Gundabad

Но что толку спорить с тенью?

- Сын, - снова попыталась мать, подходя и кладя руку ему на плечо. – Я знаю, что… - она осеклась и помолчала. – Я знаю, как ты относишься к принцу и как относился к его сестре, но теперь, когда Эрейнион Гил-Галад и Каранриэль из Химринга мертвы, мы не можем просто взять и отмахнуться от последнего принца нолдор.

Мертвы. Нет, эта нолдорская ведьма была далеко не так мертва, как ему хотелось. Еще одна рождающаяся в ночи тень с раскосыми глазами, лишь с той разницей, что у нее они были не синими, а светло-зелеными, отливающими синдарским серебром.

Ты помнишь мои слова, сын Орофера? – шипела ему на ухо прекрасная медноволосая женщина, впиваясь в плечо длинными ногтями. – Помнишь, что предрекал твой отец? Мою мать погубит любовь, так он говорил? Смерть ей принесет то, что будет предназначено моему отцу, так он говорил? Знал бы ты, как я проклинала его, когда его слова оказались правдой. А помнишь ли ты, что я ответила ему? Я ведь тоже не солгала. Я ведь предупреждала его: не берись вести в бой, если сам не способен подчиниться врагу. Потеряешь корону. Я предупреждала его, что тот, кто поднимет ее после него, будет ненавидеть свою власть. Помнишь эти слова? Помнишь, что придет день, когда ты проклянешь свою корону, сын Орофера?

Ее проклятие сбылось, когда о нем давно уже позабыли. Сумей отец подчиниться приказам ее мужа, и не погиб бы понапрасну у Черных Врат Мордора. Но Эрейнион Гил-Галад был королем нолдор, и одно это уже заставляло синдар видеть в нем врага. А его королева сеяла раздор в войсках одним цветом своих медно-рыжих волос. Она будто насмехалась над ними, предпочитая сражаться не прямым нолдорским мечом, а изогнутым синдарским клинком. Трандуил предпочитал не встречаться с ней лишний раз. И все же стал невольным свидетелем ее конца. Когда среди сотен криков раздался еще один, полный отчаяния и леденящего ужаса, лишь на мгновение опередивший тяжелый удар булавы, разбившей сверкающий панцирь.

- Эрейнион!

Каранриэль опоздала. Кровь хлынула на покрытый пеплом склон Роковой Горы, и последний король нолдор пал и был сброшен к подножию Ородруина. Его королева уже не кричала, когда бросилась к нему, не видя ничего от застилающих глаза слез. Знала, что слишком поздно. И нанесла удар врагу в последний раз, когда ей, упавшей на колени перед погибшим мужем, вонзили в спину ятаган. Королева обернулась, и изо рта у нее хлынула кровь, а светло-зеленые глаза сверкнули безумной яростью. Вся ее сила, вся магия и вся любовь, пылавшая в мятежной душе долгие тысячелетия ее жизни, вырвались огнем и светом, сметя сотни окружавших ее врагов и не тронув ни одного из союзников. Воздух наполнился визгом опаленных ее яростью орков, слепо пытавшихся защититься от безжалостно, с новой силой обрушившихся на них клинков. А королева замерла на покрытой пеплом земле, уронив голову на окровавленный панцирь короля и устремив взгляд в пустоту.

Вернувшийся с победой новый король Эрин Галена и не вспомнил о том, что она предсказала не только смерть его отца. А даже если бы и вспомнил, то только посмеялся бы.

Придет день, когда ты проклянешь свою корону, сын Орофера.

Нет. Невозможно. Проходили дни, месяцы, годы, и мир поднимался из руин Войны Последнего Союза, Эрин Гален процветал, а его королева шла рука об руку с королем и подарила ему сына. С чего бы ему было проклинать так внезапно обрушившуюся на него власть? И только глядя на жемчужно-белый могильный камень, Трандуил понял, о чем его предупреждала последняя королева нолдор. После падения Нуменора из западных земель не было возврата. И не будь он королем, он взошел бы на первый идущий в Валинор корабль, зная, что Эльмирэ ждет его на том берегу. На берегу, которого ему не суждено достигнуть дорогами живых. Король Эрин Галена не имеет права оставить свой народ. Только если удар чужого клинка не оборвет его жизнь. Иных путей в земли Валар для него нет. Рыжая нолдорская ведьма предсказала ему годы, столетия, а может, и тысячелетия одиночества, которых сама сумела избежать. Пусть и ценой собственной жизни. Разве это справедливо?

Ты сам в этом виноват, сын Орофера. Ты не уберег свою королеву.

- Ты не слушаешь меня, - не выдержала Лимнэн.

- Не слушаю, - согласился Трандуил, и ему показалось, что мать сейчас не выдержит и ударит. Нрав у нее всегда был тяжелый, куда тяжелее, чем у отца. Но вместо этого она устало вздохнула.

- Я никогда не умела красиво говорить. Не как твой отец. Вот у него был такой талант. Да ты и сам это знаешь, это ведь его речи привели нас в Эрин Гален.

- К чему ты клонишь? – спросил король. С него достаточно было смерти жены, не стоит бередить еще и эту рану. Мать молчала почти минуту, по-прежнему сжимая его плечо, а потом призналась.

- Когда он погиб, я молила Илуватара лишь об одном. О смерти. Не смотри на меня так, сын, я любила его, сколько себя помнила, - королева на мгновение опустила ресницы, с улыбкой вспомнив наивные грезы маленькой девочки, увидевшей однажды статного темноволосого мужчину и твердо решившей, что когда она вырастет, то он станет ее мужем. Судьба оказалась благосклонна к ней. До поры, до времени. – Я любила его гораздо дольше, чем ты любил Эльмирэ. И когда мой король покинул меня, я не представляла, ради чего мне теперь жить. Кто мог нуждаться во мне сильнее, чем он? Тогда мне казалось, что никто. Что никто, кроме него, давно уже не нуждался во мне, а значит и жить мне было не за чем. Нет, не кори себя, что не заметил этого, я знаю, что в первые месяцы ты не находил времени даже для любимой жены. А я могла часами не вставать с постели, призывая к себе смерть. Но вместо нее пришла твоя жена, - Лимнэн снова помолчала. Признание собственной слабости всегда давалось ей тяжело. – Она всегда знала, как исцелить. Рану ли от клинка или разбитое сердце, значения не имело. Жаль, я так не умею. Поэтому я скажу тебе вот что. Подумай о сыне. Он уже потерял мать, не отбирай у него еще и отца.

Лицо короля исказилось от боли.

- Сегодня за завтраком Леголас спросил меня, почему ты больше не приходишь посмотреть на его тренировки, - продолжала Лимнэн, словно не замечая, что причиняет своими словами страдания. Или напротив, замечала. Безжалостно бить в самое сердце она умела всегда, неважно, клинком или словом. – Он боится, что ты тоже его оставишь. А он ведь ни в чем перед тобой не виноват. Ты и сам знаешь, сын, наш народ любит лишь однажды, и оттого столь сильной бывает наша любовь. И столь разрушительной. Если ты не справишься со своим горем, оно убьет тебя. Как чуть не убило меня мое. И что тогда будет с твоим сыном?

- Оставь меня, - не выдержал Трандуил.

- Неужели ты совсем его не любишь?

- Я сказал, уходи!

- Принц Маэдион ждет тебя, - невозмутимости Лимнэн позавидовали бы даже Валар. Тем более, что своего она добилась. – Ты примешь его?

- Не сегодня, - хрипло ответил король. – Пусть ждет, если так хочет поговорить.

А ночью в его сон впервые пришла жена.

***

Стрела вонзилась в мишень совсем близко к центру, всего лишь в полудюйме. Но всё же не в центре.

- Позор, Ваше Высочество, - вынес вердикт учитель Этельхим, покачав головой, отчего по стянутым в высокий хвост черным волосам побежали блики. Утро выдалось солнечное. – Позор.

Но серые глаза его смеялись.

- Попробуйте еще раз.

Принц, которому едва исполнилось десять лет, послушно натянул длинный, ненамного уступавший ему по размерам лук еще раз. С тем же успехом.

- Что-то Вы сегодня не в форме, - покачал головой наставник. И добавил, резко повернув голову на одним им услышанный звук шагов. – Ох ты! Это что за назгул к нам пожаловал?

- Этельхим, - ответил осунувшийся и как-то даже не по-королевски выглядевший – с заплетенными в косу волосами и в непривычно простой, неброской одежде – король. – Ты бы хоть изредка думал, что и кому ты говоришь.

- Ты сначала в зеркало посмотрись, а потом уже оскорбляйся, - ничуть не смутился наставник. И добавил напрочь лишенным почтения тоном. – Твое Величество.