Главный редактор

– Восхитительный бред, Вжик. Ты прям в ударе.

– Ничего не бред, Мусик. Главное, усыпить его бдительность. В качестве внештатника «Звездной пыли» это нетрудно, – она посмотрела на хмурившуюся Лену, которой затея пришлась не по нраву. – Ну что, нарисуешь «корочки»?

– Слушай, во-первых, подделка документов преследуется по закону. Мне головная боль ни к чему. Во-вторых, что будет, когда правда вскроется, и статью опубликуют в «Точке зрения», а не у нас? Не знаю, как Петушков, а я проблем не оберусь.

– О подделке речь не идет. Должно быть настоящее удостоверение. Ты же пачками их выписываешь. Народ бегает, собирает материал и приносит в клювике, так? Ну вот на сутки стану твоей подчиненной. И сделаю интервью о частной жизни именитого политика. «Встреча без галстука» с главным энергетиком наверняка им понравится. Неужели вашим читателям интересны только актеры и певцы?

– Хм, под таким соусом подать можно. Даже свежо. Но как добьешься от Гречишникова нужной информации? Он, поди, заметит разницу между вопросами о цвете домашних тапочек и «нефтяном соглашении»?

– Что-нибудь придумаю.

Маша, слушавшая диалог, спросила:

– Вжик, голубушка, ваша редакция застрахована на случай взрыва или, там, пожара?

– В смысле?

– Да твой Гречишников озвереет, когда обнаружит, что помимо «Звездной пыли» его имя мощно зазвездило в «Точке зрения». Ты же, так понимаю, намерена сохранять инкогнито?

– Нет, зачем. Назовусь своим именем. Просто про «Точку зрения» умолчу. Вряд ли ему придет в голову узнавать, работаю ли где-то еще, когда покажу документы «Звездной пыли». А уж что наболтает молоденькой корреспондентке – извините, полностью на его совести. Журналист имеет право распоряжаться полученными сведениями по своему усмотрению, не так ли? Искажать ничего не собираюсь. Ему же сообщу – чуть позже – что выйдет два материала. Один в «Звездной пыли». А второй, слепленный из обрезков того, что не подошло по стилистике, возьмет «Точка зрения». Для которой такие обрезки – в самый раз.

– Ты рехнулась, мать. Он тебя саму на лоскуты порежет за такое.

– Мусик, это – худшая версия развития событий. Уверена, проверну все без сучка, без задоринки. Обаяю и выпрошу разрешение публиковать сказанное везде, где захочу. Он, конечно, подумает про конкурентов журнала. А когда статья выйдет в деловой газете, окажется связан своим обещанием. Мне бы только добраться до него. В крайнем случае, выложу правду и стану умолять о коротеньком интервью, – Женя обернулась к Лене. – Ну что, сделаешь удостоверение?

– Хорошо, – неуверенно ответила та, – но Мусик права. Ты больна на всю голову. И кстати, никогда не нравилась твоя привычка говорить правду «в крайнем случае».

– Не драматизируйте. Просто издержки профессии. Это вам не диссертацию про морских коньков писать и не глазки строить на светском показе, – подмигнула Женя и вызвала шквал напоминаний про борзометр.

В это время у Маши зазвонил мобильный, и она проворковала в трубку:

– Милый, мы в кофейне. Через сколько заедешь за мной?

Лена и Женя понизили голос, чтобы не мешать беседе, и договорились после встречи заскочить в редакцию «Звездной пыли». Благо, это недалеко, а Лена на машине. Удостоверение нужно с утра, а та не желала нестись ни свет ни заря на другой конец города.

Пока Маша болтала с Костей, а Лена удалилась в дамскую комнату, Женя позвонила в приемную Петушкова. Было начало десятого, но, очевидно, тот вряд ли освободится раньше полуночи. Послушав длинные гудки, а затем включившийся факс, она упрекнула себя в несообразительности. Конечно, секретарь давно ушла из офиса. А у начальника не было привычки прерывать «мозговой штурм» пробежками в приемную ради трезвонящих аппаратов.

Она прикинула, насколько тот рассвирепеет, если позвонить на сотовый. Сотрудников, которых допускали к пятничным собраниям, снабжали его личным номером. Этакий своеобразный знак приближенности к императору. Однако все знали, что босс не в восторге, если работники беспокоили по мобильному. Негласное право на звонок давала лишь срочная нестандартная ситуация. Женя решила, что сейчас – именно такая. Когда в трубке прозвучало отрывистое «Да?», стало ясно – Петушков по-прежнему был в дурном настроении. Светская беседа не имела смысла, и Женя махом выпалила:

– Николай Максимович, это Мельникова. Завтра встречаюсь с Гречишниковым. Рассчитываю на интервью.

Послышался скрип отодвигаемого кресла: похоже, Петушков покинул лишних слушателей и вышел в другую комнату.

– Как, бесценная моя, хочешь это сделать? Учти, если собираешься захватить его в заложники, я – против.

– Он будет с официальным визитом в НИИ экологии. Закрытое мероприятие. Только что узнала и договорилась об аккредитации.

– Информация о его присутствии достоверна?

– Получена от организаторов. Он в списке докладчиков.

– Мельникова, ты первая, кто порадовал сегодня. Если принесешь интервью, поставим в понедельник на первую полосу, – голос Петушкова заметно потеплел, – и, похоже, поговорим насчет твоего будущего.

– Надеюсь, после обеда текст будет у вас.

– Женя, пожалуйста, не забывай, Гречишников – не Мирзоев. Последствия обмана могут быть серьезнее. Мне дорога твоя буйная головушка. Да и своя тоже. Давай-ка без политического экстремизма.

Она замялась: похоже, придется задействовать «крайний» метод и беседовать с Гречишниковым начистоту, что повышало вероятность провала. Но выбора ей не оставили. Она грустно вздохнула и дала слово действовать в дозволенных рамках.

Черт возьми, теперь руки связаны дурацким обещанием. Но почти сразу Женя заулыбалась, представив, как прояснилось хмурое лицо Петушкова, разгребавшего аврал по вине растяпы Игнатова. И с наслаждением подумала, как в понедельник вытянется жеманная физиономия Мазуркевич. Да старуху удар хватит! И тогда можно естественно и органично претендовать на место завотделом. От сладких мечтаний замирало сердце, и Женя понимала, что уж теперь-то не выпустит удачу из рук.

Подруги потягивали напитки в ожидании Кости. За это время прошлись по насущным вопросам. Обсудили методы лечения приболевшего сынишки Лены. Дружно раскритиковали Машиного благоверного, который возмутительно позволял себе хранить в холодильнике червей для рыбалки. Пришли к выводу, что летняя джинсовая коллекция этого сезона безнадежно уступает прошлогодней. Женя как раз заканчивала философствовать на тему кризиса в индустрии моды, когда Лена восторженно охнула:

– Девочки, я же грандиозную новость не рассказала! Завтра у меня интервью с Джейсоном Беркли!

Маша вытаращила глаза и в знак восхищения подавилась пирожным. А Женя, приоткрыв рот, попыталась вспомнить, кто это. Имя было на слуху и казалось знакомым. На помощь пришла Маша, расправившаяся с десертом и присвистнувшая:

– Ну даешь! Шикарно! У «Чаки» же завтра концерт в «Лужниках»?

– Да, но сначала лапочка Джей полтора часа проведет со мной.

– Чума! Полтора часа наедине с Беркли!

– Ну… не тет-а-тет. Его пресс-агент будет и наш фотограф. Но все равно, я очень рада.

– Рада? Я бы умерла от перевозбуждения! Ох, Лелька, зверская женщина! Офигеть! Джейсон Беркли! Сам Беркли! – застонала Маша и принялась биться головой об столешницу. – Пообещай автограф! Нет, два! Нет, пять! Иначе племянницы не простят. И фото! Обязательно, поняла?

Лена смеялась, а Женя, наблюдая приступ идолопоклонничества, вспомнила, о ком идет речь.

Джейсон Беркли – тридцатилетний жгучий брюнет с потрясающей улыбкой и полыхающим пламенем взглядом был лидером и бас-гитаристом всемирно известной группы «Чаки». Музыканты играли тяжеловатый альтернативный рок, но среди фанатов хватало представительниц прекрасного пола.

Женя подозревала, что дело тут отнюдь не в творческой составляющей. Маша, например, была их поклонницей, хотя об андеграунде имела такие же глубокие представления, как младенец о логарифме. Но это не мешало ей разглагольствовать на тему «рок-н-ролл и мы». И с пеной у рта доказывать, что восторг вызван текстами и музыкой, а вовсе не тем, как откровенно басист держит на бедрах свой инструмент, призывно, с хрипотцой выдавая в микрофон что-то вроде «предложи больше, чем моя фантазия в ванной».