Страница 14 из 42
Что ж, денег от меня действительно пока не было, но и бессмысленно стучать молотком не хотелось. “Не бери в голову. Гуляй пока со Светланкой”, – посоветовала Таня. В армии этот совет слышал неоднократно. Но, я не в армии. И что теперь? Бороться с тещей? А может, мать права, когда предупреждала, что жить в примаках нелегко? Ладно, дождусь, когда начну “носить в дом деньги”.
А пока переключился на прогулки с дочерью. Прямо с утра мы уходили с ней из дома. Я не брал прогулочную коляску – мы оба любили ходить пешком. А когда Светланка уставала, брал ее на руки и носил, пока снова не просилась на землю. Главное, мы много разговаривали. Я старался говорить доступным ей языком, не сюсюкая. Рассказывал сказки, фантазируя на ходу, и наблюдал ее реакцию. И мне нравились эти прогулки, потому что мне показалось, мы стали понимать друг друга. Моя маленькая доченька стала моей расширяющейся Вселенной.
На прогулках мы никогда не ходили по одному и тому же маршруту. Я постепенно изучал окрестности и прилегающий лесной массив Лосиного Острова. До сих пор я, житель лесостепи, а потом пустыни, редко бывал в лесу. Теперь же лес был рядом с домом. И я изучал его с большим интересом.
В конце августа объявились дядя Ваня и Шурик. Они намеревались остановиться у моего двоюродного брата Бориса, но не знали, что он недавно переехал в Измайлово. А потому вынуждены были разыскать меня. Я уже знал его адрес, но еще не был у него в новой квартире. И вот такая возможность представилась.
В Москву дядя приехал все в тех же милицейских галифе и синем, в тон брюк, форменном кителе со следами споротых погон, но уже в хромовых сапогах и приличной рубашке с короткими рукавами. Не было на его голове ужасной кепки, а на спине – выгоревшего засаленного рюкзака. Собственно, в руках у дяди вообще ничего не было. “Похоже, в этот раз все ухитрился зашить в галифе”, – подумал, увидев его в дверях нашей квартиры. Не был обременен поклажей и Шурик.
– Что это они? Вроде в гости приехали, а без гостинцев, – не преминула уколоть теща.
– А мешок картошки? Это дядя тогда передал, – выручил гостя, хотя и сам давно знал о его скупости. Он и в Харьков тогда приехал с пустыми руками. Да и Шурик недалеко ушел.
Отобедав, отправились в Измайлово. Боря встретил меня восторженно.
– Ну, наконец. Давно тебя ждал. Слышал, ты уволился, и будешь жить в Москве. Когда мы с тобой виделись в последний раз? – искренне интересовался моими делами брат.
– Год назад, когда ты из Чарджоу возвращался, – напомнил ему.
Я хорошо помнил тот день, когда пришла телеграмма: “Буду проездом. Поезд… Вагон…” Мне удалось добраться в Тюра-Там, когда поезд уже прибыл и готов был отправиться дальше. Я успел вскочить в соседний вагон, когда он уже тронулся. Борю увидел в тамбуре.
– А я подумал, ты телеграмму не получил, – обрадовано бросился он ко мне, – Молодец! А поезд уже едет, – обеспокоено глянул в окно Борис.
– Я с тобой проеду до Казалинска. Это час езды. Успеем немного пообщаться, – успокоил его.
Мы тогда о многом рассказали друг другу. Я узнал, что брат уже не работает на заводе “Каучук”, где всю жизнь проработала его мать, где до сих пор работали брат, их жены и где с юношеских лет работал сам Борис. Оказалось, великолепный специалист, мастер своего дела со среднетехническим образованием теперь работает сторожем на автостоянке.
– Боря, что случилось? – поразился тогда невиданному кульбиту любимого брата. Борис был старше на двенадцать лет. Он всегда казался мне человеком многоопытным, бывалым. По любым вопросам имел свое мнение, иногда противоположное общепринятым представлениям и нормам. Много лет брат был непререкаемым авторитетом, образцом для подражания. С годами я обошел его по многим показателям, но преклонение осталось навсегда. И Боря тоже особо выделял меня из толпы родственников.
– Знаешь, Толик, надоело горбатиться на государство. Хочется хоть немного нормально пожить, – удивил таким ответом брат.
– Нормально пожить сторожем?
– Причем здесь сторожем? Сторож – мое прикрытие, чтоб не оказаться тунеядцем и не попасть под статью. Работа великолепная – сутки дежуришь, трое свободен. Занимайся, чем хочешь. Вот и занимаюсь. Хобби стало моей работой. Днем снимаю детский садик или школу, ночью проявляю пленки и печатаю фотографии. С утра отдаю воспитателям или учителям, а дня через три снимаю выручку. За одну съемку выходит моя зарплата сторожа, за две – зарплата мастера цеха. И три недели в месяц свободен, как птица. Делай, что хочешь. Захотел, поехал на Урал, захотел – на Дальний Восток. Вот сейчас еду из Чарджоу. Поснимал там от души. Такие лица. Экзотика.
– Боря, а дальше что? Поснимал и все?
– Почему все? Некоторые снимки показываю знакомым фотохудожникам из АПН. Иногда критикуют, иногда хвалят. Несколько снимков уже опубликовали под своими фамилиями, а гонорар мне.
– Боря, а почему тебе самому ни стать фотохудожником того же АПН?
– Нашел дурака. Да я их зарплату за неделю зарабатываю. Они сами рады на моем месте поработать. Только оказалось, не все могут. У них стабильности нет. Тут некоторые по моей наводке попробовали поснимать. Провалили все дело. Через неделю принесли в школу несколько снимков. Отличные снимки. А остальные, где? Снимались-то все. Не получилось, говорят. Вот тебе и фотохудожник на промысле. А у меня – скорость, стабильность и качество. И, соответственно, заработок.
Не понял я тогда меркантильных соображений брата, потому что все еще мыслил, как типичный идеалист – главное это полезная человечеству работа, а зарплата и прочие блага придут автоматически, по твоим заслугам. Государство само оценит твой труд достойно. Как же я ошибался.
– Ну, здравствуй, дядя, – приветствовал меж тем Боря дядю Ваню, – Ты не меняешься. Заморозился в одном возрасте. О-о-о! Какие шикарные штаны себе приобрел! А сапоги! Неужели натуральный хром? Типичный жокей! В скачках собрался участвовать, дядя? Или так, для форса? – шутил Борис. Шурика он даже не замечал. И тот молча стоял в дверях.
– Ты все шутишь, как всегда, – недовольно ворчал дядя, – Нет, чтобы пригласить всех в дом, а потом расспрашивать, – поучал он племянника.
– Ну, раздевайтесь и проходите в дом, – пригласил Боря и вышел из тесной прихожей, – Пойдем, Толик. Пусть раздеваются.
Мы прошли в гостиную.
– Знаешь, Толик, вот не люблю я этого жлоба, хоть убей. Еще с детства, когда мы с Генкой жили в войну в Кораблино. Да и сыночек под стать папаше, – пожаловался Борис.
Степенно вошли гости – дядя Ваня в галифе, домашних тапках и рубахе с короткими рукавами, а за ним Шурик как был, но в носках, ему тапок не хватило.
– Представляешь, Боря, такой большой кусок сала тебе приготовил. Специально выбирал. На стол положил. Так и остался на столе. Представляешь, склероз проклятый, забыл. Так жалею. Веришь? – вдруг понес дядя какую-то чушь.
– Верю, дядя. Ты же совсем не меняешься. Спасибо тебе за сало. Сейчас вот место в холодильнике освобожу, чтобы Нина посмотрела, какой большой кусок ты для нас приготовил, – поддержал дядю Ваню Боря, а я содрогался от беззвучного смеха, – Ладно, дядя, ты зачем приехал? Говори, а то мне некогда. Надо фотографии срочно печатать.
– Так, ты, гостей встречаешь? Даже не угостил, а сразу в разговоры полез, – снова заворчал дядя.
– Дядя, ты же не предупредил, что в гости приедешь. Хозяйка на работе, да и я не прохлаждаюсь. А угощение еще найти надо. Я даже не знаю, что у меня в холодильнике осталось, кроме твоего сала.
Боря достал из холодильника начатую поллитровку водки, поставил три рюмочки, быстро нарезал хлеб, положил на тарелку несколько маринованных огурчиков из банки. Дядя с явным неудовольствием следил за приготовлениями.
– Ну, ладно, вы тут давайте, угощайтесь, а я пошел, – сказал Боря и пулей вылетел из кухни.