Нам нельзя

Мы заняли стол у окна. Женя сел на стул, я же устроилась на диванчике, отгородившись салфетками и миской салата, и принялась хрустеть, поглядывая на Женьку искоса.

Он задумчиво оперся щекой на кулак.

— Нет, с тобой точно что-то не так, — проговорил. — Давай, рассказывай.

— Сейчас, — кивнула я и заказала чаю, мяса и маленький кусок яблочного пирога. Ладно, не маленький, но мне очень хотелось его попробовать. Доев салат и надкусив для храбрости пирог, я наконец выложила все, как есть. Вывалила, как на духу.

— Ты скоро станешь папой.

Женя положил вилку, не успев донести ее до рта. Посмотрел на меня так, будто у меня вдруг выросли рога.

— И как скоро? — поинтересовался он.

Я пожала плечами.

— Где-то через семь с половиной месяцев. Плюс-минус.

Судя по Жениному взгляду, рога с моей головы упорно не исчезали. Затем он шкодливо ухмыльнулся и накрыл мою ладонь своей.

— Ты рад? — спросила я, уже ничего не понимая.

— Шутишь? — Женя даже удивился. — Я в восторге!

Он пересел ко мне на диванчик и поцеловал так, что у меня внутри снова все вскипело.

— Но только надо будет сделать анализ… — заторопилась я, оторвавшись от его губ. — Сходить к генетику, чтобы он сказал, можно ли делать амниоцентез… Это такая штука… Такой анализ, когда берут иглу…

— Сделаем, — невозмутимо прервал меня Женя. — Если тебе так будет спокойнее — сделаем все, что надо.

Я обняла его крепко-крепко и зарылась лицом в теплую фланель рубашки. Женька уперся подбородком мне в затылок, приобнял одной рукой. Так мы и сидели, греясь друг о дружку. Негромко играла музыка, пахло мясом и яблочным пирогом, и мне вдруг остро захотелось к бабушке на дачу. Чтобы мы собрались у костра, как тогда, всей семьей. Чтобы Женя был рядом, держал меня за руку, и не нужно было прятаться. А наши дети играли в саду…

— Все будет хорошо, Жень? — пробубнила я во влажную от дыхания ткань.

Женя вздохнул: грудь приподнялась, и опустилась, сердце застучало чуть быстрее.

— Все будет даже лучше, — ответил он. — Обещаю.

35 (обновление от 7.09, часть 1)

По дороге к Андрею мы молчали. Как бы Женя ни старался показать, что все хорошо, я видела — моя новость его потрясла. Он сосредоточенно следил за дорогой, а по щекам ходили желваки.

Он просто пытается понять, старательно утешала я себя. Ничего страшного.

Но все-таки было тревожно видеть, что он тоже боится. Хочет меня поддержать (и как же я любила его за это), вида не показывает, а страх все равно лезет наружу. Он был виден в Женькиных сжатых губах, в руках, сжимающих руль.

Я сглотнула горький ком и отвернулась к окну. Как же все это не вовремя.

У Андрея как всегда сидели гости. Сегодня он был одет как-то даже по-деловому: в белой рубашке и брюках. Правда, рубашка была расстегнута на пару верхних пуговиц и свободно болталась поверх штанов, но все же. В гостиной я успела заметить худенькую симпатичную блондинку в окружении трех амбалов в черных костюмах. Андрей сделал едва заметный знак, и амбалы увели ее куда-то в дальние комнаты.

— А это кто? — спросила я, опираясь одной рукой на стену, а другой стаскивая туфлю.

— Моя родственница из Калуги, — мило улыбнулся Андрей и придвинул стул. — Да ты присаживайся, так же неудобно.

Я присела, все еще косясь на коридор, в котором исчезла блондинка. Никакая она не родственница, в этом я была уверена. Во-первых, вряд ли у Андрея есть в Калуге родственники. Во-вторых, родственников не уводят под ручки секьюрити, как какого-то политика или звезду.

Может, и правда, это была какая-то звезда, с которой Андрей спал? А мы нагрянули, как снег на голову.

— Мы невовремя? — спросил Женя, словно услышав мои мысли.

— Нет, все хорошо.

Андрей пригласил нас в гостиную. Там на диванчиках уже расположились Настя (приросла она к тому дивану, что ли?), еще какой-то тощий парень, представившийся Шустрым (очень подозрительный, в девяностых такие водили черные бумера и носили малиновые пиджаки), и неизменный Леня, который спал, закинув ноги на подлокотник кресла. Его нос был испачкан чем-то белым.

— Чего-нибудь будете? — Андрей прошел в зону кухни и чпокнул пробкой, откупорив бутылку вина. — Лина? Твое любимое, красное.

— Нет, спасибо, я не… Мне нельзя, — смутившись, брякнула я. И тут же почувствовала на себе цепкий взгляд Насти.

— А что такое? — спросила она, подавшись ко мне с неестественной, будто приклеенной улыбочкой. Черт, она меня пугала. Мегера крашеная.

— Антибиотики, — я пожала плечами. — Нельзя пить, когда таблетки принимаешь.

Кивнув, Настя откинулась обратно на пухлую спинку дивана, все еще продолжая изучать меня взглядом. Я же ей не нравилась? Какое ей дело, что я не пью?

Я даже разозлилась сама на себя. Вот так и надо было ей ответить, а не мямлить что-то под нос.

Приобняв за талию, Женя повел меня на кухню к Андрею. Тот раскинулся на стуле, вытянув и скрестив длинные ноги. В пальцах он уже держал бокал вина.

— Я привез документы, — Женя вручил ему пухлую полупрозрачную папку.

С Андрея тут же слетела вся расслабленность. Он отставил бокал, раскрыл папку и принялся перебирать бумаги, внимательно вчитываясь в каждую. Мгновенный переход из режима отдыха в деловой, я даже позавидовала.

Пока они с Женей обсуждали дела, я отошла к окну. Периодически я ловила на себе взгляды Насти и молилась, чтобы та не вздумала ко мне подойти. Не хотелось ее допросов и фальшивого внимания. Я-то знала, чего, а точнее, кого ей надо. Я для нее лишь преграда на пути к Жене, на котором она, казалось, была помешана. Могла же получить любого мужика! Но нет…

Хотя, в этом я ее понимала.

Я тоже была на нем помешана.

— Жень, все в порядке? — тихо спросила я позже, когда мы приехали домой.

Мы лежали на кровати, разморенные бурным сексом и теплым душем. Я прижалась щекой к его груди и задумчиво перебирала иглы его влажных волос. Женька гладил меня по спине — ме-едленно вел кончиками пальцев от лопаток вдоль позвоночника, так, что по телу сбегали мурашки. О чем-то бурчал телевизор, какая-то программа про новинки техники. Женька любил смотреть этот канал.

— В смысле? — хмыкнул он, посмотрев на меня.

— В смысле насчет беременности. — Я вздохнула. — Надо родителям сказать.

— Надо — значит, скажем.