Терапия

— Вот именно! Твой брат годами игнорировал проблему, а потом просто… бросил её! В который раз!

Меня снова понесло, не стоило ходить к Астории сегодня. Посещение её могилы делает меня взвинченным. Я едва концентрирую внимание на том, что Джинни Поттер визжит в ответ:

— Это и его касалось! Чёрт, да семьдесят девять процентов пар разводятся после такого. Это нормально, что он устал её тянуть.

— Тихо! — гаркнул Поттер, и я, наконец, очнулся. Какого хрена я здесь устроил? Перед кем? — Мы поняли, Малфой, что ты очень… серьёзно относишься к своей работе. И правда ценим, что ты так сильно хочешь помочь Гермионе. Но и я, и Джинни, и Рон тоже хотим ей помочь. Не нужно обвинять нас. Мы понятия не имели…

— Я и верно несколько вспылил, — беру себя в руки так же быстро, как и потерял контроль. Грёбаные гриффиндорцы всегда умели выводить меня из себя. — Семьдесят девять процентов пар, миссис Поттер, — говорю это абсолютно спокойно, — разводятся в первые два года после случившегося. Не через четыре.

========== часть 10 ==========

Небольшой кирпичный коттедж на маггловской улице. Ржавая музыка ветра у входа. Жёлтые занавески. Ненавижу жёлтый цвет, кстати. Интересно, это её родители выбрали их? Может, они и любовь к сомнительным «рыжикам» ей привили в своё время? Сил переговорить с Уизли я так и не нашёл. Значит, сам справлюсь.

Что ж. Я максимально оттягивал этот момент, но иного выхода нет. Вздохнув напоследок, привычно вхожу в дом Грейнджер.

Обычно у неё потише. Из крохотной кухоньки, которую чета Уизли использовала и как столовую, слышен лязг посуды. Только сейчас обращаю внимание на пряный запах. Пахнет на удивление вкусно. Странно, фрау Мюллер в это время должна уже быть в Мэноре.

— Эй, Грейнджер!

— На кухне! — Мы словно дети, играющие в Марко Поло.

Иду на её голос.

Открывшаяся картина не может не вызывать улыбки. Тяжёлые кудри Грейнджер свернуты в объёмный пучок на затылке, а поверх пижамной сорочки надет фартук.

— Ты сегодня поздно.

— Тяжёлый день на работе.

— Я готовлю карри, подожди минут десять. Мой руки и садись за стол.

Удивлённо вскидываю бровь, но всё же бормочу очищающее заклинание. Этот фарс отдалённо напоминает сцену из тех маггловских фильмов, которые в университете так любили мои сокурсницы. Когда муж приходит домой с работы, а жена кормит его ужином.

— Не уверен, что тебе уже можно столь острое…

— Я не буду есть. Это для тебя.

— Ты приготовила для меня карри?

— Ну, это единственное нормальное блюдо, которое я сносно готовлю.

— Ты просидела в декрете десять лет и умеешь готовить всего одно блюдо?

— О, в вопросах детского или спортивного питания я дам фору любому тренеру-диетологу. Но что касается привычной готовки — мне это было без надобности. Рон вечно сетовал, что я неумёха, потому что я не баловала их с Рози жирным и жареным. В итоге он смирился и даже сам научился печь пирог с почками по рецепту Молли.

— Звучит отвратительно.

— А ещё это вредно, учитывая его профессию, — Грейнджер беззаботно пожимает плечами. — Не думай, что я тиран. Дважды в месяц он устраивал себе так называемый «читмил» и мы ходили в ресторан, чтобы «вспомнить вкус нормальной еды». Но никогда в тайский, а так как я люблю эту кухню, то пришлось научиться готовить сносный карри. Себе.

— Ты рациональна и прагматична до зубного скрежета, — замечаю с улыбкой.

— Мне говорили, — улыбается в ответ.

Чтобы занять себя и стереть идиотскую улыбку с лица, пробую её стряпню. Недурно.

— Мне неловко, что я один ем.

— Я не стала бы травить тебя в собственном доме, — она снимает фартук и садится напротив.

— Я не это имел в виду, — пытаюсь внести ясность, но Грейнджер, закатив глаза, невербально призывает яблоко и демонстративно откусывает.

— Если тебе так будет проще. Мне нравится смотреть, как кто-то ест на моей кухне. Я могла по полчаса наблюдать, как… — она осекается, но затем продолжает: — Живоглот ест свой корм.

Вот оно. Момент настал. К чёрту возмущения о том, что она сравнила меня с шерстяным питомцем. Нужно просто спросить, где её кот.

Спросить и испортить все её попытки с этим импровизированным ужином. Сломать этот неловкий, неправильный момент псевдоуюта, который в последний раз испытывал, когда приносил жене кофе в постель. Чёрт, я реально сейчас сравнил?..

— Ты что-то говорил про тяжёлый день? Расскажешь?

Её слова избавляют от продолжения мысленного спора. Момент упущен. Если точнее, то он попросту проебан.

— Есть один непростой пациент, который норовит причинить вред самому себе. Я положил его в Мунго под личную ответственность, поэтому должен был убедиться, что его состояние относительно стабильно.

— Ты говоришь о своём домовике? — Увидев изумление на моём обычно непроницаемом лице, Грейнджер смущённо добавляет: — Фрау Мюллер мне сказала, извини.

— Да нет, всё нормально. Просто не ожидал, что ты в курсе… — Тяжело вздыхаю, осознав, что тянуть некуда. — Тебе не откупиться едой от разговора, Грейнджер. Расскажи мне о своей дочери.

— Не думай меня одурачить. Это тебе не отвертеться от рассказа о своём сыне, Драко Малфой, — теперь она тянет время вместо меня, и я даже немного благодарен.

— Что ты хочешь знать?

Грейнджер пожимает плечами:

— То же, что ты хотел бы услышать от меня.

— На самом деле я практически не знаю Скорпиуса, так что это задача не из лёгких.

— Как можно не знать своего ребёнка?

— Видишь ли… Скорпиус родился пятого июня, и в этот же день умерла его мать.

— Но твой день рождения разве не… — Она и об этом знает?

— Именно. Я всё ещё учился, когда умерла жена, и без зазрений совести оставил малыша на эльфов под руководством Нарциссы. Я практически не виделся с сыном, пока отец не…

— Понятно. Почему ты так с ним поступал?

— С кем?

— Со Скорпиусом, за что ты его наказывал?

Что она несёт? Наказывали только меня.

— При чём здесь это, Гермиона? Я просто… — Глубокий вздох, я смогу: — Я просто не мог его видеть. Вспоминать поступок его матери, понимаешь? Его глаза…

— Драко, я ни разу не специалист, но тебе не кажется, что нынешнее поведение твоего сына, ваши с ним отношения — результат твоего поведения?

— Прошлого не воротишь, Грейнджер, — я говорю это с грустной улыбкой, но искренне рад, что мы подняли эту тему. Пусть услышит меня: — Люди умирают. Это больно, это тяжело, это сбивает с ног, и кажется, что ты уже не в силах подняться. Но мы бессильны что-либо изменить, что-либо сделать с этим. Мы можем только жить дальше, понимаешь. Не сразу, но со временем. Мы должны. С тех пор, как Скорпиусу исполнилось пять, я больше не мог оставлять его на бабушку и эльфов. Нам пришлось взаимодействовать, и мы делали это.

— Мне не нравится слово «взаимодействовать».

— Но это именно то слово. Мне пришлось научиться смотреть ему в глаза, говорить с ним. Воспитывать. Не уверен, что в последнем преуспел. Но не всем суждено стать хорошими отцами. Мой отец так и не стал.

— Я плохо себя чувствую. — Напряжённо всматриваюсь в её лицо. — Мне грустно от того, что ты говоришь, но я не чувствую…

— Это остатки зелья в твоём организме. Ты не способна расстроиться, хотя понимаешь, что должна. Это нормально. — Отставляю тарелку, выходя из-за стола. — Пойдём в спальню, спасибо за ужин.

— Пожалуйста. Мне и правда лучше прилечь.

— Тебе снятся сны? Что-то беспокоит?

— Часто один и тот же непонятный сон. Я словно глубоко под водой, но стою не на дне, а на простом асфальте. И вокруг меня вишнёвый сироп. Звучит бредово, верно?

В её спальне я извлекаю из кармана мантии уменьшенный Омут Памяти. Ставя его на прикроватную тумбочку, возвращаю предмету прежние размеры.

— У тебя есть воспоминания, которые ты не хранишь здесь? — указательным пальцем легонько касаюсь её виска.

— А у тебя?

— Многое об Астории. Я спятил бы, если б день её смерти всё ещё оставался ярким в моей голове.