Страница 25 из 26
Здесь уместно отметить, что нормы, ограничивающие свободу договора, предусматриваются гражданским законодательством и для обеспечения публичных интересов, не связанных с охраной слабой стороны в правоотношении. Такая возможность обосновывается прежде всего сторонниками теории экономического анализа права (Law and Economics[382]), по мнению которых недобросовестность одной из сторон контракта, приводящая к нарушению равновесия в отношениях между его участниками, может повлечь за собой самые негативные последствия, в том числе возложение на семью должника дополнительного финансового бремени или причинение вреда публичным интересам, если это приведет, например, к банкротству должника[383]. Подобные соображения относительно возможности ограничения принципа свободы договора в публичных интересах дают направление американской судебной практике. Вопреки высказанному в современной научной литературе мнению о том, что принцип свободы договора находит свою основу в Конституции США, Верховный суд США в деле Ferguson v. Skrupa (1963 г.) пояснил, что четырнадцатая поправка к Конституции не имеет целью гарантировать принцип свободы договора, а потому «штаты обладают властью принимать законодательство, направленное против того, что может рассматриваться как вредоносные практики во внутренних коммерческих и бизнес делах»[384].
Ограничивается свобода договора в публичных интересах и в Российской Федерации при регламентации порядка заключения контрактов в сфере закупок товаров, работ и услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд[385]. Участники возникающих из данных контрактов отношений лишены возможности свободного выбора контрагентов, который зависит от результатов проведения строго определенной процедуры закупки. В соответствии с п. 1 ст. 1 Федерального закона от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» это обосновывается необходимостью «повышения эффективности, результативности осуществления закупок товаров, работ, услуг, обеспечения гласности и прозрачности осуществления таких закупок, предотвращения коррупции и других злоупотреблений в сфере таких закупок»[386].
Подводя итог сказанному, можно сделать вывод о том, что, решая многочисленные глобальные социальные задачи, гражданское право тем самым обеспечивает разноуровневые публичные интересы. Вместе с тем закрепление в гражданском законодательстве особых мер охраны государственных и общественных интересов, других видов публичных интересов требует изучения данного вопроса в иной плоскости научного анализа. Здесь соответствие назначению гражданского права специальной охраны публичных интересов оказывается не столь очевидным и требует дополнительного теоретического обоснования.
§ 2. Социальная функция институтов гражданского права как источник гражданско-правовой охраны публичных интересов
Такое обоснование может быть обнаружено в самом гражданском праве как живой и динамично развивающейся системе, а также в выполняемой им в человеческом обществе социальной функции.
Следует отметить, что понимание социальной функции права в наиболее полном и обоснованном виде в науке впервые было высказано более столетия назад французским ученым-правоведом Л. Дюги. Разработанная им теория, отразив свойственные времени ее создания объективные закономерности общественного развития, в итоге оказалась способной научно объяснить, почему субъект права в своей деятельности должен учитывать и общие интересы.
Проанализировав состояние современного ему общества, Л. Дюги пришел к выводу о том, что объективные потребности делают необходимым отказ от понятия субъективного права и замену его понятием социальной функции, т. е. социальной обязанности, заключающейся в выполнении индивидом некоей миссии[387]. Ученый считал, что распространившаяся во Франции к концу XIX в. практика объективной ответственности за вред, причиненный вещами, связана с тем, что собственность перестала быть правом и становится социальной функцией, а потому элементом этой функции является собственник, который, «извлекая пользу из блага, держателем которого он является, должен нести риск вреда, причиненного этим благом»[388]. Если же индивид откажется выполнять свою функцию, то в обществе произойдет беспорядок из-за того, что существенным общественным интересам будет причинен вред. Это объясняет, по мнению Л. Дюги, почему действия человека, не соответствующие лежащей на нем функции, подавляются обществом. Отказ от индивидуалистической доктрины субъективных прав и замена ее идеей социальной функции позволяют возлагать на человека обязанности особого рода – например, получать образование и трудиться, а кроме того, дают возможность ограничивать его действия в интересах коллектива[389]. Столь критикуемая современниками ученого[390], эта мысль позднее нашла свое воплощение в ст. 29 Всеобщей декларации прав человека ООН от 10 декабря 1948 г., согласно которой «каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности».
Надо сказать, что идея социальных обязанностей, т. е. обязанностей человека перед обществом, членом которого он является, возникла еще в древности и первоначальное обоснование получила в трудах основателя стоицизма Зенона[391]. Позднее она была развита Цицероном, который считал, что ни одна из сфер человеческой жизни (ни государственная, ни судебная, ни частная, ни домашняя) «не может быть свободна от обязанности», в служении которой проявляется «вся нравственная красота жизни», а «в пренебрежении к ней позор»[392]. Воплощена эта идея была в общественной жизни муниципий Древнего Рима, в которой существовал обычай, когда «гражданин ручался своей civitas, что израсходует определенную денежную сумму или выполнит какие-то работы в интересах общества»[393].
В XIX в. указанная идея приобрела новое значение, что было обусловлено сложившейся в то время кризисной ситуацией, когда негативные последствия развития капиталистических отношений можно было нивелировать, только ограничив свободу усмотрения индивида в интересах социального целого[394]. Именно поэтому идея социальных обязанностей обнаруживается в основе учений О. Конта и Э. Дюркгейма о социальной солидарности[395].
Понимание собственности как социальной функции также не является новым и ранее уже высказывалось, например, Фомой Аквинским, который полагал, что вещи в мире есть подарок Бога людям, а потому тот, кто обладает большим количеством вещей, должен делиться с теми, кто в этом нуждается. С этой точки зрения человек, будучи собственником имущества, обязан использовать свое имущество таким образом, чтобы выполнять социальную функцию, сочетая свой собственный интерес с общим интересом[396].
Признание собственности в качестве социальной функции позволило Л. Дюги утверждать, что права собственника должны защищаться только тогда, когда он свою функцию осуществляет. Собственник, более того, может принуждаться к исполнению данной функции[397]. Критикуя это утверждение, противники рассматриваемой теории указывали на тот факт, что «ни одно законодательство не возлагает еще на собственника обязательства обрабатывать свое поле, содержать в исправности свои дома, пускать в оборот свои капиталы; а между тем таково было бы логически необходимое последствие понятия собственности-функции»[398]. В связи с этим И.А. Покровский напоминал о существовании «мертворожденной», по его словам, нормы в прежнем Прусском земском уложении, которой закреплялась обязанность землевладельца культивировать свой участок, а также предусматривалась возможность его принуждения к этому мерами власти «в интересах удовлетворения общей нужды»[399].
382
Более подробно об этом направлении научной мысли см., например: Parisi F. Positive, Normative and Functional Schools in Law and Economics // European Journal of Law and Economics. 2004. Vol. 18. No. 3. P. 259–272; Korobkin R.B., Ulen T.S. Law and Behavioral Science: Removing the Rationality Assumption from Law and Economics // California Law Review. 2000. Vol. 88. No. 4. P. 1051–1144; Posner R.A. The Law and Economics of Contract Interpretation // John M. Olin Law & Economics Working Paper. 2004. No. 229. P. 1–51; Hermalin B. E., Katz A.W., Craswell R. Op. cit. Р. 143.
383
См.: Hermalin B.E., Katz A.W., Craswell R. Op. cit. P. 24, 51–52.
384
Цит. по: Bernstein D. Freedom of Contract // George Mason Law & Economics Research Paper. 2008. No. 08-51 (http://ssrn.com/abstract=1239749 (дата обращения: 24.10.2014)).
385
См. ст. 525–534, 763–768 ГК РФ; ст. 72 Бюджетного кодекса РФ; Федеральный закон от 27 июля 2010 г. № 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг»; Федеральный закон от 18 июля 2011 г. № 223-ФЗ «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц»; Федеральный закон от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд»; Постановление Правительства РФ от 24 октября 2011 г. № 861 «О федеральных государственных информационных системах, обеспечивающих предоставление в электронной форме государственных и муниципальных услуг (осуществление функций)» (СПС «КонсультантПлюс»).
386
К сожалению, современное нормативно-правовое регулирование в данной сфере не позволяет в необходимой мере обеспечить достижение указанных целей. Его несовершенство в первую очередь предопределяет невозможность наиболее полного удовлетворения публичных интересов, поскольку основной критерий отбора поставщика – снижение цены фактически сказывается на качестве товаров, работ и услуг. Кроме того, непроработанность механизма обжалования процедуры закупки и ее результатов зачастую приводит к приостановлению заключения государственного (муниципального) контракта или осложнению исполнения уже заключенного контракта. Как следствие удовлетворить государственные (муниципальные) нужды в тот момент, когда это необходимо, становится невозможно. Наконец, несовершенство российского законодательства в сфере закупок для государственных или муниципальных нужд, выступая фактором коррупциогенности, создает условия для многочисленных злоупотреблений, что само по себе причиняет значительный вред государственным и общественным интересам. Обозначенные проблемы обусловливают повышение научного интереса к их исследованию в отечественной цивилистике. См., например: Яровой А.В. Поставка товаров для государственных нужд: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2005; Михайлова А.А. Подрядные работы для государственных нужд: особенности правового регулирования: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2005; Заботина Н.Н. Правовая природа правоотношений, возникающих в связи с заключением контрактов на поставку товаров для государственных нужд: Дис…. канд. юрид. наук. Волгоград, 2006; Блинов В.Г. Правовое регулирование частных и публичных отношений при поставке товаров для государственных нужд: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2009; Симагина О.В. Трактовка понятия «муниципальная услуга» в системе предоставления публичных услуг в Российской Федерации // Вестник Тюменского государственного университета. 2011. № 3. С. 111–115; Куличев Р.Б. Контроль в сфере подрядных работ для государственных нужд (виды, порядок и особенности осуществления) // Право и экономика. 2014. № 5. С. 19–24; Рубцова М.В. Типичные нарушения закона в сфере предоставления государственных и муниципальных услуг // Законность. 2015. № 11. С. 21–24.
387
Дюги Л. Социальное право. Индивидуальное право. Преобразование государства / Пер. А. Либензона. СПб., 1909. С. 8.
388
Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона / Пер. с фр. М.М. Сиверс; Под ред. и с предисл. проф. А.Г. Гойхбарга. М., 1919. С. 88.
389
Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона / Пер. с фр. М.М. Сиверс; Под ред. и с предисл. проф. А.Г. Гойхбарга. М., 1919. С. 25–26.
390
Критики теоретических взглядов Л. Дюги предрекали их недолговечность. Как писал отечественный ученый А.А. Жилин, триумф доктрины французского ученого будет непродолжительным, поскольку в ее основе лежат временные политические и общественные условия жизни исключительно Франции. См.: Жилин А.А. Новое направление во французской юриспруденции. Учение о государстве и праве проф. Л. Дюги. Киев, 1910. С. 2.
391
См.: Стоики: фрагменты, свидетельства о них // История политических и правовых учений. Ч. 1: Зарубежная политико-правовая мысль: Хрестоматия. С. 173.
392
Цицерон. Указ. соч. С. 59.
393
См.: Санфилиппо Ч. Курс римского частного права: Учебник / Под ред. Д.В. Дождева. М.: Изд-во БЕК, 2002. С. 261.
394
В настоящее время весьма существенное влияние данной идеи проявляется в концепции социальной ответственности бизнеса, сформулированной в 1953 г. Говардом Боуэном (Howard Bowen) и предопределившей развитие в этом направлении гражданского законодательства целого ряда стран мира. Еще в 1930-е гг. сначала в США, а потом и в других странах мира все более активную поддержку получала мысль о том, что профессиональные корпоративные менеджеры, управляющие крупными корпорациями, должны учитывать в своей деятельности публичный интерес, создавать условия для того, чтобы «частное юридическое лицо служило публичному интересу», вносило вклад «в улучшение общества и окружающей среды». См.: Hansma
395
См., например: Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / Пер. с фр. и послесл. Л.Б. Гофмана. М.: Наука, 1990.
396
См.: Alpa G., Zeno-Zencovich V. Op. cit. P. 120–122.
397
См.: Дюги Л. Указ. соч. С. 18–19.
398
См.: Дюги Л. Указ. соч. С. 89. Здесь уместно напомнить, что еще в Древнем Риме продолжительное неосуществление некоторых прав влекло за собой их утрату. См.: Барон Ю. Система римского частного права. Вып. 1. Кн. 1: Общая часть / Пер. с нем. Л. Петражицкого. СПб., 1898. С. 172.
399
Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 111.