Страница 12 из 25
Следующий рассказ «Синопсиса» оставил наиболее глубокий след в отечественной историографии. Автор разделил его на две связанных друг с другом статьи, которые он назвал: «О преславном, верховном и всего народа Российскаго главном граде Киеве и о начале его» и «О первоначальных Князех Киевских и о создании града Киева и о имени его». Гизель начал рассказ с указания на отсутствие древнерусских источников по вопросу о времени основания Киева, «в кое лето исперва основался, во многих летописцах руских несть известия»[135]. Поэтому историк изложил летописную легенду о путешествии апостола Андрея и его пророчестве о будущем городе на киевских горах. Уже подача этого материала свидетельствует, что в нем нет той небольшой доли прагматизма, с которой излагал его древнерусский летописец. Гизель рассказал о пророчестве Андрея как о вполне достоверном событии, и поэтому, переходя к сюжету о строительстве Киева, заметил: «По благословлению и пророчеству изрядного заступника Российскаго, святаго Апостола Андрея Первозваннаго…» и т. д.[136] Киевский ученый не последовал за древнерусским летописцем, который не вполне доверял описываемому событию, воспринимал его именно как легенду. В начале своего рассказа древнерусский книжник вписал фразу «якоже реша» – как говорят[137].
Рассказ о построении самого города представлял из себя новую, по отношению к летописной, конструкцию прошлого. Автор «Синопсиса» написал, что по «благословлению» Андрея «на горы Киевския, не малу времени прешедшу, приидоша от диких поль с Славяны великими и зело храбрыми народы, трие братия роднии Князие Российстии, перьвому имя Кий, второму Щек, третьему Корев или Хорев, и сестра их с ними прииде Либедь к брегом Днепровым, рода вси Афетова и племени Мосохова…» и «начаша грады» ставить[138]. Нужно обратить внимание: историописатель сказал не «град» а «грады». Почему – мы сейчас увидим. Гизель продолжает: «Первее убо старейший брат Кий основа и согради град на горе над рекою Днепром, нарек его от своего имени Киев, коегоже лета, летописцы Российстии не пишут..»[139]. Гизель прав: в древнерусских летописях нет указания на время построения города. Сюжет об основании Киева не относится к хронологическим записям летописей, это самостоятельное литературное произведение, не привязанное к какому-либо времени. «Быша 3 братья, единому имя Кий, а другому Щекъ, а третьему Хоривъ, сестра ихъ Лыбедь. Седяще Кий на горе, где же ныне увозъ Боричевъ, а Щекъ седяше на горе, где ныне зовется Щековица, а Хоревъ на третьей горе, отъ него прозвася Хоревица; и створиша градъ, во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киевъ», – говорится в Лаврентьевской летописи[140].
Конечно, время основания города знать хотелось всем, в том числе и самому летописцу, но, не имея ни каких сведений, он его назвать не мог. За него это сделал польский историописатель М. Стрыйковский, который указал, что Киев основан в 430 г. Названная дата хотя и являлась гипотетической, но не была такой уж случайной, как это показалось последующим исследователям, в том числе А.Л. Шлёцеру[141]. Разгадка заключается в том, что, по мнению чешских и польских книжников, славяне начали свое расселение из «Сарматии» в V в. н. э. Значит случайность заключалась только в указании на 30-й год, но не на само пятое столетие[142].
Таким образом, произошло второе рождение древнерусской легенды о строительстве Киева. В новой конструкции прошлого семейство полян-градостроителей стало выглядеть еще блистательней. Кроме того, что Стрыйковский указал «точную» дату основания города, он еще вслед за Длугошем заставил Кия с братьями и сестрой строить не один город, а всем по одному замку. После Киева были построены замки в честь Щека, Хорева и сестры Лыбеди. Градостроительная деятельность, вероятно, передалась по наследству, ибо, как сообщает Стрыйковский, их потомки, уйдя на север, «создали Нов град великий»[143].
Не найдя в древнерусских источниках времени основания города Киева, Гизель, конечно, воспользовался сообщением польского хрониста. На него он и сослался, заметив: «Един точию летописец описа основание града Киева, лета от Рождества Христова четыреста тридесятаго». Далее он уже добросовестно повторил его «сказку» о строительстве и других городов для Щека, Хорева и Лыбеди[144]. Редакторы поздних изданий «Синопсиса» изъяли из авторского текста сообщение о строительстве потомками братьев Новгорода, так как это совсем уже противоречило московским сообщениям о Славене и Славенске, но в издании 1762 г. гизелевская версия оставалась еще не измененной[145].
Таким образом, легенда древнерусского летописца в переложении польско-украинской историографией приобрела совершенно новое звучание. Этот пример как нельзя лучше иллюстрирует справедливые слова П.Н. Милюкова, заметившего: «Процесс этого искажения начался с тех пор, как польские хронисты стали употреблять в дело показания русских летописей, продолжался уже систематически, как следствие, средневековых ученых приемов, употреблявшихся польскими компиляторами XV и XVI веков, и закончился перенесением результатов этой порчи в XVI и XVII опять назад на Русь, и принимались они охотно»[146]. Необходимо поправить последнюю фразу замечания известного историка: принимались, но не все и не всегда.
С датой основания Киева, приведенной Стрыйковским, украинские ученые были знакомы задолго до Сафоновича и Гизеля. Нами был замечен такой факт. В Хронографе западнорусском, написанном в кругах Петра Могилы, указан иной год основания города. Там говорится, что Киев был заложен «по Христе лет семсот девятдесят шестаго»[147]. Этот интересный факт требует дополнительного исследования, пока же мы можем сказать, что он свидетельствует о первоначальном неприятии украинскими писателями даты, названной польским историком.
Выводы Рыбакова были подхвачены рядом ученых, и на них до сих пор строятся некоторые учебники[148], хотя прямые археологические факты говорят против них. Если уже в XVIII в. некоторые отечественные историки говорили, что сочинения польских хронистов и Гизеля не являются историческими источниками, а в XIX в. на них уже вовсе перестают ссылаться, то в последней четверти XX столетия мы наблюдаем иное. Ряд ученых, не найдя иной поддержки в письменных и археологических источниках, стали опираться на сомнительные сообщения о Кие и его родне в польско-украинской историографии XV–XVII вв.[149]
Следующая историческая конструкция «Синопсиса» тесно связана с предыдущим, так как рисует альтернативу «наследия» легендарного Кия. Именно альтернативу, потому что древнерусские летописи ничего не говорят о наследниках братьев и сестры. Но идея генетически связать их с другими известными летописи героями, чьи имена связаны с Киевом, витала в головах как позднесредневековых польских и украинских книжников, так и у некоторых представителей отечественной историографии нового и новейшего времен. Автор «Синопсиса» назвал наследниками Кия киевских князей Аскольда и Дира, убитых Олегом. Гизель заимствовал эту историю у Стрыйковского, на которого он и ссылается[150]. Впервые же о родственных связях Аскольда и Дира с легендарным Кием упомянул Ян Длугош.
135
См.: Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. СПб., 1846.
136
Синопсис. С. 21.
137
Там же. С. 21–22.
138
ПСРЛ.Т. 1.С.4.
139
См.: Шлецер АЛ. Нестор. Ч. 2. СПб., 1816. С. 258.
140
См.: Маловичко С.И. Отечественная историческая мысль XVIII в. о возникновении и социально-политической жизни древнерусского города (от киевского «Синопсиса» до «Нестора» А.Л. Шлёцера). Ставрополь, 2001. С. 38.
141
Хроника Матвея Стрыйковского // НБУ I. Р. Ф. VIII. № 106 / Лаз. 48. Л. 103–103 об.
142
См.: Синопсис. С. 22.
143
См.: Там же. (5-е изд.). СПб., 1762. С. 22.
144
Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. С. 8–9.
145
См.: Хронограф западнорусский // Библиотека Российской Академии наук (БАН). Отдел рукописей. 4.7.25. Л. 381.
146
Манкиев А.И. Ядро российской истории / А.И. Манкиев. М., 1799. С. 22–23.
147
См.: БАН. Отдел рукописей. Родословие от Адама. 1725 г. 33.12.10. Л. 24 об; Родословие от Адама. 1745 г. 32.15.22. Л. 28 об.
148
Синопсис. С. 23, 27.
149
Там же. С.23.
150
См.: Грушевський М.С. Iсторiя Украiни-Руси. Т. 1. Киев, 1991. С. 405–409.