Привет из прошлого

Теперь его глаза мерещились мне везде. Цепкие, болотно-зеленые, как два омута с химическими отходами. Они будто смотрели через прицел в самую душу, тщательно выбирая, куда выпустить пулю.

Начиная с того дня суровый, но справедливый мир, в котором меня воспитала мать, начал стремительно рушиться, а новый затапливал звериной жестокостью и несправедливостью, которой впору было захлебнуться. Издевались здесь над всеми, но основной удар приходился на самых чахлых и беззащитных. Тех, кто был физически не в состоянии дать отпор. Затем эти забитые дети вырастали спеша отыграться на следующем поколении воспитанников, чтоб самолично вкусить столь вожделенную власть. И щуплая я оказалась на самом дне этой прогнившей системы.

Когда нас кормили чем-то вкусным, мне частенько плевали в тарелку, чтоб затем забрать себе отложенную в сторону порцию. Грубо отбирали подаренные спонсорами сладости. Могли выгнать из-под душа, не дав смыть остатки мыла и шампуня, чтоб посмеяться с того как я тычусь слепым котёнком в поисках своей одежды. Ночами я давилась голодными слезами, стараясь не разбудить своих соседок, за что меня непременно оттаскали бы за волосы, и думала, что хуже быть уже не может. Глупышка, я даже не понимала, насколько тогда всё было радужно.

А перед новым годом в мою жизнь снова вломился Бестаев, чтобы на сей раз отпечататься в ней на веки вечные. Въестся под кожу, пачкая и отравляя. Нещадно ломая те самые крылья, о которых так вдохновенно рассказывал.

Глава 5

Я знала, что эти парни идут вслед за мной не просто так.

Нам показывали новогодний концерт, по окончанию которого девушка, переодетая в Деда Мороза раздала каждому по небольшой коробке конфет в виде ёлочки. Вот она то, крепко зажатая в моих руках и являлась их конечной целью. Я надеялась прошмыгнуть к себе незамеченной. Спрятала бы под матрас своё сокровище и откусывала бы по маленькому кусочку в минуты, когда будет совсем уж тошно. Раньше, когда мне было грустно, мама всегда доставала какие-нибудь сладости и заваривала несладкий чай. А затем мы по долгу болтали на нашей кухоньке и печаль незаметно уходила. Вот мне и захотелось создать себе собственный мирок, чтобы зажмурившись, пока на языке медленно тает шоколад, возвращаться домой, в свою скромную, тихую гавань. Не получилось.

Отстоять подарок не было никаких шансов, разве что у меня внезапно бы появились сверхспособности. Но чудес я уже не ждала, а единственное что реально грозило у меня развиться, так это обыкновенная дистрофия. Конечно, можно было кинуть им коробку и дать дёру, но такое возмущение меня охватило – впору задохнуться. Я со всех ног рванула за угол, к библиотеке двери которой, как назло, оказались заперты изнутри и чуть не заплакала от разочарования. Затаиться там было моим единственным выходом, а теперь оставалось только пятиться, глядя, как ко мне вразвалочку движутся трое крепких парней.

О, они совершенно не торопились, нарочито нагнетая мой страх. Вскоре моя спина упёрлась в стену. Дыхание сбилось. Я невольно втянула голову в плечи, мечтая испариться или, на худой конец, обрасти шипами. Но никаких чудес, даже в лице проходящей мимо подслеповатой уборщицы не случилось, вследствие чего напросился неожиданный вывод: мечты – дело неблагодарное.

– Что, зайчишка, добегалась?

– Не дёргайся, всё равно мы здесь одни. Только ты и пара добрых эльфов.

– Ага, сейчас покажем тебе фокус…

Голоса ребят сочились издевательским дружелюбием. Было более чем понятно, что между ними назревало своеобразное соревнование на самое унизительное для меня наказание.

– Ну, уж нет. Не дождётесь, – замотала я головой, заталкивая подальше предательские сомнения, как ни крути всю жизнь на цыпочках не простоять. – Шиш вам, а не мои сладости!

Пока парни обменивались скептическими усмешками, я разорвала тонкий картон и негнущимися пальцами нашарила самый большой шоколадный батончик. Пупырчатый такой, с орехами. Зубами надорвала обёртку и, бросив её на пол, двумя руками стала заталкивать шоколадку в рот. Челюсти не хотели смыкаться, жёсткие ядра царапали нёбо, но оно того стоило.

Вот это они ускорились! Никто не смел дерзить и тем более так демонстративно попирать авторитет старших. Наблюдая, как стремительно сходит на нет разделяющее нас расстояние, я смаковала отнюдь не конфету, которая на тот момент казалась безвкусной, а мимолётные мгновения триумфа над собственной безвольностью. За ней следом бешеным составом неслись грядущие боль и издевательства, но эту победу они у меня уже не смогут отнять. Никогда.

– Ах ты, мерзавка! – оскорбление ударило по ушам вместе с увесистой затрещиной, от которой я отлетела к боковой стене, ощутимо приложившись о неё головой. Долго прохлаждаться мне не позволили, подняли с пола за шиворот и стали размашисто хлестать по щекам.

– Выплюнула! – исходил бешенством один из ребят. – Быстро я сказал! Или вместе с зубами к чертям вытрясу.

– Отойди, смотри, как надо.

Они замешкались, и мне выдалось пару секунд передышки, в течение которых я успела вжаться в стену и расслышать скрип открываемой двери. Помечтать о возможном спасении мне, однако, не дали. Мясистые пальцы грубо зажали мой нос, и причиняемый ими дискомфорт очень быстро сменился острой нехваткой воздуха. От выступивших слез, стоявшая передо мной троица размылась до неясных силуэтов, хотя я бы предпочла вообще их не видеть. Уроды.

– Вот мелюзга упёртая, крутую из себя корчит. Может, дурь с неё выбьем для начала?

– Всё развлекаетесь? – голос с довольной ленцой затянул моё нутро коркой леденящего ужаса. К ребятам присоединился Бес. Шансы выбраться отсюда на своих двоих стремительно сходили на нет.

– Ты тоже смотрю, не скучаешь, – хмыкнул один из парней, пока я, согнувшись пополам и хрипя, выплёвывала злосчастный батончик. – А я всё гадал, где ты девок своих пялишь. Ключиками не поделишься?

– Перебьёшься, – отрезал Бестаев. – Не надоело задохликов щемить? Она ж у вас того и гляди уссытся со страху.

– Много ты понимаешь, – буркнул тот, что стоял прямо напротив меня. – Зацени, щас самое веселье начнётся. – Он присел на корточки и сгрёб с линолеума вязкую кашицу из пережёванного батончика и слюны. – Кушать подано, ваше высочество. Жрите, не подавитесь.

Из-за припухшего носа дышать приходилось ртом, поэтому я не успела вовремя его закрыть. Содержимое огромной ладони почти целиком вернулось в меня, а остатки были щедро размазаны по щекам и подбородку.

– Чего кривишься? Жуй, сказали! – кто-то дернул меня за косу, задрав лицо кверху, и я увидела Бестаева, стоящего рядом с незнакомой мне, светленькой девушкой. Он как раз отворачивался, собираясь уйти, но почему-то, в последний момент замер. – Жуй бодрее, мышь убогая.

– Точно, мышь, – хихикнула его спутница. – Посмотрите, она, будто дерьма навернула. Бес, у тебя же телефон есть, сфоткай, остальным покажем.

Боже, за что мне такой позор? Собравшись запротестовать, я слишком резко вдохнула, отчего кусочек арахиса попал не в то горло. Приступ раздирающего кашля согнул меня, чуть ли не пополам. И, как бы вдобавок ко всем злоключениям, меня угораздило заляпать склизкими шоколадными комочками штанины и ботинки брюнета. Мамочка…

Чувствуя, как в жилах холодеет кровь, перевела на него затравленный взгляд и непроизвольно съежилась. На белом, как полотно лице яркими ядовито-мшистыми пятнами светились глаза. Хмурые, озадаченные, я бы даже сказала ошеломлённые. Они стремительно меняли цвет, пока не стали такими же, как в телевизионной комнате, когда он ломал пальцы здоровяку – полностью невменяемыми.

– Отвалите от неё, живо! – неожиданно рявкнул Бес, чем ввёл меня в полнейший ступор. Что бы он ни задумал, меня это уже пугало до рогатых чёртиков.

– Мы только начали, – покачал головой тот, что стоял рядом на корточках. Он тщательно вытирал свои липкие пальцы о рукав моей вязаной кофты, не забывая периодически больно щипать за костлявые плечи. – Так что дыши ровно, дружок, и иди куда шёл.