Страница 14 из 25
Следующий спорный вопрос, поднятый «Синопсисом», касается достоинства летописного Гостомысла. «Инии же Россы страною, естеством же едини, в полунощных странах над езером Илменем широко населишася, а прочий над Волховом рекою идеже создаша Новград великий, и Гостомысла некоего мужа нарочита от самих себе в Князя избраша», – сообщает Гизель[168]. Спорен вопрос потому, что в ранних дошедших до нас списках летописей Гостомысл назван старейшиной: «и посадиша старейшину Гостомысла», – говорится в Софийской первой летописи[169]. В Хронографе третьей редакции, составленном в XVII в., роль Гостомысла показана уже иной, точнее сказать не вполне определенной: он и старейшина, он и князь. Там читаем: «поставиша старейшину князя отродуже своего именимъ Гостомысла»[170].
Путаницу можно обнаружить и в других поздних московских произведениях. Как заметил И.Я. Фроянов: «В преданиях, сочиненных большею частью в XVII в., произошло совмещение ролей Гостомысла, а проще сказать – возникла путаница, обычная для поздних произведений, удаленных от описываемых событий на многие сотни лет». Кроме старейшины и старейшины князя, некоторые источники называли Гостомысла посадником и воеводой[171]. Как и в «Синопсисе», роль князя Гостомысл выполняет в Иоакимовской летописи В.Н. Татищева, но в последнем случае его не выбирали, «он по отце наследовал»[172]. Разница существенная, но, как мы сейчас увидим, идея у украинского и московского книжников была одна. Ссылаясь на Стрыйковского, Гизель дает понять, что выборная система ведет к «нестроению» в земле, в которой она практикуется. Вот как он указал на причину приглашения Рюрика с братьями: «Егда же в великом междоусобии и многом нестроении Российстии народи быша не согласующеся во избрании от самих себе властелина, советоваше он же нарочит и разумен муж, в великом Новеграде живущ Гостомысл, да пошлют к Варягом, и триех братий, иже бяху Князи изящнейший, и в храбрости воинской изряднии, на княжение Росское умолять»[173].
В словах Гизеля важен не риторический слог с применением оценочных тропов по отношению к братьям-варягам, а его мысль о том, какие последствия следуют по «избрании по самих себе властелина». Вот эта идея и объединяет авторов Иоакимовской летописи и «Синопсиса». Отечественным историописателям XVIII в. сочинение Татищева (с его Иоакимовской летописью) и «Синопсис» дали возможность строить гипотезу об исконности княжеского достоинства у восточных славян. Такие источники сослужили службу для построения своей концепции истории Древней Руси Екатерине II, И.П. Елагину, Т. Мальгину, Ф.И. Янковичу де Мириево и др.[174] Споры о ролях Гостомысла продолжаются в науке и в последнее время[175].
Вызвало длительную дискуссию еще одно место из сюжета «Синопсиса», на этот раз уже связанного с призванными братьями-варягами, и разделу между ними земли. Прежде всего, Гизель заложил сомнения в головы русских историописателей насчет истинности московской «сказки» о родстве Рюрика и императора Августа, ничего не сказав на этот счет. Кроме того, следующее сообщение автора «Синопсиса» также противоречило утвердившейся среди московских книжников традиции. Дело в том, что, рассказывая, как Рюрик «столицу свою на острове езера Ладоги заложи», а Синеус «над Белым езером… град и столицу созда», Гизель закончил сюжет такими словами: «А Трувор восприял княжение Псковское, столицу же свою заложи в Сворцах или во Изборску»[176].
Замешательство в кругу русских историков было вызвано привязкой младшего брата-варяга к Псковскому княжению. Это не являлось оговоркой Гизеля: буквально через несколько страниц, сказав о смерти князя Олега, он еще раз настойчиво указал на Псков, теперь уже отдельно от Изборска. Умер Олег, «совершив лет 38 на государстве Киевском, Новгородском, Псковском, Изборском, Белозерском и всея России», написал он[177]. Его основной источник – «Хроника» Стрыйковского – также называет Псков, в связи с призванием варягов замечая, что «Трувор взял княжество плисковское албо псковское»[178]. Польские историки, вероятно не случайно, указывали на Псков, так как Изборск, куда по сообщению летописей прибыл Трувор, в последующем находился в области Пскова, прекрасно известного в Речи Посполитой. Полякам не хотелось вносить путаницу, имевшую бы место в результате уточнений.
Воспринятая Гизелем польская корректировка не являлась большой ошибкой, хотя это был отход от рассказа летописей. В них первое упоминание о Пскове находится под 903 г. Молодому Игорю Олег «приведоша… жену отъ Плескова, именем Ольгу», говорится в Лаврентьевской летописи[179]. То есть древнерусский летописец указал только на место, откуда была родом в будущем знаменитая княгиня, но не сказал, когда оно (город Псков) появилось. Московские писатели сочинили целую легенду о пророчестве блаженной Ольги (после ее крещения в Константинополе), о городе и скорой его закладке. Эту же легенду рассказывает Иоакимовская летопись. Привел ее на рубеже XVII–XVIII вв. Дмитрий Ростовский, и она была принята даже некоторыми украинскими книжниками. Большинство русских исследователей первое время с большим доверием относились именно к московской легенде. Но в этом случае историкам приходилось критиковать «Синопсис» и его источниковую базу, как это, например, сделал И.Н. Болтин[180]. Достоверность сообщений о существовании Пскова до крещения княгини Ольги (как указывал «Синопсис») отстаивали М.В. Ломоносов, князь М.М. Щербатов, А.Л. Шлецер, И. Иваницкий и др.[181]
Иначе, чем московские книжники, подал автор «Синопсиса» сюжет об убийстве древлянами князя Игоря. Гизель писал: «И наложи Игорь дань на Древлян тяжчайшу Олеговы, еюже отягчи, и опечали их зело. Сего ради убита его Древляне»[182]. То есть князь был убит из-за того, что захотел взять дань еще более тяжелую, чем установленная прежде князем Олегом, а затем и им самим. Приведенные слова по смыслу не противоречат более пространному изложению данного сюжета древнерусским летописцем. Однако в летописном тексте вина за случившееся в большей степени возложена на жадность Игоря. Лаврентьевская летопись сообщает, что после выдачи Игорю дани он под давлением дружины решил вернуться и взять еще больше. «Слышавше же Древляне, яко опять идетъ, сдумавше со княземъ свомимъ Маломъ: “аще ся въвадить волкъ въ овце, то выноситъ все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьемъ его, то вся ны погубить”, послаша къ нему гляголяще: “почто идеши опять? поималъ еси всю дань”. И не послуша ихъ Игорь, и вышедше изъ града Изъкорестеня Деревляне, убиша Игоря и дружину его»[183].
Московские книжники, не без влияния Степенной книги, убийство Игоря древлянами начали подавать не иначе как сущее злодейство, учиненное по отношению к князю. «Древляне же со княземъ своимъ ему же имя Малъ, злое умысливше глаголяху къ себе: сей есть наследникъ, приидете убиемъ его и супружницу его Ольгу премудрую возьмемъ за нашего князя и сыну его (Святославу. – С.М.) сотворимъ, яко же хощем»[184]. Идеология московской книжности уже не могла себе представить, что виновным по отношению к народу может быть князь, каковым бы он ни являлся. Таким образом, «Синопсис» передал русской историографии сюжет об Игоревой дани более приближенный к летописному, нежели пронизанный идеей непогрешимости власти этот же сюжет в московской редакции.
168
Хронограф третьей редакции. Л. 26 об.
169
См.: Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. С. 64.
170
Татищев В.Н. История Российская. Ч. 2. М., 1995. С. 32, 203.
171
Синопсис. С. 25.
172
См.: Записки касательно российской истории. Ч. 1. С. 9; Елагин И.П. Опыт повествования о России. Кн. 1. М., 1803. С. 143; Мальгин Т. Зерцало, Российских государей изображающее. СПб., 1794. С. 7.
173
См.: Фроянов И.Я. Указ. соч. С. 62–67.
174
Синопсис. С. 26.
175
Там же. С. 30.
176
Хроника Матвея Стрийковского. Л. 104 об.-105.
177
ПСРЛ. Т. 1.С. 12.
178
См.: Болтин И. Критические примечания генерал-майора Болтина на первый том Истории князя Щербатова. Т. 1. СПб., 1793. С. 179.
179
См /.Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию Г.-Ф. Миллера «Происхождение имени и народа Российского». С. 178; Щербатов М. История Российская от древнейших времен. Т. 1. СПб., 1770. С. 192; Шлецер АЛ. Нестор. Т. 2. С. 593; Иваницкий И. Изследование о времени основания г. Пскова. Псков, 1856.
180
Синопсис. С. 31.
181
ПСРЛ.Т. 1.С. 23.
182
ПСРЛ.Т. 21. Ч. 1.С. 8.
183
Синопсис. С. 41.
184
Там же. С. 47.