупором, с помощью которого власть управляла общественным сознанием. И трубил в этот мегафон Гречишников. В «Дельце» все обстояло так же. Двое заклятых врагов на поверку были однояйцевыми близнецами.

Все, конечно, ужасно. Но развенчание мифов в целом и божка-Петушка в частности подождет. Главная проблема на повестке дня – задание Гречишникова. Что за люди, с которыми ей придется встретиться? Что надо узнать? Не исключено, что таким образом ее пытаются завербовать. Но господи боже, кто и куда?! У Жени были скудные представления о вербовке.

Очевидно одно: она стала винтиком в политической машине. И надо постараться, чтобы не расплющило между гигантскими жерновами. Даже если слова Гречишникова принять за чистую монету (чего делать не собиралась), все равно – ни черта не ясно, что ему надо. Он, видите ли, полагается на ее чутье. Она, дескать, акула. Хорош акулий нюх: семь лет биться в экстазе веры в честную журналистику и год ходить, водимой за нос Петушковым. О, да, та еще акула…

Вспомнилось обещание перезвонить ему. Превозмогая боль в занемевших пальцах, Женя размяла руки и достала из сумки мобильный, краем глаза заметив блеснувший чудо-диктофон. Один его вид доказывал могущество Гречишникова. И убеждал: лучше с этим человеком не ссориться. У него есть то, чего не существует в природе. Если взглянуть на ситуацию с такого ракурса, то задание перестает казаться бредовым.

– Да, Женя, – голос Петушкова по телефону был совершенно обычным. – Как успехи? Как прошла встреча?

– Узнала много нового, – удержаться от ядовитого сарказма оказалось выше ее сил. – Вас новости вряд ли удивят, но меня сразили наповал.

– Вот как. Ну обсудим, когда вернешься. Отоспись с дороги. После жду в редакции.

Он повесил трубку, не попрощавшись и ни словом не обмолвившись об интервью – главной причине поездки в Питер. Все указывало на правдивость речей Гречишникова.

Она посмотрела на дисплей мобильного. Электронные цифры мигнули отметкой одиннадцать. Казалось, прошла целая эпоха с момента, как привычный уклад жизни полетел ко всем чертям. До поезда оставалось чуть больше двух часов. Провести их здесь, в баре, представлялось логичным и немыслимым одновременно. В нынешнем состоянии даже подумать о том, чтобы выйти на улицу, было страшно. Всюду мерещилась тревожная угроза. И она осознавала, что не способна отделить мнимую опасность от реальной. Нервы ходили ходуном, и самоконтроля хватало лишь, чтобы не сойти с ума и сидеть спокойно на месте.

С другой стороны, чем дольше находилась тут, тем сильнее хотелось сбежать. Все вокруг давило на психику, сжимало в тисках гротеска. Аристократичная, степенная обстановка будто осклабилась в ухмылке, взирая на истерическое состояние ее внутреннего мира. Женя облокотилась на скатерть и уронила голову на руки. Волосы упали на лицо, спрятав от окружающих отчаянный, безумный взгляд. Зачем это? Почему – она? Что делать, куда бежать… И к кому?

Кто-то подошел к столику, но она слабым жестом показала официанту: ничего не нужно – ни меню, ни кофе, ни тем более бордо или суфле. Оставьте в покое на пять минут, дайте прийти в себя. И она уберется отсюда. Просто умчится. Лучше уж торчать в зале ожидания, чем здесь.

Но официант не уходил. Он деликатно кашлянул и обратился по-английски, со смутно знакомым акцентом:

– Хм, странно. Назначал свидание в другом ресторане и в другом городе. Хотя со временем не напутала – ровно половина двенадцатого. Правда, на сутки позже.