Главный редактор

«Чаки» образовалась десять лет назад, и названием была обязана кровожадному герою ужастиков – одноименной кукле-убийце. Коллектив часто менялся, пока не сложился к середине 90-х в органичную команду с вокалистом Беркли во главе. В таком составе парни покорили мир и уже пять лет держались в топе самых популярных и высокооплачиваемых рок-исполнителей.

Женя ничего не смыслила в подобной музыке. Она была обычным потребителем хитов и не расстраивалась из-за безграмотности в этих вопросах. В конце концов, ее призвание – буквы, а не ноты. Тем не менее, с женской точки зрения она соглашалась с Машей насчет Джейсона Беркли. Яркий, харизматичный, обаятельный – из него изливалась сексуальная энергия. И, конечно, разделяла радость Лены, которой посчастливилось добиться интервью с «самым сексуальным басистом современности».

– Круто, Лелька, – сказала Женя, когда восторги Маши поутихли. – Как удалось? К нему же, наверное, очередь из корреспондентов – человек пятьсот?

– Да, самой не верится. Пресс-агент у Беркли – настоящий мерзавец. О встрече договорились три месяца назад. И вот вчера этот мистер Льюис звонит и сообщает, что в Москве его клиент пробудет недолго. Дескать, да, миссис Лейбниц, я обещал, но не получится, возникли неотложные дела. Я аж под потолок взвилась и перечислила все английские ругательства, которые вспомнила. И – что бы вы думали? Сразу нашлось «окно».

В это время раздался перезвон колокольчика над дверью, и в кофейню вошел Костя.

– Привет, сплетницы, всем косточки перемыли?

– Дорогой, у Лельки завтра интервью с Джейсоном Беркли!

– Здорово. «Чаки» – крутые. Последний альбом хорош, – одобрил Костя и спросил Машу. – Ну, ты готова? Надо еще в автосервис заскочить.

– Мусик, не забудь: помимо интервью с Беркли, должно состояться мое свидание с Гречишниковым.

– Ой, Вжик, сама не проспи: чтобы в половине девятого – как штык!

– Так точно, товарищ генерал, – отрапортовала та, приложив руку к голове на военный манер.

Когда официант рассчитал их, Женя и Лена тоже покинули кофейню. Пробок почти не было, и путь до редакции «Звездной пыли» занял пять минут. Женя ждала в машине, пока подруга выписывала удостоверение внештатного корреспондента. Когда пропуск со свежей печатью перекочевал в ее карман, Лена вдруг спросила:

– Ты ни разу не обмолвилась про Юру. Как у вас с ним?

– Попахивает вялотекущей шизофренией в скрытой форме. В общем, все по-прежнему, – Женя поморщилась, давая понять, что ничего примечательного в личной жизни не случилось.

Разговор про Юру был исчерпан. Остаток пути прошел в обсуждении завтрашнего дня. Лена подбросила ее домой и поехала к маме, которая подменяла деловую дочь и возилась, как она думала, с гриппующим Лешкой. Но это был не грипп. И болезнь сына уже на следующий день обернулась страшными последствиями.

* * *

Лифт поднял Женю на шестой этаж, к дверям квартиры, доставшейся в наследство от родителей. Они погибли в аварии, едва ей исполнилось девять. Воспоминания о них были смутными, но теплыми. На память остались фотографии из семейного архива, однокомнатная жилплощадь и рассказы деда, взявшегося за воспитание осиротевшей внучки. Образованный, интеллигентный до мозга костей и души не чаявший в девочке, он заменил ей утраченную семью. Дедушка тихо скончался четыре года назад после долгой болезни.

По его словам, в Новосибирске жили дальние родственники, но Женя, в глаза их никогда не видевшая, не искала знакомства и теперь. Ей вполне хватало близких людей в лице Лены и Маши. Кроме того, благодаря тому, что была легка на подъем и общительна, обзавелась несметным количеством друзей-приятелей. Постоянно был кто-то, готовый смотаться на шашлыки, по магазинам, в отпуск, потусить в клубе или сходить в театр.

Несколько лет назад именно так произошло знакомство со Славой. На вечеринке она повстречала студента юрфака, который имел неплохое чувство юмора, привлекательную внешность и папу-олигарха. Их роман грозил перерасти в совместное проживание, когда Женя узнала, какое значение люди придают социальному статусу. Сначала она просто удивилась презрительному отношению к ней родителей Славы. Позже изумление сменилось шоком, когда поняла, что сыну поставили ультиматум – «эта голытьба или светлое будущее». И тот выбрал второе.

После расставания она пыталась пристроить новый горький опыт в свою систему координат. Но распрощавшись с частью иллюзий об отношениях мужчины и женщины, тем не менее осталась в глубине души идеалисткой. От пылких рассказов деда о маме и папе веяло лирикой Шекспира и прочих классиков. Поэтому Женя представляла любовь не иначе как трогательную романтику до гробовой доски, окутанную нежной заботой друг о друге.

Она искала утешения в надежде, что со Славой случилась осечка, но принцы непременно должны существовать. И со свойственной ей решительностью бросилась на их поиски. Однако оказалось, что с этим в стране беда. Да что там, во всем мире принцев было буквально наперечет. Кроме королевской династии Британии и монарших отпрысков в Африке и Азии, благородных мужей совсем не наблюдалось.

Череда непродолжительных романов, последовавших за разрывом со Славой, внесла коррективы в представления о жизни и мужчинах. После парочки скоропалительных связей, о которых предпочла бы вовсе забыть, в ней проснулись дремавшие разборчивость и осмотрительность. Она стала изучать мужскую природу, и ей пришлась по вкусу эта «аналитическая работа». Хотя порой Женя просто забавлялась и валяла дурака. Могла, например, молчать в сторонке и как будто не замечать хищные, плотоядные мужский взгляды. Но стоило ей открыть рот и начать рассуждать об угрозе эмбарго между Китаем и США, как мужчины становились похожими на сконфуженных гончих. Вроде взяли правильный след, но теперь растерянно понимали, что зверь опаснее, чем показалось. Они подолгу кружили, присматривались и предпринимали атаки. Но если в ее планы не входило сближение, то одной прохладной улыбкой Женя неизменно возвращала их на исходные позиции.

Поиски принца прекратились, а розовые очки сменил трезвый взгляд на вещи. Теперь она получала удовольствие от общества живых мужчин, а не от бесплотных мечтаний о героях. Примерно тогда на горизонте и появился Юра.

Это случилось прошлым летом. Они познакомились в Третьяковке, куда Женю за компанию взяла Лена, чтобы не умереть от тоски на презентации работ модного художника. Она успешно выполнила редакционное задание и взяла интервью у творца, чьи полотна произвели фурор среди посетителей и прессы, окрестивших выставку «событием месяца», а маэстро – «новым Энди Уорхолом».

Жене авангардизм был до лампочки. Она обошла экспозицию, удивляясь, как можно увидеть смысл в этой фантасмагории. И слиняла в другой зал – бродить между картинами Айвазовского.

Скучавшей возле очередного холста великого мариниста ее и застала Лена. Интервью с Юрием Бессольским было в кармане, так что можно уносить отсюда ноги. Женя с облегчением вздохнула, а Лена предложила перед запланированным шопингом утолить физический голод, разыгравшийся за два часа вкушения духовной пищи. Но перед выходом нужно было еще на минутку подскочить к художнику – забрать фотоматериалы. Женя направилась с ней на поиски мэтра, опасаясь, что, если оставит ее одну, ту снова поглотит постмодернизм.

Как ни странно, Юрий Бессольский оказался не хиппи с ласковым взором неопасного помешанного и не эпатажным лысеющим геем в экстравагантных одеждах: его безумные картины внушали уверенность, что именно так должен выглядеть автор. Но вместо этого симпатичный парень с шевелюрой пшеничного цвета приветливо улыбнулся и пожал руку Жене, когда Лена представила их друг другу. Женя, ожидавшая обнаружить существо, упивающееся своей гениальностью и разряженное в пух и прах, подозрительно оглядывала молодого статного мужчину в джинсах и голубой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Высокий рост, атлетическое телосложение и искрящиеся синие глаза намекали, что у художника отбоя не было от поклонниц его талантов.