Страница 77 из 125
— Алло! — сказала она, в последний момент заменив коротким словом готовый сорваться с языка вопрос «Что тебе надо?»
— Привет. — Его голос звучал тихо и как-то отстранённо-спокойно для человека прождавшего ответа несколько минут.
— Привет.
— С наступающим.
— У нас уже наступил.
Она машинально посмотрела на часы. Начало девятого. За окном серел рассвет.
— Я знаю. Восемь часов назад. Я, как всегда, живу в другом часовом поясе. Как дела?
— Нормально. А у тебя?
Она засунула ноги в тапочки и пошла задёргивать шторы, готовясь проспать до вечера.
— Я скучал.
— Я заметила, — хмыкнула она, взявшись за занавеску.
— И всё же я скучал. Я хотел извиниться. Я наговорил лишнего.
— Чего ж не извинился?
За окном залаяли собаки, махая лохматыми хвостами и спеша по своим собачьим делам.
— Потому что дурак. А ещё слишком часто извиняюсь.
Из трубки эхом доносился лай.
Данка замерла и боясь увидеть то, о чём она подумала, перевела взгляд на заиндевевшие кусты. Даже сквозь тюль и расстояние, что их разделяло, было видно, как он замёрз. Поднятый воротник едва прикрывал уши, красный нос и покрытые инеем волосы. Уходящий на дно Леонардо ди Каприо в «Титанике» не выглядел таким отмороженным.
— И давно ты там стоишь?
— Достаточно.
— Я вижу. Поднимайся!
И как бы она не была на него зла, он оказался реально на грани обморожения. Особенно уши и ноги. Он стискивал зубы каждый раз, когда она подливала в ванну горячую воду.
— Вот ты дурак! — повторяла она, сдвигая пену и проверяя чувствительность его пальцев.
— Я знаю, — улыбался он, глядя на неё влюблёнными глазами, пока она опять не открывала кран.
— Здесь тебе не Москва, а минус тридцать. У нас не ходят в осенних ботинках.
Она смущалась под его взглядом, и всё время напоминала себе, что зла на него, принимая суровый вид.
— Я в чём был, в том и полетел, — и он опять улыбался, и не сводил с неё глаз. — Ты позвонила, и я прилетел. Первым же рейсом.
— А если бы не позвонила?
— Не прилетел бы. Я вёл себя как свинья, я думал, ты меня никогда не простишь.
— Я и не простила. А не увидела бы тебя в окно, повторил бы подвиг лётчика Мересьева? Отморозил бы на хрен ноги?
Она наклонилась к его красному уху, легонько коснулась пальцами, потом немилосердно повернув голову, оценила второе ухо.
— Вот уши точно подморозил. Идиот.
— Согласен, — он поймал её руку и прижал к своему лицу. — Господи, как я скучал!
— О, всё ещё хуже. Ты отморозил себе мозг.
Она хотела забрать руку, но он резко потянул её к себе. С громким визгом Данка свалилась в воду, подняв в воздух пузыри пены и выплеснув целое море на пол.
Его руки прижали её к себе, и губы оказались так близко.
— Я идиот, я дурак, я полный кретин, — шептал он ей на ухо. — Я умирал без тебя.
— Ты целовался с какой-то пьяной девицей, — напомнила Данка скорее себе, чем ему.
— Вот именно, что пьяная. Мы встречались с партнёрами. Неформально. Поздравления. Подарки. Я не знаю зачем Костя притащил этих девиц. Они напились и стали ко всем цепляться.
— А Костя у нас кто? — она чувствовала, как его рука скользит по спине под мокрой одеждой. Говорить становилось всё труднее, а думать просто невозможно.
— Мой коммерческий директор.
— Симпатичный? Неженатый?
Он скользнул рукой по её мокрой шее и, обжигая горячим дыханьем, проговорил прямо в губы: — Напрашиваешься?
— Мечтаю отомстить, — она потянулась его якобы поцеловать и укусила за губу.
Не хотела сильно, но обветренная губа треснула, и железный привкус крови оказался во рту.
— Прости, — она невольно отпрянула, разглядывая нанесённое увечье.
— Ни за что.
С этой кровавой губой он смотрелся так мужественно, грубовато, отважно. Данка почувствовала себя вампиршей, так невыносимо потянуло её слизать эту кровь.
В горячей воде со вкусом его крови во рту она пыталась избавиться от прилипшей ткани. Цивилизованным способом. Но температура их стремления друг к другу достигла критической точки.
Он потянулся куда-то над ванной, и от ледяного прикосновения ножниц она вздрогнула и замерла.