Страница 6 из 9
– Посмотри мне в глаза, я тебя прощаю. – Затем зажгли костер.
Час спустя после начала кремации Лауры собравшихся накрыло волной скорби. И вот вперед вышел последний оратор, и еще полтора часа назад ее речь была бы неприемлемой.
– Все, что вы сказали про то, что Лаура была замечательной, – правда. Но на мой взгляд, она была немножко ведьма. И умела веселиться. И я хочу повыть о ней на прощание. У-у-у-у-у-у-у-у-у! – завыла она, и все собравшиеся подхватили. И даже я подхватила, хотя еще недавно сомневалась, положить ли в костер можжевеловую ветку.
К половине десятого только мы со Стефанией остались сидеть на резной деревянной скамье у костра (ну и, конечно, с нами было то, что осталось от Лауры). Среди углей тихо догорали последние поленья. Инфракрасный термометр зарегистрировал температуру этих углей на уровне семисот градусов.
Стефания зачастую приходит первая и уходит с места погребения последней.
– Я люблю тишину, – призналась она.
Стефания замерла на несколько минут и вдруг снова поднялась на ноги. Она подняла кусок металлической решетки и принялась его разглядывать.
– Это придумал Пауль для защиты от искр. Должно помешать золе и пеплу разлетаться ночью. Догорающие поленья-то не выпадут, но что насчет искр от угольков?
Через пару минут Стефания уже звонила в пожарное отделение, чтобы заказать проверку безопасности тлеющих углей и золы. Ее безграничная энергия не давала ей подолгу сидеть сложа руки. Я удивляюсь, какой терпеливой была она все эти годы, прежде чем смогла организовать погребальный костер.
– Ожидание, пока общество примет нас, было выматывающим. Мне стоило большого труда не разругаться со всеми этими людьми.
Чем дольше я оставалась в Крестоуне, тем больше он напоминал мне нездоровый городок Мейберри.[1] Владельцы некоммерческой организации объединились с местными жителями для того, чтобы гарантировать законность деятельности проекта «Завершение жизни». Люди останавливают Стефанию на почте, чтобы сказать:
– Я рад, что вы у нас есть! Я приду на собрание и заполню анкету о моей последней воле.
Жители Крестоуна прекрасно знают, что нужно делать после смерти родственника. Когда волонтеры приходят в дом умершего, его родные теперь зачастую отвечают: «Спасибо за помощь, но мы сами привезем тело».
Провинциальность присуща даже самим телам покойников. Одна женщина захотела быть похороненной традиционным способом на крестоунском кладбище (старейшем в штате). После ее смерти дочери привезли ее останки, обложенные льдом, прямо в кузове грузовика.
– Нам негде было держать тело до погребения, – сказала Стефания, – и мы решили оставить ее на ночь в городском музее.
Дочери одобрили такой вариант.
– Мама была любителем истории, ей бы точно понравилось.
Присутствовать на традиционном обряде погребения в земле могут все желающие, а на сожжение на костре пускают только местных жителей. В организацию Стефании поступают звонки от индуистов, буддистов, представителей коренных американских народов, а также сторонников кремации под открытым небом, которые хотят похорон в Крестоуне. Поскольку это маленький волонтерский проект, они попросту не располагают возможностями и рабочей силой для того, чтобы организовывать похороны для приезжих (а даже если бы они смогли, местная комиссия позволит им принимать покойников только из соседних округов). Отказ в похоронах неприятен и для проекта, и для звонящих.
Единственное исключение было сделано, когда нашли туриста из Джорджии, который пропал девять месяцев назад и стал причиной обширных поисков. Вернее, нашли его часть: позвоночник, бедро и ногу. Его разрешили кремировать, решив, что «место его проживания было изменено посмертно».
Погребение на костре стало таким привлекательным, что есть люди, купившие землю в Крестоуне только ради права на такие похороны. Сорокадвухлетняя женщина, умирающая от рака шейки матки, приобрела маленький участок земли в округе, и ее двадцатилетняя дочь после смерти матери помогла подготовить тело к кремации.
Экзистенциальное стремление к пламенным объятиям костра существует повсеместно. В Индии родственники привозят тела покойников на берег реки Ганг к целой улице погребальных костров. Если умирает отец, то костер под его телом зажигает старший сын. Огонь разгорается, и плоть пузырится и сгорает. В определенное время череп мертвого разбивают деревянной палкой. Считается, что в этот момент душа человека освобождается.
Сын, описавший кремацию своих родителей, написал, что «сперва [до того как разбиваешь череп] ты дрожишь – ведь этот человек был жив всего несколько часов назад; но как только ударяешь по черепу, ты понимаешь, что то, что догорает перед тобой, всего лишь тело. Все привязанности растворяются». Душа свободна, и, как поется в индуистской духовной песне, льющейся из громкоговорителя: «Смерть, ты думала, что победила нас, но мы спели песню горящего костра».
Питту Лаугани, индуист, живущий на Западе, рассказывает о боли, которую доставляет ему коммерческая, промышленная кремация. Вместо того чтобы поместить тело на дрова погребального костра, скорбящие родственники наблюдают, как гроб «съезжает на электрическую карусель и исчезает в закрывающемся отверстии». Запертая в стальной или кирпичной комнате, человеческая душа вырывается из черепа, но остается пленником этой ловушки, смешиваясь с тысячами других заточенных там душ. Это акал мртыа, плохая смерть. Для родственников привычный нам обряд может показаться неприятным и нелепым.
Давендер Гай, индуистский активист, на протяжении многих лет боролся с городским советом Ньюкасла в Англии за право легализировать погребальные костры, подобные крестоунскому. Гай выиграл судебную битву, и погребение под открытым небом может скоро стать реальностью в Соединенном Королевстве. Он объяснил, что совсем иначе представляет себе «величие древнего таинства, нежели быть уложенным в ящик и сожженным в печи».
Разрешить погребальные костры в любом обществе было бы довольно просто. Однако государственные кладбища и похоронные комиссии отчаянно сопротивляются этой идее. Подобно ворчливым жителям Крестоуна, они твердят, что кремации под открытым небом будет слишком сложно контролировать и совершенно неизвестно, как это повлияет на качество воздуха и окружающую среду. Крестоун доказал, что открытые погребальные костры можно инспектировать на предмет соблюдения требований безопасности так же, как и любой промышленный крематорий. Агентства по охране природы могут брать тесты для оценки влияния на окружающую среду и регламентировать похороны в соответствии с ними. Так почему же местные власти по-прежнему против?
Ответ настолько же грустен, насколько и очевиден: деньги. В среднем похороны в Америке стоят от восьми до десяти тысяч долларов – без учета платы за место на кладбище и услуг. Погребение в крестоунском «Завершении жизни» стоит пятьсот долларов – фактически это добровольный взнос, чтобы «покрыть расходы на дрова, выезд представителя пожарных, стоимость носилок и аренду земли». Другими словами, это составляет, по приблизительной оценке, пять процентов стоимости традиционных американских похорон. И если у члена общины нет денег, некоммерческая организация закроет на это глаза. Гай обещает создать в Англии такую же модель. Он планирует установить цену в девятьсот фунтов стерлингов и обещает также «делать это на благотворительных началах, бесплатно. Нужно только найти землю».
В XXI веке отказ от зарабатывания денег на смерти – неслыханный шаг, который к тому же так сложно осуществить. После урагана «Катрина» группа бенедиктинских монахов в Южной Луизиане стала продавать дешевые кипарисовые гробы, сделанные вручную. Государственный совет бальзамировщиков и директоров похоронных бюро издал запрет на продажу погребальной продукции кем-либо, кроме похоронных бюро, аккредитованных этим самым советом. В итоге федеральный судья встал на сторону монахов, объявив, что продажа кипарисовых гробов не несла риска для здоровья населения. Очевидно, что действия совета были обусловлены исключительно желанием защитить свои экономические интересы.
1
Из одноименного сериала и сериала «Шоу Энди Гриффита» 1960-х годов. – Прим. перев.