Церемония (ЛП)

- Ска… - это все, что он может произнести, и его глаза затуманиваются. Сильное возбуждение сделало ее влагалище как никогда чувствительным, и она с особенной остротой ощущает каждый миллиметр скользящего внутри нее члена, от основания до края утолщенной головки. Она оборачивает ноги вокруг талии Малдера, скрестив лодыжки, чтобы не дать ему отстраниться слишком далеко. В ответ он хрипло стонет и исступленно целует ее в губы. Скалли почти ожидала, что секс сегодня будет немного болезненным, но не чувствует даже намека на боль. Напротив, все кажется идеальным, словно они сумели выбрать тот единственный, уникальный ритм, в котором могли бы заниматься любовью часами.

Она смотрит вниз, туда, где соединяются их тела, где его член выходит из нее, покрытый темной кровью. «Мы все равно что женаты», приходит ей в голову. Супруги без обряда венчания. Она отреклась ради него от дома, от своей семьи. А он, у которого никогда не было дома, отказался от самого себя, чтобы быть вместе с ней: отбросил свой вечный, почти рефлекторный цинизм, служивший ему защитой, обнажил перед ней свою душу, несмотря на то, что это, несомненно, вселяло в него страх. Подумав об этом, Скалли вдруг нестерпимо хочет, чтобы он вошел в нее как можно глубже.

- Малдер, - выдыхает она, уткнувшись ему в плечо.

- Ммм, - отвечает он, слегка прикусывая кожу на ее шее.

- Посмотри на меня.

Он поднимает голову.

- Я хочу быть сверху.

- Без проблем, - кивает он.

Действуя не очень изящно, она все же забирается ему на колени, а он садится, прислонившись к изголовью кровати, и скидывает подушки на пол. Скалли устраивается сверху, и секундой позже его член проникает внутрь, а руки Малдера обвивают ее, помогая удержаться на месте. Она кладет ладони ему на плечи и, глубоко вздохнув, запрокидывает голову. Ей кажется, что никогда еще он не был глубже, что она наполнена им до краев, что ощущает его повсюду - даже в груди, в кончиках пальцев, в своем сдавленном горле.

При их разнице в росте это самая удобная поза. И единственная, которая позволяет им беспрепятственно смотреть друг другу в лицо и, занимаясь любовью, приникать губами к губам. Вот и сейчас Малдер начинает целовать ее, чтобы отвлечь, а сам опускает руку вниз. Скалли не хочет смотреть туда, но это и не нужно: она и без того чувствует, как вытекает кровь – ощутимо более густая, чем смазка, и собирается остановить его, прежде чем он испачкается. Но Малдер проникает в нее снова и снова, все сильнее и глубже с каждым движением, и она, задыхаясь от удовольствия, понимает, что не в состоянии произнести ни слова. Он зажимает ее клитор между большим и указательным пальцем, у самого основания, и слегка тянет на себя.

- Ооо… - словно бы со стороны доносится до нее ее собственный стон.

Получив ее одобрение, он делает это еще раз – сжимает и потягивает, снова и снова, и, чувствуя ее нарастающее возбуждение, наращивает темп. Скалли приходит в голову, что примерно такими же движениями он, должно быть, доводит до оргазма себя, и эта мысль почему-то кажется ей такой забавной, что она готова рассмеяться. Но вместо этого хватает его за плечи и, двигаясь в унисон с ним, все быстрее и быстрее, издает глубокий гортанный стон. Ей кажется, что если Малдер остановится, она умрет. Но он и не думает останавливаться, и его член по-прежнему скользит внутри нее, доводя до исступления. Она поднимается и опускается, тяжело дыша ему в ухо, и ощущения переполняют ее настолько, что она едва может их выносить.

Хотя обычно ее оргазм наступает далеко не сразу и проходит так незаметно, что ей всякий раз приходится подтверждать его вербально, на этот раз он похож на взрыв – сильный, резкий, внезапный, опустошающий. Когда волны наслаждения отступают и ее мозг наконец вновь способен выполнять свою главную функцию, Скалли понимает, что кричала, а сейчас все еще продолжает стонать. И она бормочет на ухо Малдеру всякие бессвязные нежности, говорит ему, как любит его, как сильно любит его…

В этот раз он точно знает, что она кончила, судя по самодовольной ухмылке на его губах и тому, что он перестал ласкать ее и разжал пальцы. Интересно, был ли так же очевиден этот факт и для нового соседа – того, кто въехал в квартиру Пэджетта? Весьма вероятно, но Скалли решает, что ей плевать. На самом деле она даже надеется, что весь Консорциум сейчас подслушивает их через спрятанный в лампе чип. Что Крайчек наблюдает за ними через объектив с противоположной стороны улицы и проклинает все на свете за то, что у него нет второй руки, и поэтому он не может дрочить и делать фотографии одновременно. Что Они на своей летающей тарелке, висящей где-то там, над облаками, наблюдают за новым, неожиданным развитием событий, почесывают острые подбородки и удивляются, с какой стати понадобилось им это непонятное, неуместное и нечистоплотное действо. Скалли не чувствует себя виноватой, как если бы ее поймали с поличным. Она просто рада, что наконец ведет себя как нормальный человек.

Малдер дает ей немного передохнуть, потому что она все еще дрожит в его руках, как протоплазма. Хотя его член, оставшийся внутри нее, по-прежнему твердый, он перестает двигать бедрами и, целуя ее в волосы, что-то шепчет ей на ухо, называет ее «милой», «деткой», чего она никогда никому не позволяла раньше. Почему-то, когда он произносит эти слова, они звучат приятно и не заставляют ее чувствовать себя униженной. Только любимой. Вскоре Малдер, не выдержав, снова подается вперед, раз, другой, третий – так резко, что каждый толчок грозит ей потерей равновесия, но всякий раз его руки надежно удерживают ее и притягивают ближе. А потом его член твердеет, как камень, наполняя ее спермой, и Малдер почти завывает от удовольствия. И спустя несколько секунд начинает бессвязно шептать:

- … спасибо… Боже… Скалли… так хорошо…

После они молча лежат рядом. Скалли устраивается на груди Малдера и слушает бешеное биение его сердца. Постепенно этот неистовый ритм начинает выравниваться, становится медленнее и спокойнее. Он мягко поглаживает ее по спине, и ей кажется, что, быть может, теперь она уже в состоянии говорить, хотя никакого особенного желания сказать что-то конкретное у нее нет. И только теперь, когда они переводят дыхание, наслаждаясь прохладным воздухом в комнате, она вдруг осознает, что под ними скопилась липкая лужица – смесь спермы и крови. Крови, которая была предназначена для того, чтобы вскормить ребенка в ее утробе, но вместо этого вытекает из ее ни на что не годного тела, капая между ними на простыню. Скалли пытается вспомнить, куда задевалось полотенце, а потом без всякой видимой причины начинает плакать.

- Малдер, - отстранившись, сдавленно говорит она, понимая, что до смерти устала и хочет только помыться и заснуть, и надеясь, что он не замечает ее слез.

- Шшш… - шепчет он, притягивая ее к груди, и она покорно позволяет гладить себя по спине, укачивать, словно ребенка.

- Скалли, - вдруг решительно продолжает он, приподняв ее подбородок и заставив посмотреть на него. – Мы вместе. Больше ничто не имеет для меня значения. И никто не отнимет это у нас.

Он произносит последние слова страстно, вдохновленно – так, как обычно говорит прямо перед оргазмом.

- Да, - кивает она. – Не отнимет.

Скалли почти верит в то, что говорит. И могла бы расслабиться и даже наслаждаться этим фактом, если бы неизбежное будущее не нависало над ними, как тяжелый рояль на истертой веревке.

Она знает, что он слышит ложь в ее голосе и что такого заверения ему явно недостаточно. Малдер касается пальцами ее подбородка, а потом нежно поглаживает по губам. Скалли замирает, а он убирает руку и проводит тыльной стороной ладони по ее телу, опускаясь все ниже, пока не достигает влажных завитков внизу живота. Она чувствует слабость во всем теле, как будто из него разом вынули все кости.